Просыпаться рано Джубе никогда не нравилось. В лучшие времена, когда в кармане водились достаточные суммы, и не было никаких неотложных дел, он мог проваляться в постели до обеда и ничуть об этом не сожалел. Все равно все самое интересное начиналось в городе с приходом сумерек.
Но сегодня выбора не было. Полученный аванс требовал приступить к делу немедленно. Иначе существовала нешуточная вероятность его лишиться, а с ним — и головы. Старик Крив, нацелившийся на полцарства, не остановится ни перед чем.
Да и конкуренция опять же… Такой лакомый кусок, как царева дочка, привлечет множество желающих им полакомиться. А уж в ушлости и циничности иных обитателей этого лучшего из миров сомневаться не приходилось.
Наскоро умывшись и позавтракав позавчерашней булкой, которая еще не успела превзойти по твердости камень, Джуба тяжело вздохнул. День предстоял непростой. До полудня еще далеко, но явиться на площадь, где будет объявлено о первом испытании, нужно заранее. Потереться в толпе, послушать, что болтают людишки, присмотреться к претендентам, оценить шансы…
Мощные удары сотрясли дом. Игги на миг почудилось, что свершилось старое пророчество, и весь мир собрался провалиться в тартарары. Казалось, жилище Джубы через мгновение развалится, словно карточный домик. Лишь с трудом Игги удалось унять панику, и только тогда он сообразил, что кто-то просто стучит в дверь снаружи.
— Что за колоброд* там долбится! Не заперто…
*Колоброд, он же бездельник.
Ломать дом перестали, дверь деликатно приоткрылась, и в появившийся проем просунулась здоровенная голова, увенчанная россыпью кудрявых, соломенного цвета волос и густой бородой. Вслед за головой появилось и все остальное.
Джуба когда-то давно видел самого настоящего живого тролля, работавшего в заморском бродячем цирке, приехавшего на гастроли в Велиград. Тогда это зрелище поразило его до глубины души. Но то был иностранный тролль — чудище безмозглое, способное только жрать камни и выполнять простейшую работу. А тут…
Тут был человек, самый настоящий человек, но своими габаритами он совершенно не уступал заморскому камнежору.
Гостю пришлось пригнуться, чтобы протиснуться в довольно тесный для него дверной проем, Одет пришелец был в льняную, некогда белую, а ныне непонятного бурого цвета косоворотку, развязанную почти до пупа на широкой, как стол груди, и подпоясанную веревкой, а так же старые, залатанные на сто раз порты. На ногах незваный гость носил самые незамысловатые лапти. На шее на шнурке у него висел простой оберег. В руках гость держал куцый сидор.
Игги перевелоторопелый взгляд выше и невольно перевел дух. Огромный пришелец оказался обладателем конопатой физиономии, крупных лошадиных желтоватых, но крепких зубов со щербинкой посредине, и улыбался хозяину дома самой простецкой, обезоруживающей улыбкой, в которой при всем желании нельзя было найти даже намека на возможную агрессию.
«Да ему же лет семнадцать, никак не больше, — понял Джуба. — А на вид настоящий былинный богатырь, вот только деревенского разлива».
— Зрав будь, боярин! — поздоровался потенциальный богатырь, почесывая бороду.
— И тебе не хворать…
Боярином Игги еще никто и никогда не величал. Пока он не мог понять, нравится ли ему такой вариант обращения, но сделал вывод, что производить приятное впечатление ранний гость вполне умел.
— Пришел я! — возвестил детина. — По ОБЫВЛЕНИЮ пришел!
— По какому еще ОБЫВЛЕНИЮ? — не понял Джуба. Он слегка растерялся от напора богатыря.
Детина недоуменно взглянул на него, не понимая, как такие простые вещи могут вызывать дополнительные вопросы.
— По твоему ОБЫВЛЕНИЮ, боярин! В корчме висело…
Он для наглядности протянул вперед руку, в которой был зажат ту самую грамоту, на которой Игги вчера столь старательно выводил буквы. Грамота была порвана, верхняя ее часть отсутствовала.
До Джубы внезапно дошло.
— А, ты имеешь в виду, по объявлению?
Детина улыбнулся. Улыбка у него вновь получилась широкая и добрая, а сквозь щербинку между зубами можно было свободно проехать на телеге.
— Ага, я и говорю, по ОБЫВЛЕНИЮ!
— Так ты что, — в очередной раз за утро поразился Игги, — читать умеешь?
Молодой богатырь важно кивнул.
— Чтению и письму обучен. По личной воли, в свободное от посевной время.
Джуба задумался. Кандидат был вроде бы подходящий. Грубая сила в предстоящем предприятии никак не помешает. Конечно, вряд ли он хоть раз в жизни держал в руках меч, но в данном случае это и не требовалось. Зато кулаки у него пудовые, таким вдарь — стену проломишь. А если надо и быка остановит… на полном скаку… щелбаном…
— Звать тебя как?
