К началу шестидесятых годов, когда вышел роман «Ценой потери» (1961, издательство «Хайнеманн»), Грин уже был известным писателем с устоявшейся творческой репутацией. Его книги издавались на 23 языках, по ним было поставлено 12 фильмов. Но несмотря на большой литературный опыт, роман «Ценой потери», создававшийся в течение полутора лет, дался писателю особенно трудно: «Никогда прежде у меня не было такого неподатливого и такого тягостного романа». Повороты его сюжетного действия, развитие коллизии, образы персонажей Грин сначала разрабатывал на страницах дневника, который вел во время путешествия по Бельгийскому Конго. В эту часть Африки романист отправился в январе 1959 г., уже представляя завязку будущего произведения: «В далекой колонии для прокаженных появляется, неизвестно зачем, какой-то человек». Дневник, вошедший потом в публицистическую книгу «В поисках героя» (1961), отразил впечатления Грина об Африке, о плавании в джунглях по реке Конго, о полученных им сведениях о проказе и способах ее лечения, за что писатель был особенно благодарен бельгийскому врачу Мишелю Леша.
Медицинский термин «burnt-out case», использованный Грином для названия романа, не поддается точному переводу на русский язык (варианты его, первое время бытовавшие в советской критике, — «Перегоревший» и «Цена исцеления»). По свидетельству писателя, приведенному им в конголезском дневнике, бельгийские врачи использовали это английское выражение для обозначения тех случаев, когда больной излечивался от проказы, уже лишившись пальцев рук и ног, уже будучи искалеченным болезнью. Во французском языке эквивалента подобному выражению нет, поэтому во Франции роман был опубликован под названием «Сезон дождей».
Сложный медицинский термин показался писателю весьма удачным для определения обобщенно-символической ситуации, в которой предстает перед нами его герой — архитектор Куэрри, почувствовавший себя духовно и творчески исчерпанным и вставший на путь исцеления ценой разрыва со своей прежней жизнью, отказа от своего прежнего «я». Несмотря на документальную точность в изображении колонии для прокаженных и стадий болезни, что подтверждает дневник писателя, образ проказы в романе имеет и нравственно-философский смысл, притом отчетливо неоднозначный. Проказа — это и проклятье мучительного самовыражения, которое терзает художника, и поклонение ложным кумирам, и тенета духовного гнета, в которые попадает творческая личность благодаря своей известности.
Роман «Ценой потери» можно назвать одним из наиболее интимных произведений Грина, отразивших его собственные переживания. Как и его герой Куэрри, писатель испытал большое моральное давление, даже преследование со стороны читателей и критиков, вообразивших, что в лице романиста они имеют дело с католиком, сосредоточенным на проблемах веры, и назойливо требовавших от него разрешения их религиозных и нравственных проблем. Эта кампания началась после выхода романа «Суть дела» и принесла Грину много неприятностей и даже страданий.
Личный опыт отношений с фанатиками от веры, творческая зрелость, активность художественного поиска, особенно в плане сатирического осмысления внешней, ортодоксальной стороны религиозной морали, — все это придало драматизм и остроту уже давно волновавшей писателя коллизии — индивид и общество (разные варианты ее разработки предстают и в «Силе и славе», и в «Нашем человеке в Гаване»). Устремленность общества на духовное порабощение личности, прежде всего личности незаурядной, творческой, ярко раскрывается в поведении религиозного фанатика отца Тома, ханжи Рикэра, журналиста Паркинсона, усердного создателя ненавистных Грину абстракций и ложных мифов.
Вместе с тем в романе впервые с жесткой определенностью предъявляются и моральные претензии к личности, противопоставившей себя человеческому сообществу. Творческая и нравственная исчерпанность Куэрри, его духовная «проказа» обусловлены не только давлением среды, но и предельным эгоизмом, иссушающим индивидуализмом героя, равнодушием его, в бытность знаменитым, к другим людям. Вот почему проблема излечения Куэрри связана не только с обретением им вкуса к жизни, способности и смеяться, и страдать, но и с тем, насколько он сам ощутит потребности и боль другого человека, насколько он почувствует себя кому-то нужным, — в этом направлении и развивается сюжет. Правда, писатель и здесь не удерживается от горького парадокса: сосредоточенный только на самовыражении, Куэрри в прошлом строил дворцы и храмы; думая не о людях, которые будут жить в здании, а о проблемах пространства и света, он творил. Теперь же, желая быть полезным, он проектирует больницы и туалеты, медицинские кресла. Посвятив себя гуманным целям, он утратил творческий порыв.
Но наряду с традиционным гриновским скепсисом, в романе присутствует и нечто новое — это образ доктора Колэна, противопоставленного не только «дуракам и ханжам», таким как Рикэр и Тома, но и — объективно — гуманному отцу настоятелю, в чьей чрезмерной терпимости к окружающим, нежелании выяснять мотивы их поступков проглядывает равнодушие к человеку. А Колэн предстает не как наблюдатель, а как активный творец добра. Он не просто исполнен сострадания к людям, что для Грина всегда было критерием подлинной человечности, он бросает вызов трагическому несовершенству жизни, веря в исторический прогресс, в то, что мир можно изменить к лучшему.
Говоря о необычности этого образа для творчества Грина, известный английский критик и ученый Уолтер Аллен справедливо заметил, что в прежних произведениях писателя подобный характер был бы описан с жестокой иронией. Действительно, атеизм Колэна, его любовь к земному, оптимизм, целеустремленность — все, что в других романах выступало свидетельством духовной бедности, ограниченности, теперь трактуется уважительно и с симпатией. Это принципиально новый тип положительного героя Грина, свидетельствующий об исканиях гуманистической мысли писателя.
С. Филюшкина