Ждали долго, но Игги все не являлся. К утру Дубыня начал тихонько плакать, натура у него оказалась чувствительная и нежная.
Когда встало солнце Кудр, поглаживая перо за пазухой, решительно заявил:
— Я возвращаюсь в Велиград!
Дубыня уставился на него с таким сумрачным выражением на лице, что боярский сын даже отступил на пару шагов назад. А что, прибьет и прикопает, с такого станется… опасный тип! Никакого уважения к высшему сословью! Одно слово, олух!
— Будем ждать! — процедил олух сквозь зубы, и Кудр не нашел в себе сил спорить.
Да, у него был свой конь, но Дубыня стоял, положив правую руку на седло, а в левой руке он держал двухпудовый меч. Нужно ли вступать в споры с подобным человеком? Разумеется, нет.
Прождали сначала до обеда, потом до полдника, затем до темноты. Джуба не пришел.
— Он мертв! — Кудр снял плоский как блин шлем и склонил голову. — Птица убила его!
— Хозяина так просто не победишь, — с неистовой верой в голосе заявил Дубыня. — Ждем утра!
Но и на утро ничего не изменилось, Игги не вернулся. И его подручный принял тяжелое решение вернуться в Велиград, как завещал мастер и учитель.
Обратный путь был долог, тяжел и проходил в раздумьях о бренности бытия. Казалось, вот еще вчера мастер Джуба пинками подгонял нерадивого ученика, передавая ему собственную мудрость. А сегодня его более нет…
Дубыня плакал и даже не вытирал слезы, которые катились небольшим ручьем по его лицу, стекая вниз, и капая на дорогу. Если бы слезы были пресными, могло бы получиться небольшое озеро.
Кудр особо не скорбел, лишь только задумывался, как теперь быть с новыми заданиями. Джуба показал себя прекрасно, выполнив первое поручение ценой своей жизни… но предстояло еще два этапа, и их требовалось пройти.
Стражи Велиграда поглядели на фургон с пренебрежением. Лошадь Кудр была привязана позади, а сам отпрыск правил наравне с Дубыней. В самом начале обратного пути случился у них конфликт, но быстро исчерпался. Дубыня оказался немногословным, но очень убедительным. Кудр понял, что крестьянин имеет ровно такие же права, как и клятые купчины. А если кто этого не знает, то сейчас получит в лоб и узнает!
Если бы Игги присутствовал при этом событии, он мог бы по истечению дебатов написать большой доклад или, даже, трактат, и назвать его весомо: «Особенности межсословных взаимоотношений на примере деградирующих межклассовых представителей», и даже получить за него премию разогнанного университета, а то и степень бакалавра.
Сразу после прибытия в Велиград, Кудр начал вести себя развязано и перестал слушаться. Он отвязал своего коня и убыл в неизвестном направлении, и Дубыня не стал его останавливать.
Сам же богатырь, почесывая пузо под короткой кольчужкой, выспросил дорогу до конторы героя у первого встречного*, и покатил по улицам столицы, надеясь в душе, что на месте его встретил сам Джуба.
*Любой горожанин, проживший в Велиграде хотя бы пару лет, прекрасно знал адрес «Товарищества». Дом Джубы был своего рода достопримечательностью, а им самим пугали непослушных детей. Некоторые девицы, да и что скрывать, даже степенные матроны вовсе не отказались бы, чтобы слухи стали явью, и Игги приходил бы по ночам и наказывал их.
Но двери дома были закрыты, на стук никто не отзывался, и Дубыня сделал печальный вывод: хозяин так и не вернулся с болот.
Что делать дальше, он не знал. Можно было пойти в харчевню к Осьме и попросить совета, но молодой богатырь решил иначе. Для начала он завел лошадей и повозку на задний двор, расседлал четвероногих, дал им корма и воды. То есть обезопасил хозяйские вложения.
