Хантер
На этой неделе мы закрыли Salacious на две ночи для проведения ремонтных работ. Одним из таких ремонтов является добавление комнат для быстрого секса, как их назвал Гарретт. По одной с каждой стороны клуба, ближе к задней части, так что они не бросаются в глаза, но достаточно незаметны. Конечно, в целях бюрократии и соблюдения городских норм они официально классифицируются как кабинки для переодевания… как гардеробная.
На самом же деле они представляют собой достаточное пространство для небольшого действа, без необходимости резервировать комнату или менять постельное белье. Честно говоря, умная идея для повышения посещаемости.
Другая реконструкция — превращение двух задних комнат в сменную мастерскую, и Дрейк упорно сопротивляется этому. Может быть, потому, что мы даем ему всего два дня на работу, в то время как он боролся с Эмерсоном за большее время. Может быть, потому, что упоминание о мастерских навевает слишком много напряженных воспоминаний.
В последнее время настроение Дрейка стало немного раздражительным, и я не могу отделаться от ощущения, что это отчасти и моя вина. Поэтому, когда однажды вечером он не вернулся домой… то есть в дом, я решил навестить его. Изабель ведет занятия в студии, а я ненавижу оставаться дома одна.
Когда я появляюсь в клубе, уже семь часов. Все грузовики уже уехали, и внутри все тихо. На мгновение я начинаю беспокоиться, что его здесь нет. Может быть, у него другое свидание.
После нашего маленького рандеву на кухне на прошлой неделе я решила, что он завязал со свиданиями на некоторое время. Насколько я знаю, с Гео у него ничего не вышло.
Если он сможет просто не встречаться с другими людьми, остаться в доме со мной и Изабель, и нам не придется определять это или делать что-то официальное, это будет идеально. Все будет просто и легко.
Да, конечно.
Даже я понимаю, насколько это несправедливо и маловероятно.
Я просто не ожидал, что все это окажется настолько сложным. Все запуталось, и это только вопрос времени, когда наше хлипкое маленькое соглашение распадется. Что касается того, что произошло на прошлой неделе с Дрейком, то сейчас я не могу этого осознать.
Когда я вхожу в клуб со стороны служебного входа, я слышу музыку, доносящуюся откуда-то из глубины зала. Это тяжелый рок, и он разносится по пустому клубу. Я осторожно иду по коридору в сторону двух задних комнат, где идет основной ремонт.
Дойдя до двери, я останавливаюсь, кровь приливает к лицу, заставляя меня краснеть, и я смотрю на него с разинутым ртом. Дрейк без рубашки, весь в поту, он раскладывает на полу доски, подбивая каждый кусок. Он совершенно не замечает моего присутствия, и я продолжаю следить за ним, пробегая глазами по мускулам на его спине и плечах с каждым установленным куском дерева.
Всегда ли он меня так привлекал или это происходит только сейчас, когда я наконец-то позволил себе действовать? Я всегда знал, что Дрейк хорош собой. Он привлекает внимание всех девушек, в каждом баре, куда мы заходим. Я не намного ниже его ростом и не считаю себя намного уродливее, но у меня нет этих длинных светлых локонов или очаровательных голубых глаз.
Что действительно завершает его привлекательность, так это то, как он флиртует, ярко улыбается и уделяет собеседнику все свое внимание, как будто это единственный человек в мире, который существует. Я наблюдаю, как он ночь за ночью творит свою магию, и это сводит с ума.
И до прошлой недели я никогда не чувствовал, что это очарование направлено на меня. Пока мы не оказались лицом к лицу, обнаженные и возбужденные.
Внезапно я вспомнила вкус его шеи, когда целовала его. И то, как этот пресс ощущался на моем языке. Мой член зашевелился в штанах. Потом я вспомнил, как я обхватил его губами, как он впился в мое горло и как сильно я хотел его удовольствия.
Мой собственный член сейчас не просто возбужден — он пульсирует и пытается уговорить меня пройти через всю комнату, чтобы попробовать еще раз.
Так что да, думаю, это ответ на мой вопрос. Дрейк меня определенно чертовски привлекает.
Приспособившись, чтобы не демонстрировать стояк, я пересекаю комнату и попадаю в поле его зрения; на мгновение он выглядит испуганным, когда смотрит на меня.