— Дубыней кличут, — гордо заявил детинушка.
— Оригинально…
— У меня батя учудил, сам назвал. Мать говорила, в детстве уронила меня головой вниз. А мне хоть бы что, башка дубовая! А так у нас в деревне половину Иванами обзывают, — потупился тот, — а другую половину Федулами. ТРАДЫЦЫЙ говорят. А что значит енто, никто не знает!
Игги счел нужным пояснить.
— Традиция — это то, что все считают нужным делать, но никто не понимает — на хрена!..
Дубыня радостно закивал.
— Ага, точно, хрен тут не причем. Хрен хорошо тертый, остренький, да с кваском! Вкуснотища!
Джуба задумался. Деревенский Дубыня поражал своей простотой и неиспорченностью. С одной стороны, стоило бы ему отказать, а то проблем с ним потом не оберешься… Но, с другой стороны, кому-то ведь надо и пищу готовить, и в хворост в дороге собирать, и волков отгонять… а сам Игги утруждать себя простецкой работой не желал.
— Хорошо, допустим, Дубыня. Значит, хочешь работу получить?
— Хочу! — оживленно подтвердил тот. — Очень хочу! А то батя отправил, говорит, иди в город, наберись ума-разума, а где его набираться, не сказал. Я везде спрашивал, отвечают, у нас нет… А батя, я так думаю, за поросенка переживал. Кушать я люблю, а он как раз порося зарезал, значится… Вот и спровадил меня, от греха подальше.
Эта причина выглядела реальной. Игги даже боялся представить, сколько продуктов потребляет сей добрый молодец. Такого прокормить не просто!
— Я младшенький в семье, — продолжал рассказ Дубыня, — самый слабенький, без меня легко управятся. Три дня шел до города, только травушку жрал. Оголодал! Думал, в городе отъемся, но куда там. Люди тут злые, не то что у нас… Не покормят задарма…
— Будет тебе еда, — решился Джуба. — Уговорил. Но работать у меня сложно и опасно. Не пожалеешь опосля, что попросился?
Дубыня истово затряс головой в разные стороны.
— Вот те слово, хозяин! Век благодарить буду! Не думай, я много чего умею, пригожусь тебе, верно службу служить буду!
— Хорошо, Дубыня, крестьянский сын. Ты принят на испытательный срок. Знаешь, что это такое? Впрочем, неважно. Кормежка отныне за мой счет. И проживание. А хорошо себя проявишь, буду поощрять материально. Пока же предлагаю… хм… три серебряных монеты в месяц, устроит?
Дубыня побледнел и неожиданно бухнулся прямо на колени.
— Хозяин! Да за такие деньги!.. Да я за тебя!.. Всех порву!!!
С точки зрения деревенского парня предложенная сумма была невероятной. Конечно, город с его конскими ценами вскоре привнесет в крестьянское сердце глубочайшее разочарование и испортит незамутненный разум, но пока Игги вполне понравились искреннее изъявления чувств своего нового «соратника». Чувствовать себя великим и щедрым было приятно.
— Вот и договорились, ты официально принят и зачислен! А теперь пора позавтракать. Три дня, говоришь, не жрал? Сейчас исправим! Да и мне не помешает подкрепиться, — Игги вспомнил с трудом сжеванную булочку и недовольно поморщился. — Вещи твои где?
— Тута все!
Дубыня потряс перед собой мешком, который все это время держал в руках.
— Брось в угол. Потом определимся, куда тебя поселить.
Дубыня аккуратно положил мешок к стеночке и выпрямился, пожирая свое новое начальство глазами.
— Меня зовут Игги Джуба, но ты должен называть меня хозяином или господином. Все понятно? Вот и отлично. Пошли за мной!
Они вышли на улицу. Уже давно светило солнышко, по небу плыли кучерявые облачка, на дворе стояла середина лета, и жарило так, что уши сворачивались в трубочку, хотелось выпить ледяного кваса, а лучше — жбан велиградского пива.
К слову сказать, в Велиграде почти каждый уважающий себя человек варил пиво собственного сорта. Большинство драк, заканчивавшихся свернутыми челюстями, выбитыми зубами, да подбитыми глазами как раз и случалось из-за вечных споров, чье пиво лучше, а чье явно отдает ослиной мочой.
Джуба двинулся по улице в сторону харчевни, лениво поглядывая по сторонам.