Потом Дубыня рассуждал следующим образом: он наемный работник, который по не зависящей от него причине не может попасть в дом. Ломать дверь или выбивать окна нельзя. Значит? Правильно! Нужно думать, как Джуба! И найти, куда он спрятал ключ.
Благо, Дубыня в день отъезда заметил первоначальную манипуляцию Игги, и попытался восстановить ход его мысли.
Он видел Джубу с чучелом седого зайца в руках. Тут все понятно — ключ в зайце — это классика, а заяц где? В мешке! Так бы поступил и сам Дубыня, если бы у него было, что прятать. Хорошо, а куда же деть мешок? Закопать! Где? В самом дальнем углу!
Таким образом, простой крестьянский сын решил головоломку тройной защиты, которую не смогли победить дипломированные специалисты Венецианского синдиката, специализировавшегося на кражах предметов искусства*.
* Если бы Дубыня знал об этом, то мог бы построить свою карьеру в Гильдии воров. Но он не знал, и не построил.
Дубыня взял лопату и откопал мешок с чучелом седого зайца, достал ключ и вступил во временное владение конторой «Подвигъ за Дѣньги».
До конца седмицы оставалось еще порядочно времени, и Дубыня занялся тем, что умел — наведением порядка во вверенных ему владениях.
Пять дней он драил, чистил, тер, мыл, отдирал, протирал, вытирал, стирал, скоблил, полоскал, выметал, надраивал, зачищал.
К субботе дом было не узнать. Он сверкал белизной, чистотой и новизной. Самый привередливый человек не нашел бы и малейшего повода для замечаний. Более того, Дубыня посадил цветы в кадках, в огороде на заднем дворе и подумывал было завести кота.
К счастью для хозяйства, этим же вечером все окончилось.
Едва лишь стемнело, и Дубыня стелил себе привычное одеяло на полу первого этажа, как дверь резко распахнулась. В дом ввалился Игги Джуба с мешком за плечами.
Он был черен от копоти и грязи, зол, как жених, узнавший в первую брачную ночь, что его невеста согрешила с половиной города, а вторую половину оставила на «после свадьбы», и голоден.
— Жрать! — велел он своему подручному, который аж приплясывал на месте, так был рад видеть хозяина живым и относительно невредимым.
И пока Дубыня метал на стол, Игги поднялся в свою комнату с мешком, а спустился вниз уже без него.
Покушать в этом доме водилось. Не прошло и минуты, как Дубыня заставил стол многочисленными тарелками с пирогами, беляшами, кулебяками, пышками, ватрушками, крендельками и баранками*.
*Самое любимое лакомство Дубыни, без которого он не мог прожить и дня. Он даже начал было давать баранкам имена, но потом посчитал, что нельзя есть друзей, и перестал это делать.
Конечно, место нашлось и холодной говядине, свиным ребрам, тушеным грибам в горшочках, зеленому тонкому, как стрела, луку, хрустящим огурцам и сочным томатам, многочисленным копченостям без счету и учету, бочковой капусте, салу пятнадцати видов, холодной куриной грудинке и… ледяному пиву прямо из подпола, да яблочной наливочки, да «кое-чему покрепче»…
Игги выкушал три огромных блюда, запил все парой ведер пива, не обошел своим внимание настойку и «кое-что покрепче», потом сыто рыгнул и ушел в свою комнату, не обмолвившись с Дубыней ни словом, но прихватив в собой целый поднос с остатками еды.
Дубыня же настолько рад был возвращению покровителя, что до самой ночи приплясывал на месте, убирая остатки пиршества, отчего дом слегка потряхивало, но в целом, стены не рухнули, разве что стекло в самой дальней комнате полуподвала пошло легкими, ажурными трещинами, словно паутина старательного паука, знающего цену своему труду…
Время до седьмицы прошло быстро. Игги почти не выходил из своей комнаты, требуя доставлять все больше и больше продуктов, которые Дубыня закупал и готовил.
