Себастьян сидел на диване, честно скрестив ноги и сложив руки на коленях. Он смотрел на меня как ястреб, пока я нервно ерзала на месте.
— Ты понимаешь, что будет с тобой, если мы пойдем этим путем? — наконец спросил он.
Я расслабилась. Пока он молчал, я чувствовала, что нахожусь в какой-то помеси Кафки(Прим. Немецкоязычный богемский писатель, широко признаваемый как одна из ключевых фигур литературы XX века.) и 90210(Прим. Сериал об американской молодёжи девяностых.), отчитываясь перед директором средней школы-геем, который по какой-то неизвестной причине меня недолюбливал.
— Да, — сказала я. — понимаю.
— Нет, не думаю, что понимаешь…
— Коннор произнес целую речь перед твоим приездом. Мои родители увидят фотографии, они будут повсюду, навечно останутся в Интернете. Даже моим детям кто-то ткнет ими в лицо на детской площадке, это будет написано в моем некрологе… Так что да, я поняла.
Он слегка нахмурился.
— И ты все еще хочешь пройти через это?
Я сглотнула.
— …Да.
Он молча рассматривал меня несколько секунд, а затем сказал:
— Ты делаешь это, чтобы привязать к себе Коннора?
— …что ты имеешь в виду? — нервно спросила я, хотя прекрасно понимала, что он имел в виду.
— Ты делаешь это, чтобы он полюбил тебя. Чтобы он остался с тобой.
Одна из моих любимых цитат — я не знаю, кто ее сказал — звучит примерно так: «Самое главное — не лгать самому себе. Но это также и самое сложное, потому что себе легче всего солгать».
— …может быть. Отчасти. Конечно, я хочу остаться с ним… но нет, я соглашаюсь не поэтому.
— Надеюсь, что это так, потому что никаких гарантий нет.
Я нахмурилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что нет никаких гарантий, что Коннор останется с тобой, если ты это сделаешь. Он очень сложный человек. — Себастьян закатил глаза. — Почему бы мне просто не сказать это? Я люблю его до смерти, но с женщинами он может быть гребаным идиотом.
Я нахмурилась сильнее.
— Что… каким именно образом?
— Экспонат А: Миранда. Я с самого начала сказал ему, что она любящая манипулировать, одержимая властью сука, что она не принесет ему ничего, кроме горя, но он отказался в это верить.
— Ты же говорил ему с самого начала, что он должен бросить и меня.
— Нет. — Себастьян поднял указательный палец. — Я приставал к тебе последние несколько дней, на этом все. В случае с Мирандой я отвел его в сторону и прямо сказал: «Эта женщина в конечном итоге станет проклятием твоей жизни». Он проигнорировал меня — в этот раз, а остальные 500 раз я сказал ему убегать, пока не стало слишком поздно. — Себастьян театрально вздохнул и посмотрел на небеса, как обиженный пророк. И был ли я прав? Бьюсь об заклад, я был прав.
— Что между ними произошло? Я имею в виду Коннора и Миранду.
Себастьян немедленно ответил:
— Если хочешь знать, спроси его сама.
— Ну, тогда что ты имел в виду, когда сказал, что никаких гарантий нет?
Он долго молча смотрел на меня.
— Скажем так, если ты идешь на такие жертвы, чтобы привязать его к себе, не могу обещать, что это сработает.
— Я уже сказала тебе, что это не так, — сказала я раздраженно.
— Тогда ты подпишешь соглашение о неразглашении?
Я посмотрела на него.
— …Зачем?
— В ближайшие несколько дней — или недель — много людей захотят с тобой поговорить. Некоторые из них будут размахивать довольно крупными чеками.
— Я бы не стала делать подобное, — рявкнула я, злясь, что он вообще посмел обо мне так подумать.
— Даже если Коннор бросит тебя завтра утром? — подтолкнул Себастьян.
Я напряглась, мой желудок тревожно сжался.
— Он бы этого не сделал.
— Возможно нет. Но что, если это произойдет? Что, если он найдет кого-нибудь уже через три дня? Не захочется ли тебе поговорить с прессой?
Я должна была признать, что, если бы Коннор сделал подобное… я бы приняла чек.
В мире нет никого яростнее, чем брошенная женщина, верно?
