— Вы считаете, что сейчас самое время нести околесицу?
— Дорогая!
— Самое время? Прислушайтесь к голосу своего сердца. Вот я стою перед вами, беззащитная, а все вокруг меня суетятся и норовят разрушить счастье всей моей жизни, и вместо того, чтобы проявить доброту, понимание и сочувствие, вы несете околесицу о маленьком Джордже.
— Я только говорил…
— Я слышала, что вы говорили, и меня тошнит. Вы, должно быть, самый черствый человек на свете. Не могу поверить, чтобы именно вы так себя вели, дядя Кларенс. Я-то считала, у вас ко мне есть какое-то чувство.
— У меня есть чувство.
— Не похоже. Вы влезли в этот вонючий заговор, чтобы загубить мою жизнь.
Лорду Эмсворту удалось вспомнить подходящую фразу.
— Я это сделал в твоих же интересах, моя дорогая. Это не возымело желаемого эффекта.
Глаза девушки метнули отчетливо видимое пламя.
— Что вы этим хотите сказать — в моих интересах? По словам тети Констанции и по тому, как вы ей подпеваете, можно подумать, что Джордж — это какой-нибудь тип в соломенной шляпе и в красном кушаке, которого я подцепила на пристани в Блэкпуле. Аберкромби — одно из самых старинных семейств в Девоншире. Их род известен со времен норманнского завоевания, и они были не последними в крестовых походах. Пока ваши предки отсиживались дома под предлогом оборонной работы национального значения и всякими ухищрениями получали тепленькие местечки в тылу, Аберкромби рубились с язычниками на полях сражений.
— Я учился в школе с мальчишкой по фамилии Аберкромби, — задумчиво сказал лорд Эмсворт.
— Надеюсь, он крепко колотил вас. Нет-нет, я не это хотела сказать. Извините. Я все время стараюсь, чтобы в нашей милой беседе не было этого — как бы это назвать?
Лорд Эмсворт сказал, что не знает.
— Желчи. Я хочу быть спокойной, хладнокровной и рассудительной. По совести, дядя Кларенс, вы бы полюбили Джорджа. Вы будете кретином, если выставите его, даже не повидав. Он самый замечательный человек на земле. В этом году на Уимблдоне он попал в одну восьмую финала.
— В самом деле? В одну восьмую?
— И он знает абсолютно все об управлении имением. Первое, что он сказал, когда мы вошли в парк, — что за многими деревьями нужен уход.
— Чертовски нахально, — любезно сказал лорд Эмсворт. — Мои деревья в прекрасном состоянии.
— Нет, раз Джордж так говорит. Джордж знает толк в деревьях.
— И я знаю в них толк.
— Но не так хорошо, как Джордж. Но оставим это. Вернемся к этому отвратительному заговору, задуманному, чтобы разрушить счастье всей моей жизни. Почему вы не можете проявить благородство и встать на мою сторону, дядя Кларенс? Вы что, не понимаете, что это для меня значит? Любили вы когда-нибудь?
— Конечно, любил. Десятки раз. Я расскажу тебе одну очень забавную историю…
— Я не желаю слышать забавных историй!
— Да, конечно, конечно. Именно.
— Все, что я хочу от вас услышать, это то, что вы возьмете Джорджа на место Симмонса, чтобы мы могли пожениться.
— Но у твоей тети, по-видимому, очень сильное предубеждение…
— Я знаю, что у нее сильное предубеждение… Она хочет, чтобы я вышла замуж за этого осла Роугейта.
— В самом деле?
— Да, но я не собираюсь этого делать. Вы можете сказать ей, что я не вышла бы за Роугейта, даже если бы он был единственным мужчиной в мире…
— Есть песенка с таким названием, — сказал лорд Эмсворт, оживившись. — Ее пели во время войны. Нет, там это был не мужчина. Там была девушка. «Когда бы ты была единственной девушкой в мире, а я — единственным парнем…»
— Дядя Кларенс!!
— Что, моя дорогая?
— Пожалуйста, не пойте. Вы не в «Эмсвортском гербе».
— Я никогда не был в «Эмсвортском гербе».
— И не на домашнем концерте. Честное слово, у вас самое невероятное представление о том, как себя вести при разговоре с девушкой, когда счастье всей ее жизни стараются разрушить все кому не лень. Сначала вы несете околесицу о маленьком Джордже, потом пытаетесь рассказывать забавные истории, а теперь поете комические куплеты.
— Это не комические куплеты.
— Комические, судя по вашему исполнению. Итак?
— Что?
— Вы решили, что предпринять в этом отношении?
— В отношении чего?
Девушка какое-то время молчала, и в это время она была так похожа на свою мать, что лорд Эмсворт содрогнулся.
— Дядя Кларенс, — сказала она низким, дрожащим голосом, — не собираетесь ли вы притвориться, что не помните, о чем мыс вами говорили все это время? Дадите вы это место Джорджу?
— Ну…
— Ну?
— Ну…
— Мы здесь можем остаться навечно, твердя друг другу «ну»… Да или нет?
— Моя дорогая, я не вижу возможности это сделать. Твоя тетя, по-видимому, так сильно предубеждена…
Он бормотал что-то бессвязное, избегая взгляда Джейн, и запинался, подыскивая слова. В этот момент за окном послышался какой-то шум. Снаружи доносились громкие голоса. Он узнал пронзительное сопрано своей сестры Констанции и сливающийся с ним петушиный дискант своего внука Джорджа, тянущего «О-о!». С их голосами переплетался горловой баритон Руперта Бакстера. Радуясь возможности изменить тему разговора, лорд Эмсворт заторопился к окну.
— Господи, помилуй! Что там такое?