После всего произошедшего объявление новых заданий было отложено на неопределенный срок. Громослав негодовал, что его стража не смогла, не сумела, даже не попыталась остановить атаку враждебной птицы.
А что если бы она решила сжечь царя и его прекрасную* дочь? Тут бы им и пришел трындец, так что ли? За что тогда платятся такие деньги на содержание стражи, скажите на милость? В общем, ни в какие ворота! Непорядок! Кто-то должен быть за это наказан!
*В узких эстетских кругах велиградских любителей роскоши и эксклюзива. Прочий же народ считал Веселину мрачной девахой. Хорошо хоть, у нее был бесконечный доступ к орехам. Иначе, глядишь, ее смурной взгляд чаще начал бы шарить по лицам подданных. А это к добру не ведет, всякий знает.
Конечно, крайним объявили того, кто может дать меньше всего отпора — певца Елисея. Его схватили под белы руки* и утащили в тюремную башню. Народ, понятное дело, негодовал и даже возмущался! Народное мнение, разумеется, не учли. Плевать хотели. С той самой башни и плевали.
Но главное, властям пришлось признать подлинность второго пера. Тут уж доказательства были налицо. Конечно, известный в Велиграде и за его пределами адвокат Дрейкус вполне мог бы попытаться оспорить это решение, но никто ему этого дела не предложил, а бесплатно Дрейкус не работал из принципа. Принцип заключался в том, что он хотел деньги.
Джуба и его подручный вернулись в контору ждать новостей. По дороге заглянули в пару лавок, благо, средства, полученный от боярина Крива позволяли шиковать, и заказали снеди и там, и тут, колбас, кровяных и вяленых, да еще пару десятков на жарку, несколько окороков, да немного рыбы, чуток дичи, да всякой мелочи, типа перепелок — их брали без счета тазами, сыров разных несколько видов, по паре голов, капусты квашеной, солений, грибов, ягод разных, кислых и сладких, булок медовых и ржаного хлеба, яиц сотни две, молока пару ведер, парного, из-под коровы, меду два кувшина, и в сотах, леденцов разных, пряников, вина разных, самогонки, кваса, морса несколько ведер, пива местного тридцать сортов по двадцать бутылок каждого на пробу.
Это все обещали доставить до конца дня.
Ну и что-то поесть прямо сейчас! Полтуши свиньи с вертела, птицы тушенной в котле — весь котел, и всякой-всячины, что в рот летит сама, без приказа. Ну и запить. И баранок!
Без последнего пункта Дубыня, смотревший на все многочисленные продукты с восторгом, но без фанатизма, остался бы в тоске. Баранки решили все! Он сразу накинул связку себе на шею и ел их один за другим всю дорогу до дома.
«Нет, — подумал Игги, глядя на подручного, — все же идея о баранковой оплате труда была хороша! Надо обязательно вернуться к ней в конце месяца в день выдачи монет!»
Дубыня его мыслей не читал, а если бы и умел это делать, вероятнее всего, согласился бы с выводами хозяина. Баранки значили в его жизни больше, чем он сам представлял.
Если бы он попал на сеанс к велиградскому успокоителю мыслей Вениамину, бравшему за свои сеансы бешеные деньги, то его признали бы баранкозависимым и заставили бы отказаться от их употребления, и от всего мучного, в целом, сделав просто так от нечего делать из одного счастливого человека одного несчастного.
Дома свалили все покупки на широкий стол, но кушать, как ни странно, не хотелось обоим. Так и сидели. Дубыня грыз баранки, которые за еду не считались, являясь сугубо перекусом, и Игги тупо смотрел на стену — там висел меч-кладенец, которым он ни разу не воспользовался.
— Скажи-ка мне, Дубыня, — задумчиво произнес владелец конторы, — а почему я никого не убил за последний год?
— Потому что ты добрый, хозяин? — предположил богатырь.
— Нет! — Игги стукнул кулаком по столу, отчего все чашки, миски, ложки, тарелки подпрыгнули и со звоном упали обратно вниз. — Потому что я тупой! Когда перережешь пару глоток, жить становится гораздо легче. Ты резал кому-то глотки, Дубынька?
— Резал, — пожал плечами крестьянский сын, — скот бил: овец, коров, свиней. Кого резал, кого кулаком, кого кувалдой! А кого и щелбаном — тех, кто помельче…
Джуба покачал головой:
— Это все не то… людей ты убивал?
— Одного токма… — замялся богатырь. — Давно дело было. Шел я лесом по грибы, а тут в кустах пришлый тать девку нашу деревенскую пытался снасильничать. Ну я его того-этого… забил до смерти лукошком!