Кудр, премиальный кандидат, не удостоил их дом своим появлением, хотя бы, чтобы удостовериться, жив Джуба или нет.
Отпрыск сразу заявился к отцу и доложил обо всем произошедшем, продемонстрировав добытое перо жар-птицы. Конечно, в его описании подвига, все совершил сам Кудр. Он бесстрашно бился с птицей на болотах и собственной рукой вырвал перо из ее хвоста. Остальные же трусливо прятались в кустах. Боярин Крив не поверил ни единому его слову, дав привычный подзатыльник сыну, но потом поразмыслил и решил вычеркнуть Джубу из дальнейших планов, тем более, что тот, судя по всему, был мертв. Это так же позволяло ему не выплачивать полный гонорар за первое задание. Пятьсот монет на дороге не валяются, знаете ли!..
Дубыня в душе крайне негодовал по поводу отсутствия Кудра. Он был человеком прямым и расстраивался, видя человеческую неблагодарность. Игги было плевать на подобные игры разума. Он лишь требовал пищи в комнату, все больше и больше, и это слегка беспокоило его подручного.
Наконец, будние дни миновали, и наступил конец седмицы, который в равной степени ждали и горожане, и кандидаты в женихи, и сама невеста, и даже царь. Впрочем, Громослав все еще радовался небывалому сбору в семь тысяч золотых монет, а перспективы отдать полцарства пока всерьез не рассматривал.
День начался хорошо. Яркое солнце, прекрасная погода, чистое небо над головой — все это и еще многое неимоверно раздражало Джубу. Он проснулся рано, но из комнаты не выходил почти до самого обеда, и лишь, когда до полудня и оглашения решений осталось не больше часа, Игги выбрался из своего убежища на втором этаже все с тем же мешком в руках, который, по мнению Дубыни, визуально оценившему поклажу наметанным взглядом, слегка прибавил в весе за прошедшие дни.
Джуба закинул было мешок себе на плечо, но поморщился, и передал ношу Дубыне. Тот принял вес легко, но тут же понял, что в мешке есть кто-то живой. Кошка? Собака? Орлан? Крокодзюб?*
*Животный мир Тридевятоземелья был разнообразен до невозможности. Здесь водились даже давно вымершие в прочих землях виды, и вполне хорошо себя чувствовали.
Тот, кто находился в мешке, иногда шевелился, грел спину Дубыни своим теплом, но не пытался вырваться наружу.
Они так и прошли сквозь Велиград: Игги шел первым, но в этот раз он старался выглядеть незаметным, ни с кем не здоровался, да и вообще укутался в серое пончо с ног до головы. Дубыня шел следом с мешком, недоумевая, зачем им в принципе нужно все это представление. Очевидно же, что Кудр так и так предъявит перо царю, объявив, что добыл его лично и без чьей либо помощи. Это было понятно и логично. Обмани и не заплати! — это девиз любого делового человека.
В полдень заиграла рожок. В этот раз помост был куда меньше, чем неделю назад. Но царь Громослав и царевна Веселина все так же восседали на переносных тронах на балконе, взирая на собравшихся внизу людей с приязнью. Так, по крайней мере, казалось. На самом же деле, никто этого не гарантировал.
— Жители стольного града! Сегодня мы узнаем, кто из доблестных кандидатов смог преодолеть первое испытание! Кто завладел пером жар-птицы и сможет его предъявить всем собравшимся! Кто стал сильным звеном и пройдет во второй тур! Так же нам станет известны имена тех, кто не сумел, не выдержал, не добыл, не нашел, — от жары у глашатая временно помутился рассудок. — Слабые звенья! Слабые! Никчемные! Пустышки!..
Народ заволновался. Люди не хотели смуты, а любые крики прямо-таки вынуждали кинуть камень в голову стражника или ткнуть его ножом под ребро. В общем, устроить нечто, за что потом срубят голову с плеч. Причем, начинать сей процесс было абсолютно без надобности, но, с другой стороны, душа требовала широты действия.
