Своим временным штабом и местом для встреч Джуба объявил корчму «Жрi и пѣй!» Именно там он назначил на шесть вечера рандеву Кудру, приказав тому явиться в седле и при оружии. Сам же, тем временем, с Дубыней решил отобедать, потому как, судя по блуждающему взгляду крестьянского сына, у которого закончились баранки, он вновь проголодался.
Перекусив на скорую руку, чем бог послал*, Джуба и Дубыня отправились на базар.
*Перечень блюд, поданных к их столу, заставил бы заполненную мелким почерком страницу пергамента струиться до пола, поэтому приводить его здесь не имеет ни малейшего смысла.
Прочие женихи испарились с площади сразу после объявления царской воли — видно бросились на поиски жар-птицы. Понятно, кто первым успел, тот и молодец, но Джуба не торопился. Торопиться жить — скоро умереть! — это всякому известно.
Требовалось тщательно подготовиться к походу. Думать тут было нечего, без транспорта далеко не уедешь, а значит, следовало приобрести пару крепких и выносливых тягловых лошадок, или же, в идеале, арендовать их на время. Вдобавок Игги подумывал о небольшом фургоне, а так же, оглядывая богатырскую фигуру Дубыни, он планировал придать деревенскому пареньку чуть больше солидности.
При этом Игги всеми силами старался придумать, как сэкономить аванс, выданный на расходы, разумно предполагая, что если с первым же испытанием их постигнет неудача, а это было весьма вероятно, то от Крива он более не получит даже завалящего медяка. Поэтому все, что удастся сэкономить, как раз и станет чистым заработком. Такова была простая арифметика.
Помост скоро разобрали, и площадь перед царским теремом, как и обычно в последний день седмицы, наполнилась самыми разнообразными торговцами, всячески старавшимися наверстать упущенные часы и успеть продать как можно больше своего никому не нужного товара.
Гул вокруг стоял невыносимый. Каждый так и норовил заманить любыми способами Джубу и неотлучно следовавшего за ним Дубыню к своему прилавку или же в палатку, где на всеобщее обозрение были выставлены и разложены различные вещицы, интересные и не очень. Но Игги, как груженая ладья, следовал только ему известным курсом, отмахиваясь от особо назойливых продавцов. Дубыня же, будь его воля, застрял бы еще в самом начале, где торговали леденцами на палочках. Он во все глаза пялился по сторонам, удивляясь всему вокруг, поэтому Джубе приходилось контролировать своего любознательного «младшего помощника», как он стал его называть, и постоянно дергать его за рукав, когда Дубыня тормозил у очередного яркого прилавка.
Наконец, они добрались до дальней части площади, где у коновязи мирно жевали сено лошадки, а торговцы прохаживались рядышком, водя хороводы вокруг потенциальных покупателей.
Джуба моментально вступил в диалог, предложив свой ценовой вариант, но торговцы лошадьми лишь скалили зубы и ржали в ответ, слишком многому понабравшись в повадках от своего живого товара. Выгодные, по мнению Джубы, предложения об аренде их нисколько не заинтересовали.
— Где это видано, где это слыхано: аренду заплатит и лошадь возьмет?! — спрашивал один торговец у другого.
— Совершенно с вами согласен, уважаемый и премудрый мой коллега! — часто-часто кивал второй, одетый по-восточному, в халат и тюрбан на голове. — Попробуй потом найти песчинку на вершине бархана!..
Игги понял, что каши с ними не сваришь. Выбора не было, придется раскошелиться и купить двух лошадей, да фургон в придачу.
— Сколько? — задал он сакральный вопрос, после которого начался настоящий торг, настолько утомительный и долгий, что Дубыня задремал стоя, устав ожидать своего хозяина, но не прекращая при этом жевать тягучую конфету, которую он выпросил в подарок у торговца в ряду сладостей.
— Признаю, уважаемый, ты не фофан*! — заявил по итогом переговоров первый торговец, а второй часто-часто закивал, всячески подтверждая вышесказанное.
* Фофан — глупый человек, которого легко обмануть, простофиля.
— Да и вы двое не обдувалы*, - признал Джуба.
* Обдувала — человек, с которым не стоит иметь дела, обманщик.
На этом они пожали друг другу руки и разошлись. Игги приобрел именно то, что хотел: двух крепких лошадок и старенький крытый фургон в придачу.
Товар обещали доставить к дому Джубы через пару часов. Это было приемлемо.