— Прям таки лукошком? — удивился Игги.
— В лукошке ножичек лежал, грибы резать… выскочил он случайно и воткнулся в грудь супостата… тридцать раз… да и кулаками по роже его прошелся изрядно, мозги по всей полянке собирали…
— Н-да… — задумчиво посмотрел на него Джуба. — Хорош помощничек! Ладно, нарезай, наливай, поглощай! Можно!
Дубыня с энтузиазмом бросился исполнять прямой приказ, а во входную дверь тут же застучали.
— Кого там черти… — Игги пошел отпирать лично.
На пороге стоял знакомый глашатай номер один. Видимо, уже оклемался и был прощен.
— Вам письмо, танцуйте! — ухмыльнулся он, мотая свернутой в трубку берестяной грамотой с царской печатью перед лицом Джубы.
Тот поначалу даже растерялся от такой наглости, а потом коротким ударом свернул нос глашатая на левую сторону.
Алая кровь закапала на каменные глыбы мостовой.
Глыбам было не привыкать. У этого крыльца часто лилась кровь. Одно время тут даже завелся летучий мышь — любитель красненького. Но потом Джуба ушел на покой, крови стало меньше, и мышь переехал жить к тюремной башне.
— Сразу бы сказали, что не любите танцы, — глашатай обиженно вручил Джубе грамоту. — Я же не знал!
— Зато теперь знаешь! В следующий раз не забудешь*!
*Игги был бы превосходным педагогом в любом сфере. Его методика личностного обучения была уникально-идеальна.
Игги уже отвернулся от него, входя в дом.
Печать он сорвал, грамоту развернул и начал внимательно читать.
«Дорогой друг Кудроу*, претендент на руку дочери нашей Веселины, и на половину царства нашего в придачу, к тебе обращаюсь в этом письме. Ты выполнил первое задание с успехом и к нашему удовлетворению. Теперь пришло время поговорить о втором подвиге, который прославит имя твое в веках!
*Имя было написано неразборчиво, видно царь позабыл, как зовут боярского сынка, а переспрашивать ему было лень. Главное, общий смысл угадывался.
Особенность второго круга состоит в том, что у каждого из претендентов будет индивидуальная задача. В этом и сложность, и простота. Кому-то повезет больше и испытание будет легче, кому-то станет показать все, на что он способен. Дело случая*!
*Ни о каком случае речь, разумеется, не шла. Царь лично выбирал, кому именно выдать тот или иной приказ. Иногда он хихикал, иногда плакал, заранее печалясь об участи претендента, иногда ему было плевать. Последнее чаще прочего.
Итак, поразмыслив о дне насущном, мы, царь Тридевятоземелья Громослав, даем тебе следующее задание!
Как известно всем и каждому, границы земель наших простираются от моря и до моря*. Ближнее же море подвластно воле царя Морского. Мы с ним не в ссоре, но и не в дружбе. Нейтралитет.
*Точный размер территории между морями указать невозможно, ибо она не ведает счета.
У царя того есть жемчужное ожерелье. Черно-белые жемчужины размера невиданного и красоты неописуемой. Более же никакой пользы от ожерелья того нет*.
*А вот тут Громослав соврал и не поморщился. Слухи об ожерелье царя Морского ходили самые разнообразные. Основные версии склонялись к следующему: 1.Дает бессмертие (в рамках вечной жизни, то есть: убит быть можешь, но сам не сдохнешь). 2.Дает силу мужскую в пределах неограниченных (эта версия была даже более вероятной, чем первая, иначе как объяснить исключительную обильность рыболовного промысла в тех краях. Икру метать — тут сила нужна! 3.Молодит ожерелье до неприличия. Морской царь уже как триста лет отметил, а все крепок и силен! В любом случае, ценное это было ожерелье, факт!
Мы повелеваем тебе, Кудроу, коли хочешь ты руки Веселины, добудь нам ожерелье сие.
Сроку тебе дадено на то ровно три седмицы.
Справишься — допущен будешь до последнего подвига.
Царь Громослав, собственноручно. Царевна Веселина (заочно)».
Джуба прочел, перечел и еще раз прочел. Потом почесал затылок и начал думать. Дело предстояло сложное, куда опаснее первого испытания, которое теперь казалось просто детским.
Попасть в подводное царство — лишь полдела, но заполучить ожерелье — это попросту невозможно. Охранники разорвут на части, русалы затащат на самое дно и утопят.
Действовать силой — не вариант. А что если идти простым путем?..
