— Умно. То место наводило жути, — бормочет она в ответ и вздрагивает, а я едва сдерживаю смешок.
В детстве мы бегали туда по ночам именно по этой причине. Жуткое место. Здания внутри были почти пусты, за исключением кроватей, небольшого количества личных вещей и оставленных документов. История гласит, что еще в конце 1800-х годов филиппинские рабочие, прибывшие по морю для работы на консервном заводе, заразились чумой, и, хотя каждый из них подписал контракт, в котором говорилось, что после смерти их тела будут отправлены домой, людей было так много, что компания решила поместить тела в деревянные бочки и похоронить за бараком, где они жили. По сей день местные жители говорят, что в этом районе все еще обитают духи обманутых людей, тела которых так и не были отправлены на родину.
— Будешь? — Шел показывает ломтик хлеба, выводя меня из задумчивости, и я качаю головой.
— Я в порядке, детка.
Кивнув, она отворачивается от меня и опускает ломтики хлеба в тостер, затем наливает кофе в дорожную кружку с рисунком из розовых роз.
— Сколько берет твой адвокат? — спрашивает она, размешивая молоко в кружке после того, как положила три ложки сахара.
— Она работает от случая к случаю. Если у нее будет время взяться за твое дело, по выплатам вы договоритесь.
— У меня есть кое-какие сбережения, просто сейчас их немного, — тихо говорит Шел, подходя ко мне.
Затем рассеянно берет мою чашку кофе, которую я приготовил для себя, возвращается к стойке и достает другую дорожную кружку, такую же, как у нее, но в мелкий цветочек с ярко-желтой крышкой, а затем выливает в нее мой кофе. Затем доливает немного кофе из кофейника.
— Поговори с ней сначала, а потом разберешься, как действовать дальше, — предлагаю я.
— Я так и сделаю. — С легкой улыбкой Шел протягивает мне кружку. — Мальчиковых нет. Извини.
Она пожимает плечами, и я киваю, забирая у нее кружку, чтобы она вернулась к тостеру.
— Как Обри?
— Что, прости? — спрашиваю я, наблюдая, как она достает из шкафа банку арахисового масла.
— Обри, эм… как она? — Шел замирает с ножом в руке и оглядывается на меня через плечо. — С ней все в порядке?
— Да.
— Хорошо, — тихо отвечает она, поворачиваясь обратно к стойке, где продолжает намазывать масло на тост.
— Почему ты спрашиваешь?
— Не уверена. — Она выдыхает, затем поворачивается ко мне. — Я не очень хорошо ее знаю, поэтому может мне это просто показалось, но когда Обри уходила отсюда в то утро после того, как помогла мне прибраться, казалось, она торопилась уйти. Я просто... — Шелби качает головой, и ее лицо смягчается. — Я не знала, сказала ли что-то, что расстроило ее, или она просто спешила домой, потому что вы вернулись.
Она пожимает плечами, откусывая кусочек тоста и прислоняясь спиной к стойке.
— О чем вы говорили?
Моя дочка застенчива и всегда была такой, вот почему у нее не так много друзей. Большинство не видят этого в ней и предполагают, что она ведет себя сдержанно или даже грубо, когда все совсем не так.
— Я предложила ей прийти как-нибудь ко мне потусоваться и испечь что-нибудь вместе. После этого, мне показалось, что ей не терпится сбежать от меня.
— Она застенчивая. Иногда ей требуется немного времени, чтобы привыкнуть к людям, — мягко отвечаю я, не желая ранить чувства Шел, но желая, чтобы она поняла, что не должна обижаться.
— Я поняла, что она застенчивая, но не думаю, что дело в этом. — Шел делает паузу, прикусывая щеку изнутри. — Мы смеялись, и казалось, ей было весело, пока я не сказала, чтобы она приходила в гости. — Она пожимает плечами. — После этого мне показалось, будто я сказала что-то не то.