Но все быстро закончилось.
Глашатай пытался еще что-то кричать, к чему-то призывать, идти куда-то в сторону болот, но двое солдат выскочили на помост и уволокли его под руки прочь. Тот еще долго кричал во весь голос:
— Дурни! Дурни! Слабые звенья!
После некоторой суматохи за сценой, на помост выбрался второй глашатай — глава гильдии. Этот уже выглядел солиднее.
— Честной народ! Извиняйте за задержку! Сейчас начнем!
Игги заметил боярина Крива, стоявшего чуть в стороне в окружении охраны. Сделав знак Дубыне оставаться на месте, Джуба направился к своему заказчику.
Тот заметил его и скривился, но все же от разговора не ушел.
— Вижу, жив ты… хотя мне рассказывали иное…
— Живее всех живых! — бодро начал Игги. — Первое задание выполнено, хотелось бы получить расчет. Как договаривались.
— Какое задание? — удивился боярин. — Какой расчет? Мой мальчик сам добыл перо, своими силами. А ты потерялся где-то на болотах и теперь смеешь требовать денег? Да я велю запороть тебя плетьми, наглец!
Джуба морально был готов к чему-то подобному. И все же поведение Крива его неприятно удивило. Ведь одно задание — это всего лишь треть дела. И даже если сейчас молодой Кудр отдаст перо и пройдет этап, то совершенно неизвестно, что еще придумает царь Громослав, в какие дальние дали загонит претендентов.
Об этом Игги и сообщил Криву в весьма лаконичной форме.
— Не заплатишь, твой отпрыск не выживет. Слабоват он. Хиленький уродился. Помрет, не здесь, так там.
Кудр задумался. Платить ему не хотелось, но и правоту Джубы в душе он признавал.
— Получишь половину от обещанного, — наконец, решил он. — Двести пятьдесят! И, пожалуй, я пересмотрю наш уговор. За второе дело тоже будет лишь половина!
Игги усмехнулся. Жаден боярин был до неприличия. Сейчас согласись на его условия, потом от половины останется четверть, затем восьмушка. Нет уж, с такими людьми надо действовать иначе. Сразу ставить их на место.
— Да, боярин, пожалуй, мы, и правда, пересмотрим наш уговор… только вот на моих условиях. За первое дело заплатишь ты мне… тысячу монет! И пятьсот монет авансом за второе дело!
Крив забулькал от удивления и чуть не подавился. Такой наглости он не ожидал. И от кого? От простого наемника, человека без средств и положения. Да он… да его!..
— А чтобы ты не думал ничего дурного, — невозмутимо продолжил Игги, — я расскажу тебе кое-что интересное. Дальше, сам решай, продолжим мы сотрудничество или нет…
И пока Крив приходил в себя, Джуба подошел чуть ближе и тихим голосом, так, что только боярин слышал его слова, быстро начал говорить. По мере рассказа, бардовое лицо Крива приняло розовый цвет, а потом стало обычного зелено-землистого оттенка. Когда Игги замолчал, боярин думал недолго.
— Выдать этому человеку пятнадцать сотен золотых! — приказал он одному из своих людей.
Джуба поклонился и отошел за деньгами за угол. Вернулся он очень довольный с увесистым мешком в руках, в котором что-то позвякивало.
Он получил даже больше, чем рассчитывал, но кто бы только знал, чего это ему стоило…
Тем временем Громослав махнул рукой с балкона и действие началось.
Перед помостом опять постелили четыре красные дорожки, по числу претендентов, и по ним важно шествовали потенциальные женихи.
Каждый из них на небольшом позолоченном подносе нес свое перо.
Младший принц Джафар ибн Каид был весь в белом, маркиз Жак де Гак щеголял зелеными одеяниями, богатырь Святополк оделся в цвета дружины: золотой доспех, такой же блестящий шлем и кроваво-красный плащ, а боярский сын Кудр облачился в синий камзол, шитый жемчугом, а на голову напялил высокую шапку, которая постоянно норовила свалиться ему на глаза.