Игги крепко задумался, а потом отправился на базар. У него появилась кое-какая идея. Дубыня остался дома наводить порядок и чистоту, хотя, по мнению Джубы, он и так превратил нормальный мужской дом в какой-то идеал порядка. Ни соринки, ни пылинки — куда это годится? Завтра скажет, портянки не разбрасывай где попало! А потом что, бросить пить? Или бабу завести? Беда!..
Время было послеобеденное, помост уже давно разобрали, и торговля цвела.
— Баранки! Свежие баранки!..
— Ледяной квасок! Отведай, боярин, не пожалеешь!..
— Хороший немецкий сосиск! Братвурст! Горячий, как мой тевтонский сердц!
В Тридевятоземелье традиционно были рады всем национальностям. Любой имел право торговать, если не забывал исправно платить налоги и подати в казну Громослава. Морду иностранцам иногда били — куда же без этого, но без фанатизма, исключительно в целях профилактики, и чтобы не забывали, кто здесь главный.
Игги умело уклонялся от всех предложений. И там, где Дубыня застрял бы на века, он просто проходил мимо, пробираясь в самую дальнюю часть базара, туда, куда доходил редкий зевака.
Именно там обитали люди, которые желали странного. Они-то и были нужны Джубе.
Рукастые и головастые мастера и изобретатели занимали целый блок. Подмастерье кузнеца раздувал мехами огонь, а его хозяин — здоровый, как бык, мужик с пудовыми кулаками бил молотом по наковальне, приводя горячий кусок металла в нужную ему форму. Тут же по соседству, но держась в стороне от огня, другой мастер вырезал что-то по дереву, а третий собирал в единое целое некий механизм непонятного назначения. В общем, каждый был при деле.
— Доброго дня вам, уважаемые! — Игги поклонился мастерам.
— И тебе не хворать, герой! — поздоровались с ним в ответ. Джубу тут знали, время от времени он делал заказы и всегда платил даже больше оговоренного. Вдобавок, пару раз он помог мастерам выпутаться из неприятностей. Так что отношения у них сложились весьма дружеские. — С чем пожаловал?
— Совета спросить хочу, мнение ваше узнать. Дело мне надо сделать необычное, а с какой стороны подступиться, не знаю…
Мастера переглянулись, пожали плечами и предложили:
— Так говори, друг. Чем сможем — поможем!..
— Задание мое таково, — начал Игги, — требуется мне спуститься на дно морское и остаться при этом живым…
Рассказывал он достаточно долго, в подробностях. Мастера слушали внимательно, хотя кузнец не прекращал при этом свою работу, да и остальные все время были при деле. Руки работали, уши слушали.
Наконец, Джуба умолк, посмотрел вопросительно на мастеров и спросил:
— Вот такая история! Что скажете, уважаемые?
— Обмозговать требуется твой вопросик, вот так сходу не ответим, — сказал мастер по дереву, а остальные закивали в знак согласия, — приходи-ка ты завтра к вечеру… глядишь, к тому времени что-нибудь да придумаем!..
Игги молча поклонился и отправился в обратную сторону. Конечно, время торопило, но он понимал, что придется подождать. И далеко не факт, что мастера сумеют помочь. Дело было очень сложное. Спуститься под воду, оставшись живым — как? На столь долгий срок дыхание не сможет задержать ни один человек. Даже ловцы жемчуга с их тренированными легкими могут погрузиться под воду лишь на несколько минут. Джуба слышал про специальные колокола, которые использовали пловцы. Там воздуха хватало на дольше, но даже этого было недостаточно. Требовалось нечто кардинально иное!
Между тем, Игги шел по живым рядам, где торговали разного рода зверьем, как домашним, так и диким, необученным.
Хрюкали свиньи, блеяли овцы, мычали коровы, негромко повизгивали пастушьи щенки в корзинах, клекотали птицы.
— Держи его! — раздался чей-то громкий окрик чуть справа от центрального «живого» ряда. — Эта тварь мне кусок мяса выдрала!
Игги заинтересовался и свернул направо. Через несколько палаток его взгляду открылась интересная картина.
Два торговца, одетые пестро, но безвкусно, тянули на веревке обратно в большую металлическую клетку с навесным замком черного, как ночь, крупного ворона. У одного из торговцев левое плечо было все в крови, и одежды стоило бы подлатать. Второй торговец был чуть мощнее и держал веревку крепко, но ворон не оставлял попыток освободиться.
В пыли под ногами валялся металлический зажим, который, очевидно, сцеплял клюв птицы прежде.
У Джубы начала закипать кровь. Он терпеть не мог неволю, хоть у людей, хоть у животных. Свобода — то, чего достойно каждое рожденное существо в этом мире.
