- Жениться пришел.
- На ком? - спросил Сомов.
- На Мамонтовой.
Сомов даже с шага сбился от неожиданности.
- Да, Катя очень красивая...
- Ты-то как, всерьез или просто? - спросил его Савва.
Сомов понял, что тот все знает.
- Вообще... Я не знаю, - сказал он честно. - А что же ты раньше думал?
- А я не думал. Сегодня Епифанов рассказал, вот я и надумал. Завтра предложение сделаю. Нет - нет! Да - да! Надо в село переезжать.
- Устал один?
- Устал. Без людей нельзя. Пойду в колхоз.
- А кто же егерем?
- Найдут. Мне в колхоз надо. Я ведь человек земляной, а вот взял и отошел. Стыдно. Как будто спрятался от земли.
Эти слова потрясли Сомова своей правдой. Было видно, Глухов выстрадал все, что сказал...
В доме их уже ждали. Самовар клокотал, на столе - миски с медом, моченой брусникой, топленым маслом, еще потрескивавшим от жара. Тут же стопка блинов.
- Саввушка, упарился, поди? - встретила их Марья Касьяновна.
Он легко поднял ее и поцеловал в щеку.
- Здорово, Марья Касьяновна. А кто же блины пек?
- Я, - сказала Надя.
Она сидела у края стола. Сомов увидел, что она переоделась в белую кофточку, которая так ей шла.
- А у тебя нос красный, Егор! - вдруг засмеялась Надя.
От чая разомлели. Полотенца, висевшие на шее у мужчин, стали мокрыми, а пить все равно хотелось. Савва рассказывал о медведице. Надя, сидевшая с краю, наблюдала то за Глуховым, то за Егором. Она отметила, что оба, при всей непохожести характеров, обладают двумя общими качествами - умом и волей.
Сомов же, глядя на Савву, думал, что его голова напоминает классическую голову древнеримского воина или императора.
Глухов рассказывал случай на железной дороге. Медвежонок пристрастился бегать на железнодорожное полотно и подбирать на нем остатки пищи, которые выбрасывали проезжающие. А иногда просто чтобы поглядеть на блестящие рельсы. Однажды из-за поворота выскочил состав, и машинист, увидев медвежонка, дал сигнал. Тот бросился бежать по шпалам. Поезд настиг его и смял. Все это видела медведица.
- И вот чего удумала наша девушка, - рассказывал Савва. - Легла, стала ждать поезда. Через какое-то время следующий состав появился из-за поворота. А она встала на задние лапы и пошла на железяку. Говорили, что ее далеко отшвырнуло в сторону. Я после того случая ушел в егеря.
- Ты думаешь, что сейчас можно уже и не охранять тайгу? - спросил Сомов.
- Охранять надо. Не все могут, и не все хотят. Я договорился. Меня хороший парень меняет. В нашем деле главное - не продаться. А мне к земле надо. Я ведь агроном.
- Как агроном?! - удивилась Надя.
- В Иркутске учился.
- А сколько прожил в тайге? - спросил Сомов.
- Двадцать лет. Мне сейчас сорок три.
Старухи, узнав, что Савва собирается переезжать в село, стали обсуждать, где лучше дом поставить, куда пойти на работу, а Сомов словно увидел, как до света будет вставать Савва Игнатьевич Глухов и уезжать в поля, как будет радоваться его душа полному урожаю и запаху земли. И только при мысли о Кате черный комочек прокатывался по жилам и чиркал острой стороной по сердцу.
* * *
Ночевать Савва не остался.
- Нет, Лукерья Лазаревна, зачем? Я привык к воле! Пойду на паром. Яшка мне чего-нибудь сбрешет.
Так и ушел. Перед тем как уйти, подошел к Наде, взял ее, как девочку, на руки.
- Я тебе гостинца привез. Дома увидишь.
- Савва Игнатьевич, хорошо, что вы остаетесь! Я так рада!
- И я рад, Надюшенька, - ответил Глухов.
Когда тетка легла, Сомов, стараясь не скрипнуть половицей, подошел к окну и выскочил в огород. Нестерпимо тянуло к Катерине. Прошел он к ней за селом и свернул прямо к ее дому. В дверь не постучал, а поскреб. Она распахнулась.
- Заходи! - шепотом сказала Катя.
Сомов прошел. В комнате он разглядел, что Катя в ночной сорочке.
- Пришли...
- Пришел!
В кухне на столе горела керосиновая лампа. Сомов спросил:
- Для чего это?
- Боюсь я в грозу электричества. Как гроза - я керосинку.
Волосы у Кати были распущены и густой волной падали на плечи. Освещение было теплым, живым. Только сейчас Сомов увидел, что глаза у нее вовсе не черные, как он думал, а серые, с большими расширенными зрачками.
- У тебя Глухов был?