На помосте находился небольшой столик, за которым восседал эксперт.
Слуга с поклоном принимал от кандидатов подносы с перьями, относил их к эксперту, тот с важным видом оглядывал перо со всех сторон, а в конце торжественно заявлял:
— Оно!
И эхом по толпе неслось:
— Оно… оно… оно!..
— Кто оно?
— Перо! Настоящее!
— А зачем оно нужно?
— Не знаю, для красоты, наверное?
— Дурак ты, и не лечишься, все знают, что если потереть такое перо в ступке, а потом добавить в чуть подогретое вино и выпить, то вновь вернется мужская сила!
— Ты думаешь, царь Громослав…
— Тихо ты, болван, стражники услышат, конец тебе!
— Но ты же сам…
— А конец тебе! Дураки должны страдать!..
Подобных диалогов Игги наслушался множество. Проверка перьев длилась не менее получаса. Неторопливо, со всем тщанием.
В итоге все перья были признаны подлинными, и глашатай, вновь взобравшись на помост, торжественно заявил, что все стоящие здесь претенденты успешно прошли первый этап. Все они выполнили задание в срок, и никто не имеет перед другими преимущества, вне зависимости от того, кто привез перо первым, а кто последним.
— Ну-ну, — пробормотал себе под нос Игги, — это мы еще поглядим!..
Безжалостно распихивая локтями людей вокруг, он пробился к помосту и жестом подозвал к себе глашатая. Тот хоть и считал себя человеком важным, государственным служащим, но разглядел в этом мрачном человеке нечто такое, что вынудило его тут же спрыгнуть с помоста и подбежать к Джубе.
— Что вы хотели, господин?
— Кудр, боярский отпрыск… в смысле, сын, желает сделать дополнительный подарок нашему славному царю Громославу и прекрасной царевне Веселине. Объяви!
Глашатай взобрался на помост по лесенке, за ним следом с мешком в руках шел Игги.
Толпа заинтригованно умолкла. Джубу знали многие, да и сам царь вспомнил его и даже крикнул с балкона:
— Ну что там еще?
— Подарок для царя от боярского сына Кудра! — сообщил всем интересующимся глашатай, а затем отступил чуть назад, с интересом поглядывая на мешок.
Игги поклонился на все четыре стороны, правила приличия он чтил, развязал мешок и безжалостно вытряхнул его содержимое прямо на помост.
Толпа ахнула! Громослав вскочил на ноги. Веселина захлопала в ладоши.
На помосте, грозно расправляя крылья, сердито орал на всех собравшихся маленький птенец.
— Чудо-чудное! Диво-дивное! — прокричал ошеломленный глашатай. — Это птенец жар-птицы! Еще никто и никогда не мог поймать птицу живьем! Да здравствует боярский сын Кудр, совершивший этот подвиг во славу царя и царевны! Ура!
Толпа, как известно, быстро меняет лидеров и объектов поклонения. Еще мгновение назад Кудра никто за человека не считал, а теперь его имя скандировали все вокруг.
— Кудр! Кудр! Кудр! Ура-ура-ура!
И тот воспользовался моментом, кланяясь на все стороны и пожимая протянутые руки. Пока ты герой в глазах людей — будь им!
Птенца вновь посадили в мешок и куда-то утащили. Представление было окончено. Вторая часть должна была начаться после обеда. Тогда же Громослав планировал объявить новое испытание.
Царь поднялся на ноги, и царевна тоже поднялась.
И тут раздался чистый и звонкий голос, полный искренней обиды:
— А как же я? Про меня забыли! Я тоже здесь!
На краю помоста, чуть скособочившись, стоял кандидат от народа, певец Елисей и держал в руках цветное перо жар-птицы.