Загнать птицу в клетку все никак не получалось, и торговцы перешли на иную стратегию.
— Режь ему крылья, тогда не улетит! — крикнул первый торговец, опуская веревку ниже, чтобы ворон не мог поднять голову от земли.
Второй выхватил кривой нож из-за пояса и готов был выполнить поручение сию же минуту.
Ворон горестно сказал:
— Кар!
И затих. Даже прикрыл свои черные глаза.
Торговец занес нож.
— Стоять! — Игги уже был рядом, перехватил удар на излете, затомил торговцу руку локтем вперед, и нажал чуть сильнее, чем было необходимо.
Послышался отчетливый хруст. Торговец заорал от боли, а его рука вывернулась неестественным образом.
— Что ты делаешь? — пределу возмущения первого торговца не было границ. Словно внезапно небеса пали на землю, а реки вышли из берегов.
— Рот закрой или язык вырву! — коротко пообещал Джуба. И, повернувшись к первому, со сломанной рукой, что все вопил в голос, добавил: — И тебе тоже!
Угроза подействовала. Оба знали Джубу, хотя сам он и понятия не имел, кто эти люди. Репутация!
— Птицу я покупаю! — Игги кинул на землю пару серебряных монет, достаточно, чтобы приобрести жирного свина или десяток-другой домашних уток. Потом подумал и добавил еще одну: — Это на лечение. Вопросы? Пожелания?
Вопросов ни у кого не было. Пожеланий, тем более.
Джуба подошел к ворону и уважительно обратился к нему, словно к равному:
— Прошу на время зайти в клетку, так надо. Тебе не причинят ни малейшего неудобства.
Ворон посмотрел на него чуть сбоку, слегка нахохлившись, потом развернулся и, высоко поднимая лапы, прошел в клетку.
— Умная птица, хорошая птица! — похвалил ласково Игги. — Спасибо!
Он аккуратно поднял клетку, чтобы не потревожить ее постояльца, и, бросив презрительный взгляд в сторону торговцев, направился домой.
Джуба искренне не понимал, каким человеком нужно быть, чтобы пытаться умертвить ворона. Говорят, они живут по двести лет, и умнее их нет ни птиц, ни животных. Получается, интеллектом ворон превосходил обоих торговцев на целую голову.
— Не переживай, друг, — по дороге говорил Джуба ворону, — придем домой и я тебя выпущу. Лети к своей жене и деткам! Живи свободным!
Ворон молчал, мрачно взирая то левым, то правым глазом на все происходящее вокруг.
Встречные прохожие шарахались от Джубы. Увидеть ворона считалось плохой приметой. Говорили, он несет с собой смерть. Поэтому этих птиц били нещадно и отгоняли от человеческих поселений.
Игги не придерживался подобной точки зрения. Он полагал все это дикими суевериями, в ворон уважал за память, ум и способность выкрутиться из любой ситуации.
Дубыня, распахнувший дверь перед господином, восхищенно вскрикнул, увидев клетку с вороном:
— Ух, ты! Какая птица! Она будет жить с нами?
— Вряд ли, мы ее отпустим. Негоже птице жить в клетке, если она не мерзкая канарейка.
Дубыня согласился, хотя в душе он бы хотел, чтобы ворон остался. Больно уж красивым он был: благородный хищный клюв, мягкие иссиня-черные перья, общая харизма. Нет! Такими не разбрасываются. Но в то же время крестьянский сын понимал, что вольному воля.
Они вместе поднялись на второй этаж и открыли одно из окон, выходящих на юг.
Игги распахнул дверцу клетки, перерезал все веревки, что еще оставались не шее ворона, и сказал ему:
— Лети, благородная птица!
Дубыня смахнул слезу.
Ворон неторопливо вышел из клетки, перебирая лапами, шагнув сначала на стол, потом перелетев на подоконник.
Игги и Дубыня застыли, перестав дышать. Каждому хотелось уловить то мгновение, когда запертая душа получает полную свободу.
Ворон шагнул с подоконника, словно рухнув в пропасть, но тут же воспарил вверх, заложив крутой вираж.
Джуба кивнул, глядя на него. Пусть каждый обретет свободу!
Дубыня помахал вслед рукой и начал закрывать окно.
В узкую щель, что еще оставалась приоткрытой, черной молнией влетела птица, резко затормозив перед столом.
Ворон чуть не рассчитал и впился когтями в столешницу, но потом скоординировал движения и мерным шагом, четко переставляя лапы, прошествовал в клетку, развернулся лицом ко всем присутствующим в комнате и отчетливо сказал, словно поздоровался, но уже как с равными:
— Кар!