Ее слова — удар под дых. Тина всегда была близка со Стивеном, но ее отношения с Обри — вечный хаос. Многие годы я настаивал, чтобы Обри и Тина занимались чем-нибудь вместе. Девчачьими штучками, которыми я, как мужчина и как ее отец, не интересовался. Но со временем Обри становилась все более и более непреклонной в нежелании проводить время со своей мамой, и Тина вела себя с ней все более сурово по той же причине.
— Ты не сказала ничего плохого. — Потираю затылок и опускаю глаза к ботинкам, затем встаю и беру кружку.
— Она очень милая, — тихо говорит Шел, и я поднимаю взгляд на нее. — Мне не нравится мысль о том, что я каким-то образом причинила ей боль. Вот и все.
— У нее не самые лучшие отношения с мамой. Уверен, твое предложение заняться чем-то таким простым, как выпечка, заставило ее грустить, потому что, как бы она ни была не согласна с поведением или действиями матери, но все равно хотела бы тусоваться с ней, хорошо проводить время и делать такую чепуху, как смеяться и печь торты, — объясняю я.
Шелби отводит от меня глаза и отправляет в рот последний кусочек тоста. Мгновение она быстро моргает, будто борется со слезами.
— Просто дай ей немного времени. Она придет в себя, — говорю я, а Шел кивает и направляется к раковине, чтобы вымыть руки.
— Обри сказала, что они с дедушкой собирали пазлы, — говорит Шелби ни с того ни с сего.
Я подхожу ближе и наклоняюсь, чтобы видеть ее лицо.
— Так и было, — соглашаюсь я, кладя руку ей на поясницу, после того как она выключает воду и прислоняется к раковине.
— Должно быть, Обри была очень ему дорога, и Стивен тоже. — Ее взгляд перемещается к моим глазам, и я киваю.
— Они росли, считая его своим дедушкой. Оба были раздавлены его переездом, и опустошены известием о его кончине, цветы у входа — дело рук Обри, она настояла на уходе за ними, когда твой дедушка уехал, — признаюсь я, и ее подбородок начинает дрожать.
— Хотела бы я, чтобы он рассказал мне о них.
Видя стоящие слезы в ее глазах, не оставляю ей выбора, прижимая к своей груди, обнимаю и кладу подбородок ей на макушку.
— Не уверен, что тогда ты была в состоянии слышать о моих детях и их отношениях с ним, и, зная Пэта, понятно, что он пытался защитить тебя от этого, — мягко говорю я, и Шел прерывисто вздыхает, затем откидывается назад и смотрит на меня.
— Прости, если заставила тебя почувствовать, что ты должен сожалеть о Стивене и Обри. Я этого не хотела. Они оба — удивительные дети, — тихо говорит она.
Судорожно сжимаю руки вокруг Шел, открываю рот, но прежде чем успеваю ответить, она вырывается из моих объятий, бормоча что-то о том, что ей нужно взять сумочку, и покидает кухню. Откинув голову назад, задаюсь вопросом: как действовать дальше. Мой взгляд опускается на стойку, где бок о бок стоят наши кружки, и пусть у меня нет плана в отношении нас, но я буду двигаться вперед.
***
— Ух, ты, здесь действительно красиво, — говорит Шел останавливаюсь рядом со мной, и я улыбаюсь лобовому стеклу.
— Уже не так жутко, да?
— Определенно, больше не жутко. Как на открытке, — говорит она, наклоняясь вперед, чтобы лучше разглядеть.
Район красивый и расположен прямо у воды. Старый консервный завод все еще стоит на своем месте в глубине, но теперь используется для хранения лодок и чистки рыбы. Когда-то полуразрушенные бараки переоборудовали для рабочих и посетителей. Посередине большой территории площадью десять акров расположена красная столовая, а коттедж находится в центре внимания.
— Стэн проделал большую работу и постоянно добавляет новые комнаты, так как места забронированы все лето рыбаками, туристическими и экскурсионными группами, а большую часть зимы — лыжниками.
— Понимаю, почему, — бормочет она, когда я подъезжаю к территории комплекса и паркую грузовик.
Повернувшись к ней, замечаю, как крепко Шел стискивает сумочку, так, что костяшки пальцев побелели.