— Меч в руках держал? — спросил Игги у Дубыни, когда с вопрос с лошадьми был уже закрыт. — Драться, защищаться, напугать сумеешь?
Тот лишь пожал плечами, чуть смущаясь отсутствию необходимых навыков:
— Дрыной могу башку снести! Кулаком быка завалить… пинком через забор перекинуть… а вот чтобы прямо мечом, такого еще не пробовал, брехать не стану!
— Ладно, балда, экипируем тебя по полной!
Они пошли в сторону оружейных лавок. Была и Джубы одна мысль — обрядить крестьянскую ряху в рыцаря, и выдать, по случаю, за такового. Глядишь, поможет!
Вскоре, добравшись до нужной торговой точки, нашли хороший товар… за некоторыми нюансами.
— Здоровенный черт! — продавец обхватил голову руками и шатался туда-сюда, как игрушка-болванчик. — Нету на такую оглоблю кольчужки!
Игги оглядел содержимое лавки, потом предложил компромисс:
— Пусть будет чуть короче, лишь бы натянуть сумел!
— Пузо же не прикроет! — воспротивился продавец. — И в плечах тесновато будет!
— Нас устроит, но вы, уважаемый, сделаете скидку! Видано ли, не смогли размер кольчуги подобрать! Не уважаемая компания с мировым именем, а не пойми что!
Продавец, он же представитель объединения латных дел мастеров — «Крепко и хрен прошибешь!» долго не думал, и снизил цену почти в два раза, в придачу недорого продав красную рубаху, новые портки и деревянные башмаки.
Таким же образом для Дубыни приобрели меч — двухпудовую, слабо заточенную железяку, поднять которую мог редкий индивидуум. Дубыня смог!
— Вот теперь ты добрый молодец! — оглядел с ног до головы своего младшего помощника Игги. — Хоть на карнавал, хоть крокодилу в пасть! Будешь всегда идти первым номером! А коли не помрешь, получишь баранку!
Глядя на то, с какой неимоверной скоростью Дубыня пожирает казенные баранки, Джуба начал было подумывать о баранковой оплате его труда.
Дубыня сиял гордостью и оглядывал себя и слева, и справа, и никак не мог налюбоваться.
— Рубаха кра-а-асная! Ни у кого такой нет! Башмаки! Первые! Спасибо, господин, век не забуду доброты твоей!
После прошлись по продуктовым лавкам и скупили там запас продуктов на месяц вперед. Сигизмунд — имя, нежелательное к произношению, потому как, не нравилось оно Джубе, хоть убей! — не забыл так же взять в достаточной мере то, что булькало, но еще в рот не попало. До времени.
А вот дальше пошли в ряды охотничьи, и изрядно там потратились. Дубыня, чуть не наступавший Игги на пятки, только диву давался свежим приобретениям.
Тут были и манки на уток, и крепкие охотничьи сети, силки и разного рода ловушки, и даже искусно сделанный из дерева большой и жирный гусь, раскрашенный в яркие цвета.
Гуся и прочие приобретения нес Дубыня.
Джуба же, прогуливаясь между рядами, негромко размышлял вслух:
— Та-а-ак! Транспорт имеется, жратва тоже, приспособы разные, и богатырь на месте! Осталось женишка подхватить, и можно выдвигаться…
Кудр, однако, удивил. К месту встречи он прибыл в полном доспехе, едва держась при этом в седле от его веса. Вдобавок, боярин сын прихватил с собой копье и щит, которые даже поднять не мог. На Горыныча собрался, ни много, ни мало!
С ним вместе явилось двое крепких молодцев, которые, в отличие от своего господина, выглядели серьезно. Они-то и везли копью и щит Кудра. Но Игги сразу отослал этих двоих к тредевятой матери. Добры молодцы сгрузили копье и щит и убыли в неизвестном направлении, ничем не выдавая собственных эмоций.
Кудр не сопротивлялся его воле. За прошедшие пару часов отец вправил ему мозги относительно ведущей роли в коллективе, и «боярыч» слегка поник головой.
— Копье поставь у стены! Щит туда же… да кати ты его, дурень, надорвешься же!.. Рыцарь круглого стола… мать вашу вспоминая, и бабушку вашу тоже!.. И давай садись за стол овальный! — приказал Игги и добавил для понимания: — Совещание!
Десяти минут не прошло, как боярский сын, с трудом передвигаясь и скрипя доспехом, добрался до места. Там его приветствовал тридевятоземельский деревенский богатырь Дубыня с новыми баранками в каждой руке и деревянным гусем подмышкой.
