— Не указывай мне, что делать.
— Ты нападаешь на мою женщину, я более чем могу указывать тебе, что делать.
— Этот парень серьезно? — спрашивает он, указывая на меня и одновременно глядя на Шел.
— Да только потому, что тебе нужно перевести дух и успокоиться. Я знаю, ты расстроен и знаю, что не причинил бы Хантеру вреда. Не нарочно, но ты сделал это, — тихо говорит она, и он, нахмурившись, отступает.
— У него должен быть отец.
— Да, должен, но несправедливо заставлять его чувствовать, что ему нужно выбирать между двумя людьми, которым он может доверять, чтобы быть уверенным, что он счастлив и в безопасности.
— Ему не нужно выбирать.
— Он был счастлив, Макс. До всей этой истории с адвокатами и опекой он был счастлив. Он обустраивается здесь, заводит новых друзей, отправляется в приключения, но также делится всем этим с тобой и с нетерпением ждет вашей встречи. — Шел указывает на бывшего. — Когда он в последний раз звонил тебе, чтобы рассказать о том, как провел день? Звонил ли он, чтобы рассказать о лагере или новых друзьях? — тихо затем спрашивает она.
— Я уже сказал тебе, Шелби, что не разговаривал с ним некоторое время.
— Сказал, но тебе неинтересно, что может это твои слова заставили нашего сына закрыться от тебя? Он с радостью поделился с тобой чем-то, а ты взбесился из-за этого и сорвался на нем и на мне.
— Это был медведь, а не чертов котенок.
— Хантер был в безопасности. Я бы никогда не подвергла его угрозе. Я бы лучше отрубила себе руку, Макс. Ты же знаешь, — говорит она, и его плечи слегка опускаются.
— Я скучаю по нему. Скучаю по вам обоим, — признается Макс и мне требуется все силы, чтобы оставаться на месте и держать рот на замке.
— Макс, пожалуйста, не надо. Ты мне дорог. Так будет всегда, но мы расстались. Единственное, чего я хочу, это чтобы у Хантера были мы оба.
— Ты забрала его у меня.
— Я не забирала его у тебя. Я переехала. Почти за год до переезда я говорила тебе, что собираюсь покинуть Сиэтл. Мы с тобой договорились, что Хантер должен жить со мной.
Проводя рукой по волосам, он откидывает голову назад.
— Мне это не нравится.
— Я понимаю, но Макс, ты можешь мне честно сказать, что, если бы он жил с тобой, ты проводил бы время дома? Ты бы не работал все время и не уезжал по делам так часто, как сейчас? — спрашивает она, и его лицо становится суровым.
— Я должен работать.
Сглотнув, лицо Шел смягчается. Она на мгновение прикусывает губу.
— Конечно, должен, и я знаю, что ты любишь то, чем занимаешься, но если бы Хантер жил с тобой, кто бы с ним оставался, когда ты на работе или в отъезде? — мягко спрашивает она.
— Я найму няню.
— Когда мы узнали, что я беременна, мы оба хотели одного. Мы хотели, чтобы наш сын знал, что его любят, — говорит Шел, и меня пронзает боль, потому что этого мы хотели и для Сэмюэля. Мы хотели, чтобы он знал, что его любят без всякой причины. Помимо того, что мы создали его, еще хотели, чтобы у него была семья, которая дала бы ему все, что он желал и в чем нуждался. Все, что мы не могли дать ему в то время. — Ты как-то сказал мне, что не хочешь, чтобы Хантера воспитывала няня. Чтобы он не рос, как ты, с постоянным чувством, что никому на самом деле нет до тебя дела, кроме людей, которым платят.
— Мы не будем говорить об этом в присутствии твоего парня. — Макс выжидающе поворачивается ко мне.
— Я не уйду, — спокойно заявляю я, и лицо Шел смягчается еще больше. Она встает передо мной, но глаза Макса все еще прикованы к моим поверх ее головы.
— Мы с Хантером строим здесь жизнь, и часть этой жизни включает в себя Зака и его детей. Я не буду говорить о твоем прошлом при нем, если ты этого не хочешь, но он никуда не уйдет.
— Я знаю, кто он, Шелби, — говорит Макс, опуская на нее глаза.
— Да, знаешь, — мягко соглашается она, делая шаг назад ко мне. — А он знает, что ты отец Хантера, и мужчина, угрожавший забрать у меня сына всего несколько недель назад.
Его ноздри раздуваются.
— Ты должна понимать, почему я это сделал.
— Я понимаю. Правда, понимаю. Разлука с ним убила бы меня, но, насколько я знаю, может наступить время, когда он захочет жить с тобой. Будет хреново, но если это все-таки случится, я разберусь. И не буду заставлять его чувствовать, что у него нет выбора, нет голоса или мнения в том, что происходит. Я не заставлю его чувствовать, что он должен выбирать между нами.
— Отлично, — рычит он, вскидывая руки в воздух. — Я позвоню своему адвокату в понедельник и все отменю.
— Макс, — вздыхает Шелби. — Твои действия ошеломили меня и причинили боль нашему сыну. Я не хочу повторения этого через несколько дней, недель или месяцев, когда тебя не устроит, как идут дела. Так что если существует необходимость в фиксировании всех условий документально, пусть адвокаты займутся этим.
— Я беспокоился.
— Я знаю и понимаю твои чувства, но тебе следовало остыть и поговорить со мной. Дать мне шанс объяснить ситуацию и поверить, что я никогда не подвергну Хантера опасности.
— Знаю. — Он проводит рукой по волосам. — Я поговорю со своим адвокатом и придумаю, как со всем разобраться. Такого больше не повторится.
— Спасибо, — тихо говорит она, затем поворачивается ко мне. — Ты не мог бы сходить за Хантером и сообщить детям, что все в порядке?
— Конечно, детка, — соглашаюсь я, сжимая ее плечо и целуя в лоб, затем развернулся и направился к своему дому.
***
— Все в порядке? — спрашивает Хантер, как только я открываю дверь и нахожу всех детей и Пенни, сидящих внизу лестницы, прижавшись друг к другу.
— Да, малыш. Все хорошо. Пойдем. Я провожу тебя.
— Я не хочу возвращаться в Сиэтл. Не хочу оставлять маму, — заявляет он, не двигаясь с места, и что-то внутри меня меняется.
Подойдя к нему, я опускаюсь на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне, и кладу руку ему на шею.
— Ты не оставишь маму. Твой папа просто хочет провести с тобой время, поэтому приехал тебя навестить.
— О, — бормочет он, и Стивен легонько толкает его в плечо.
— Я же говорил, что все в порядке.
— Да. — Хантер оглядывается назад, туда, где сидит Стивен, и хотя я не вижу выражения его глаз, знаю, что он смотрит на него с восхищением.
— Может, завтра мы все сможем поужинать с твоим папой, — вмешивается Обри, и я борюсь с улыбкой и встаю.