Август
Но ты не держишь обещанья.
Молчи; ведь я не все успел тебе сказать.
Я кончу - и тогда пытайся отрицать.
Теперь же мне внимай, не прерывая боле:
Ты смерть готовил мне у входа в Капитолий,
При приношенье жертв хотел своей рукой
Над чашей нанести удар мне роковой.
И часть твоих друзей мне б выход заслонила,
Другая же тебе б помочь успела силой.
Как видишь, обо всем я извещен сполна.
Ты хочешь, чтоб убийц назвал я имена?
То Прокул, Глабирьон, Виргиниан, Рутилий,
Помпоний, Плавт, Ленас, Альбин, Марцелл, Ицилий,
Максим - которого я другом мог считать,
А остальных из них не стоит называть.
Вот кучка тех людей, погрязших в преступленье,
Которым тяжело законов проявленье,
Которые, тая бесчестность дел своих,
Законов не любя, стремились свергнуть их.
Вот ты теперь молчишь, но вызвано молчанье
Смущеньем у тебя, в нем нету послушанья.
Чего же ты хотел, о чем же ты мечтал,
Когда б поверженный у ног твоих я пал?
Свободу дать стране от слишком тяжкой власти?
Коль мысли я твои понять мог хоть отчасти,
Спасение ее зависит от того,
Кто крепко держит жезл правленья своего.
А если замышлял ты родины спасенье,
Зачем мешал ты мне дать ей освобожденье!
Из рук моих ты б мог свободу эту взять
И было б незачем к убийству прибегать.
Так в чем же цель твоя? Сменить меня? Народу
Опасную тогда приносишь ты свободу.
И странно, что, в душе стремленье к ней храня,
Одно препятствие находишь ты - меня!
Коль тяжкой родину я награждал судьбою,
То легче ль будет ей, забыв меня, с тобою?
Когда я буду мертв, ужель, чтоб Рим спасти,
Власть к одному тебе достойна перейти?
Подумай, вправе ль ты довериться расчетам.
Ты в Риме так любим, ты окружен почетом,
Тебя боятся все, готовы угождать,
И у тебя есть все, что мог бы ты желать,
Но и врагам своим внушал бы ты лишь жалость,
Когда бы власть тебе, ничтожному, досталась.
Осмелься возразить, скажи, чем славен ты,
Какой в достоинствах достиг ты высоты,
Чем похвалиться бы ты мог передо мною