Меня немного расстроило мое истинное я.
Я испугалась.
— … Я подпишу все, что ты захочешь, — сказала я.
Себастьян кивнул, затем подошел к портфелю, который принес Джонни, покопался в нем и вытащил документ. Он снова сел и положил бумаги на кофейный столик между нами.
— У тебя всегда один с собой? — удивленно спросила я.
— Я приготовил его, когда услышал, во что вы двое вляпались, — сказал он без тени юмора. — Юрист разработал его специально для таких случаев. Думаю, он подойдет и для ситуации с Мирандой.
Я посмотрела на него, затем наклонилась, чтобы прочитать документ. Несмотря на плотный юридический язык, все было довольно просто: я соглашалась не говорить ни о чем, имеющем отношение к Коннору, или о каких-либо событиях, связанных с ним.
— Тебе стоит знать, — сказал Себастьян, — Коннор никогда бы не попросил тебя подписать это. Фактически, он придет в бешенство, если узнает, что я это делаю.
— Но ты все равно это делаешь, — саркастически улыбнулась я.
— Потому что я единственный, кто ясно мыслит. Моя работа не в том, чтобы заводить друзей, Лили. Я обязан защитить Коннора, несмотря ни на что. Несмотря на все, что я сказал о тебе — и все, что буду продолжать говорить, — ты кажешься мне хорошим человеком. Но я не могу рисковать. Я уже видел, что одна женщина сделала с Коннором, и что она делает сейчас. Я больше не хочу этого видеть.
Я должна была признать — неохотно — что у Себастьяна были чертовски хорошие причины.
Только от этого мне не становилось легче.
— Мне нужна ручка, — пробормотала я.
Он вытащил одну из своего портфеля. Эта ручка, вероятно, стоила пару сотен долларов, но Себастьян не спешил протянуть ее мне.
— Сколько ты хочешь взамен на свою подпись?
Я в шоке уставилась на него — а потом по-настоящему рассердилась.
— Как насчет тридцати серебряников?
— Не будь королевой драмы. Этот скандал может повлиять на твою работу в будущем, — сказал Себастьян мягким тоном. — Нет, даже нет так — это наверняка повлияет на твою работу в будущем. Никто не станет винить тебя за желание получить хоть какую-то… страховку.
— Нет, спасибо, — прорычала я.
Он пожал плечами.
— Это не обязательно должно быть записано. Можем оставить это между нами.
— Коннор уже дал мне 50 000 долларов. Хотя я и не просила. Только теперь каждая собака шантажирует меня этим. Так что, нет, спасибо, мне больше ничего не нужно. Особенно от парня, намекающего, что я собираюсь продать Коннора.
Себастьян кивнул и протянул ручку.
Когда я подписывала документ, он спросил:
— Тогда зачем ты это делаешь? Я имею в виду, позволяешь Миранде слить фотографии. Коннор без колебаний сделал бы все, чтобы защитить тебя. Ты можешь уйти без всяких проблем, неважно — останется он с тобой или нет.
Я пододвинула ручку и подписанный лист бумаги ближе к Себастьяну.
— Потому что он собирается изменить мир.
Себастьян посмотрел на мою подпись, затем сложил бумагу и сунул ее вместе с ручкой обратно в портфель.
— …и?
— И потому что, не будь я в этом замешана, он бы именно так и поступил. Прислушался бы к твоему совету и сделал все, что угодно в СМИ.
Себастьян прищурился.
— И?
— Это начинает раздражать.
— Мне все равно. И?
— Ты получил то, что хотел, какое это имеет значение?
— Именно поэтому и спрашиваю. И?
— И потому, что это поможет миллионам, если не миллиардам людей. Я не имею права этому мешать.
— И?
Я не ответила.
— И? — настаивал Себастьян.
— …Потому что я люблю его, — тихо сказала я. — И я не хочу, чтобы он жертвовал всем ради меня.
Себастьян откинулся на спинку дивана и замолчал. Он выглядел странно умиротворенным.
Затем вытащил свой телефон и пару раз постучал по экрану пальцами, поднес его к уху. Кто-то ответил по первому гудку.
— Вы с Коннором можете вернуться, — сказал он, глядя на меня с совершенно нейтральным выражением лица. — Мы с Лили закончили.