Между ними не сразу произошло взаимопонимание, но тут к столу подошел Джуба, и начал плевать в душу абсолютно всем присутствующим, отчего у жертв его абьюза сразу же возникло чувство взаимной сопричастности и жалости друг к другу.
— Спим, жрем, испражняемся? — заорал Игги, и все вокруг почувствовали себя полными ничтожествами. — А вот я ночей не сплю, думы думаю! Как волю цареву исполнить? А? Что? Где? Молчите? Или план придумали? Нет? Тунеядцы! Бобры!
Это было личное дело. В детстве, когда Игги играл у реки, на него напал и изрядно покусал злобный бобер, причем безо всякой видимой причины. Так казалось. На самом же деле Джуба, играя и бросая камни в реку, ненароком умудрился разрушить инновационную систему водоснабжения, способную напоить целый регион, которую умный зверь строил несколько лет. Бобер мстил!
Остальным было сложно следить за ходом его мысли и, тем более, понять, чем Джубе не угодили несчастные строители плотин.
Гусь упал вниз, выскользнув из подмышки Дубыни, и глухо ударился о деревянный пол. Дубыня вздрогнул.
Но Джуба, не заметивший проступка, подхватил бокал вина, наполненный до краев, и выпил его в три глотка. Ему требовался легкий перерыв.
Стол был заставлен яствами и питьем, на которые Дубыня некоторое время сладострастно облизывался, но Игги уже отдышался и продолжил — его интересовали исключительно практические вопросы:
— Итак, блиц! Что мы знаем о жар-птицах? Первое, они водятся на болотах. Второе, они вымирают. Собственно, уже почти вымерли. Осталась последняя известная птица, которая прячется от назойливого внимания в самой топи Прибиздошных болот.
— А где это? — спросил Кудр, пытаясь приподнять левую руку в чуть подзаржевевшем от неиспользования за долгие годы доспехе.
— Тут неподалеку, я тебе покажу. И если тебя там не прибиздошат, то шанс есть…
Кудр совсем поник головой:
— На болотах мне конец, Жаба, я тут-то в луже тону… Что делать?
— Слушать меня! — отрезал Джуба. — От и до! Сказал — падаль… в смысле, падай. Вот и падай мордой в грязь! Вопросы, новобранец? Я сделаю из тебя генерала!
— Не хочу быть генералом! — Кудр был сам не рад свалившейся на него миссии, и уже чуть не плакал. Его спесь и гонор куда-то испарились, и остался лишь растерянный, чуть обнаглевший от избытков сладкой жизни, некрасивый паренек. — А можно перо добыть…без подвигов… просто выдрать из жопы этой курицы… птицы… ей же не убудет?!..
— Курицу сначала надо подманить, — пояснил Игги, помогая несчастному уродливому, с точки зрения Джубы, да и всемирного здравого смысла, юноше избавиться от тяжелых доспехов: — схватить и потом уже обесперить!*
*Сигизмунд Джуба в свободное время любил заниматься словообразованием, считая это занятие тонкой и весьма пронзительной наукой, где нет места людям без музыкального слуха.
— Что, как, когда? — не понял Кудр, окончательно и бесповоротно признавший в эту минуту лидерские позиции Джубы.
— Лишить перьев, бездарный ты отпрыск капитала! И лучше взять не одно перо, а три или пять! Или все, что у нее имеются! Обесперить! Курица отрастит себе еще! А то, мало ли, потеряешь на обратной дороге!.. Царь гневаться изволит!..
— Сам ты, отпрыск, — огрызнулся Кудр на последнем пике оппозиции, — папаша тебе деньги платит, не забывай, Жаба!
— Дубынюшка, дружок, напомни нашему гостю, кто в доме хозяин!..
Младший партнер, ни секунды не раздумывая, отодвинул меч и баранку в сторону, положил правую руку на плечо Кудра, отчего ноги боярыча подкосились, и он чуть было не рухнул, но заботливые левая длань Дубыни поддержала его, уберегая от падения.
— Еще раз назовешь меня Жаб-б-бой, — квакающим голосом начал было Игги, но потом откашлялся и продолжил спокойно: — ноги вырву!
Дубыня в подтверждении этих слов присел, схватил боярского сына за лодыжки и поднял его в воздух вниз головой. Из карманов Кудра посыпались мелкие монеты, семечки, орешки и, звякнув, выскользнул образок в позолоченной рамке.