Их окружали дома, преимущественно деревянные, в один или два этажа, с резными ставнями и петушками на крышах. Встречались и каменные дома, но пока они были, скорее, редкостью, чем правилом. В дальних частях города располагались купеческие склады, а здесь — в центре находились исключительно жилые дома и лавки. Улицы были чистые и опрятные, слегка пахло навозом — куда же без этого, но в целом люди блюли чистоту и порядок, а за брошенный мусор вполне могли оттащить на задний двор и хорошенько выпороть. Народ в Велиграде вообще был чистоплотным: обязательная баня раз в седмицу и помывки белья у реки — более того, даже устраивались «чистые дни», когда все от мала до велика выходили на уборку улиц.
Народ жил своей нескучной жизнью: пастух гнал овец на пастбище прямо по центральной и так далеко не самой широкой улочке, а следом за стадом шел ученик пастуха и собирал «овечьи камешки» в специальный мешок, рядом зазывалы предлагали товары на продажу, от леденцов на палочке до мечей секретной ковки, тут же вовсю надрывался петух, показывая, что именно он здесь главный, но в целом народные массы планомерно двигались в сторону городской площади, на которой и должно было состояться объявление царской воли.
Дубыня, шумно дышал, постоянно оглядывался по сторонам, глазея на все вокруг, и старался не отставать. Это ему легко удавалось, учитывая, что один его шаг равнялся полутора шагам Игги. Парню было жарко, он то и дело смахивал пот с лица, но раскаленное, как сковорода, солнце не оставляло ни малейшего шанса, допекая хуже, чем в бане.
— Терпи, крестьянский сын, — напутствовал его Джуба, который всегда как-то особенно легко переносил жару, — скоро придем!
Они заглянули в «Жрi и пѣй!», там было непривычно пусто, только Осьма за стойкой протирал пустые кружки.
Джуба залез в карман и высыпал на стойку горсть монет. Долг платежом красен.
— Получилось, значит, с работой? — правильно понял хозяин харчевни.
— Получилось, — кивнул Игги, — вот только к добру ли… Ладно, метни-ка нам на стол чего-нибудь перекусить. А эта оглобля теперь со мной!
Осьма кинул оценивающий взгляд на старавшегося быть незаметным Дубыню. Парнишка еще не привык к стороннему вниманию и очень стеснялся.
— Видел его утром, он упер твое объявление.
— Знаю, — горестно кивнул Джуба, в глубине души надеявшийся, что на его призыв откликнутся совсем иные люди: знающие, умелые, ловкие. А пришел Дубыня. Придется работать с тем, что имеется. — И жрет он, полагаю, порядочно…
В этом предположении Игги оказался прав.
Дубыня уничтожал продукты, появляющиеся перед ними на столе, с немыслимой скоростью. Его жертвами пали три горшка каши со шкварками, каравай хлеба, пирог с зайцем, пирог с капустой, пирог с ягодами, пяток окуней, тушенных в сметане, целая гора орехов и десяток мелких кислых яблок. Запил добрый молодец все это разнообразие парой кружек киселя.
Джуба и Осьма наблюдали за ним с мистическим ужасом.
— Разорит он тебя, — с глубоким сочувствием сказал Осьма, когда Дубыня, наконец, сыто рыгнул и чуть развязал пояс.
— Молодой организм требует усиленного питания, — отмахнулся Игги. Сам он есть особо не хотел, скушав лишь кусок пирога, да запив кваском.
Выходить из прохладной корчмы под палящее солнце совершенно не хотелось, но Джуба пересилил себя и, сделав знак осоловевшему от еды Дубыне, поднялся из-за стола.
До площади, раскинувшейся прямо перед царским пятиуровневым деревянным теремом*, было рукой подать. По случаю воскресного дня, но больше по случаю грядущей забавы, городская площадь была переполнена.
Терем был выполнен по технологии «без единого гвоздя» и являлся предметом гордости жителей Велиграда и лично царя Громослава, в нем проживающего, а так же внесен в перечень предметов «ИСКУСВА» — особый список того, что не надо ломать ни при каких обстоятельствах. Выражение «Я на тебя гвоздь забью!» считалось в Велиграде особо грязным ругательством и каралось отсечением языка по самую шею.
Людишки до хрипоты спорили между собой о том, какие испытания придумает Громослав для претендентов. Каждый считал себя главным знатоком в делах подобного рода!
Пока Игги и Дубыня, проталкиваясь сквозь толпу, добрались до помоста прямо под балкончиком царского терема, успели наслушаться всякого.
Один убеждал, что, мол, царь устроит турнир не на жизнь, а на убой, и только тот, кто побьет до смерти всех прочих, сможет быть достойным руки Веселины. Другой доказывал, что турнир — это полная ерунда, на самом деле царь заставит женихов добывать несметные богатства, и кто принесет больше, тот и победит. Третий презрительно плюнул в сторону первых двух и уверенно заявил, что и турнир и богатства — это чушь несусветная, а надо царю, не больше и не меньше, как власть над миром. Поэтому каждый жених получит армию и пойдет завоевывать соседние королевства.