Джуба поднял его и увидел легко узнаваемый овал или даже блин, но тут дело вкуса, лица царевны Веселины с ее вечно нахмуренными бровями, сжатыми в ниточку губками и мрачным повседневным выражением лица.
— Отдай, Жаба! — Кудр дернулся всем телом, пытаясь раскачаться и ухватить рукой образок, но Дубыня чуть изменил траекторию его движения, и боярыч проехался затылком по нетесаным доскам пола.
— Так, понятно, — задумчиво сказал Игги. — Значит, в этом деле у тебя личный интерес! Забавно…
Как легко было догадаться, Кудр был влюблен в царевну. Она же, как и все женщины, коварно предпочла высокого, красивого и сильного богатыря Святополка. Нет все же в прекрасном поле нужной деловой хватки и пронизывающего насквозь взора, чтобы сразу понять: Святополк — червь навозный, а вот Кудр, несмотря на его прыщи и гигантский шнобель, идеальный вариант!
Кажется, Джуба все это высказал вслух, потому что боярыч громко разрыдался, вытирая слезы тыльной стороной рукава, и даже Дубыня пожалел его и опустил на пол.
— Ну-ну, что же ты… тут рыдай — не рыдай, а страшную морду уже не исправишь. Угораздило таким родиться, терпи!
Игги все же плохо умел утешать, Кудр начал реветь еще громче.
— И вовсе я не стра-а-ашный! — невнятно доносилось сквозь слезы и сопли. — Ма-а-а-ама!
Прочие посетители корчмы с явным удовольствием наблюдали за этой сценой. Им нравилось смотреть на унижения других людей. Им было приятно.
Джубе же все быстро надоело.
— Ну-ка потерялись все! — рыкнул он на весь зал, и тут же человеческая масса пришла в беспорядочное, слегка хаотичное движение. Кому-то срочно потребовалось на улицу, другому на лестницу, третьему — под стол. Люди сталкивались друг с другом, некоторые падали, но главное, через минуту в помещении стало тихо и спокойно. Оставшиеся внутри уткнулись в свои тарелки и дружно жевали, стараясь не смотреть в сторону Игги. А все потому, что у него была репутация, которую так просто в Велиграде не заработать…
Джуба создавал репутацию тщательно, как художник рисует свой главный шедевр, нанося мазок за мазком на протяжении долгих лет. Никто уже не помнит, откуда пошли слухи, но знающие люди рассказывали, словно сами были тому свидетелями, как Игги заставил одного из банды Кинжальщиков жрать раскаленные угли, или как он отрезал язык болтуну и поджарил его с яичницей-болтушкой. Много всяких достойных историй ходило по городу. И проверять на себе, имеют ли они под собой документальную основу или же являются частью городской мифологии, желающих не нашлось.
— Итак, смотр окончен! — на этот раз Игги обратился к Кудру, и тот внял, поднялся сначала на колени, потом на ноги, и, быстро оклемавшись, уже через минуту вновь презрительно оглядывался на окружение, брезгливо шевеля верхней губой. — Завтра в пять утра у моего дома! Не опаздывать! Свободен!
Кудр пытался было сказать, что другие претенденты выехали сразу после оглашения испытания, и что они сильно опережают их группу, и что надо поторопиться… но услышан не был, и вскоре ретировался.
После его ухода настроение у Игги улучшилось. Кудр нервировал его тем, что напоминал: деньги придется отработать. Сейчас же, когда носатая физиономия скрылась за дверьми харчевни, в душе сразу заиграла веселая музыка, где-то над головой запели песни птицы, красивые полуодетые женщины кружили в танце, а вино лилось бесконечной рекой.
Джуба настолько отчетливо представил себе эту картинку, что немедленно захотел воплотить ее в жизнь.
Осьма мысленно схватился обеими руками за голову. Он прекрасно знал, что бывает, когда Игги начинает кутить. И ему совершенно не улыбалось с утра вставлять стекла в окнах, чинить мебель и оттирать кровь с досок пола.
— Может, не надо? — пытался он урезонить героя по найму. — Тебе завтра в дорогу, пусть голова будет чистой и светлой.
— Надо, Ося, надо! А голова… поболит и перестанет, — решительно заявил Джуба, а потом, повернувшись к еще ничего не подозревавшему Дубине, добавил: — Ну что, дружочек-пирожочек, а пробовал ли ты когда-то доброе велиградское пиво!..