Игги не понравилась ни одна из теорий. Лично он считал, что Громослав не будет требовать заведомо невыполнимое, иначе уже сам женихи взбунтуются. Все же каждый из них выложит по тысяче монет и захочет сохранить и приумножить свои инвестиции. С другой стороны, Джуба предполагал, что испытания будут сложными и не каждому под силу. А загадывать, что именно выдумал царь, известный своей непредсказуемостью*, он не хотел, оставив место сюрпризу.
*Однажды Громослав казнил главного городского мудреца лишь за то, что тот, не разглядев сослепу, налетел на царя и наступил ему на больную мозоль. Но это еще было понятно. Непредсказуемость же заключалась в том, что мудреца утопили в тазу.
Он приметил Крива, важно разговаривавшего в сторонке с другими богато одетыми боярами. Несколько рослых удальцов с дубинками в руках окружали их группу, грозно поглядывая на простой люд. Толпа обтекала их стороной, опасаясь приближаться, дабы не схлопотать по спине.
Крив тоже увидел Джубу, но равнодушно отвернулся, сделав вид, что они незнакомы. Понятное дело, интриги и политика.
— А можно мне баранку, хозяин? — робко попросил Дубыня, с вожделением поглядывая на целую связку свежей выпечки, висевшую на шее пышнотелой торговки.
— Сколько же в тебя влезает? — поразился Игги. С момента посещения корчмы миновало не более получаса.
— Так я же говорю, травушкой питался, чуть не околел. Оголодал!
Джуба сжалился над страдальцем и купил ему связку баранок целиком. Дубыня поклонился до самой земли, радостно скаля зубы, быстро забрал связку у торговки, накинул ее себе на шею и тут же с жадностью вгрызся в первую баранку.
Кто-то тронул Игги за плечо, он недоумевающее обернулся и увидел перед собой молодого человека весьма отталкивающей наружности. Впрочем, одет тот был дорого и богато: шелковый кафтан с высоким стоячим воротником-козырем, шитый золотой нитью, подпоясанный парчовым поясом, короткие сапожки из мягкой кожи, и маленькую круглую тафью на голове, украшенную самоцветами. На пальцах сверкали несколько перстней.
А вот прыщавая физиономия боярчика вызывала скорее смех, чем уважение.
«Это же как постараться надо было, — подумал Игги, — чтобы получилось то, что получилось!»
Вытянутое, некрасивое лицо, гниловатые зубы, уши, торчащие в стороны, как у зайца, в разные стороны, огромный шнобель, презрительно оттопыренная нижняя губа, вызывающий взгляд, рахитичное телосложение — гадать Джубе не пришлось, перед ним стоял тот, за чью победу он теперь отвечал — кандидат на руку царевны, отпрыск его работодателя, боярский сын Кудр.
За его плечами терлись два добрых молодца с недобрыми взглядами и пудовыми кулаками — охрана.
«Пресвятые небеса, — тяжело вздохнул про себя Игги, — и когда же я столько нагрешил?..»
— Это ты что-ли Жаба? — еще и голосок у боярчика оказался высокий и скрипучий, как калитка на ветру.
— Джуба, — поправил его Игги.
— Не важно, — слегка брезгливо отмахнулся Кудр от несущественных подробностей. — Отец тебя нанял, вот только не знаю, зачем. Я и сам прекрасно со всем управлюсь! Но, так и быть, можешь мне помочь, чем сумеешь, вот только учти, командую тут я! Это понятно?
Игги смерил его долгим взглядом, но решил, что сейчас не время выяснять отношения, и промолчал, лишь в очередной раз тяжело вздохнув. Кудр принял это за свою победу.
— Хорошо, что мы легко поняли друг друга, Жаба. Время близится к полудню. Сейчас начнут прибывать женишки. Жалкие личности, хочу тебе сказать. Ни одного толкового человечка. Тупые, недалекие животные. Мы легко их обойдем, будь уверен! Со мной не пропадешь!
Игги еще раз вздохнул и подумал, не слишком ли он поторопился, согласившись на сделку с Кривом? Теперь ему казалось, что двадцать сотен золотых монет — не такая уж и большая плата за то, чтобы этот болван, боярский сын, оказался победителем. Кажется, хитровывернутый старик Крив надул его, но ведь торговли без обмана не бывает, и кому, как не самому Джубе это не знать.
Где-то неподалеку бодро заиграл охотничий рожок, народ шустро расступился в стороны, и на площадь, одна за другой, выехали три богато украшенные кареты, сопровождаемые несколькими группами всадников.
— А вот и первые кандидаты пожаловали, — скривился Кудр. — Заморские принцы, подлецы и мерзавцы, будь они неладны!