— Эй! — кричит он, доставая из кармана телефон, чтобы убавить звук. Как только звук становится достаточно низким, чтобы мы могли слышать друг друга, он опускается на колени и ждет, пока я объясню, почему я здесь.
Почему я здесь?
— Что-то случилось? — спрашивает он.
— Нет. Просто ты не вернулся в дом… вот я и решил тебя проведать.
— О, да, мне просто нужно сегодня уложить пол, чтобы завтра мы могли закончить, — отвечает он.
— У вас много работы. Могу я помочь?
Его брови взлетают вверх. — Тебе не нужно этого делать.
Я расстегиваю рубашку и снимаю ее с себя, избегая его взгляда. — Ты думаешь, что я слишком мягкий, не так ли? — спрашиваю я с ухмылкой.
— Когда ты в последний раз поднимал молоток, мистер Бизнес? — Теперь он ухмыляется, и сверкание белых зубов заставляет мою кровь биться быстрее. Вот оно, гребаное волшебство.
— Не беспокойся обо мне.
— Хорошо, вот, — отвечает он. — Помоги мне уложить эти доски.
Он бросает мне длинный кусок дерева — двойной смысл не упущен, — и я опускаюсь рядом с ним на колени. Вместе мы быстро справляемся с настилом нового деревянного пола. Он делает надрезы, а я продолжаю фиксировать каждую доску на месте, работая в комфортной тишине. Это занимает еще несколько часов, и к концу работы мы оба вспотели.
После того, как пол закончен, мы с ним оба прижимаемся к полу, прихлебывая воду, которую я взял в баре.
— А где Изабель? — спрашивает он.
— Она сегодня преподавала. Но я уверен, что она уже дома.
Он кивает. Молчание между нами стало неловким при упоминании о ней. Мы ведь не говорим о том, как интенсивно мы занимались сексом втроем на кухне, или о том, как я делал ему минет перед этим. Я все жду, когда он затронет эту тему и захочет поговорить об этом, но он не делает этого.
Это как взрывчатка. Мы не трогаем ее, не говорим о ней и даже не смотрим на нее, потому что, как только мы это сделаем, она нас всех уничтожит. Вместо этого… мы продолжаем разжигать пламя.
Он встает и смотрит на меня с суровым выражением лица. — Я собираюсь принять здесь душ, прежде чем отправиться домой.
Затем он задерживается на мгновение, как будто ожидая моего ответа.
— Хорошо, — заикаюсь я, мой голос звучит слабо, как будто я пытаюсь казаться нормальным. Затем он бросает на меня быстрый оценивающий взгляд и исчезает из комнаты.
Внезапно я начинаю нервничать.
Я слишком долго сижу на полу, снова и снова проигрывая тот последний момент. Мой разум, как теннисный корт, скачет туда-сюда между разумом и желанием.
Действительно ли ему нужен душ? Или это было приглашение?
Нет. Не все, что он говорит мне, является приглашением. Сколько раз за всю нашу дружбу он принимал душ, который ничего не значил? Тысячи? Это то же самое.
Но это не то же самое. Он определенно оставляет мяч в моем распоряжении.
И даже если он действительно хотел, чтобы это было приглашением, готов ли я к этому?
Хочу ли я, чтобы это было приглашением? Да.
Хочу ли я принять его? Да.
Но что, если я приду туда, и все это будет слишком, слишком рано, и я сойду с ума? Как это отразится на нем?
Но, может быть, это не слишком. Это просто мой укоренившийся страх. И чем дольше я сижу здесь и снова и снова проигрываю в голове это решение, тем меньше у меня шансов все выяснить.
Если я ошибаюсь, и это был не его способ попросить меня прийти и раздеться с ним, тогда я смогу все переиграть, и не случится ничего неловкого. Но есть только один способ узнать наверняка.
В спешке я спрыгиваю и практически бегу в мужскую раздевалку. К моему облегчению, вода еще не закончилась, когда мои ботинки застучали по кафельному полу. Здесь чертовски душно, и я торопливо сбрасываю с себя брюки, ботинки и носки.
Снимая боксеры, я чувствую нервную дрожь в руках. Я не могу поверить, что делаю это. Не могу поверить, что это происходит. Что, если я ошибаюсь? Что, если я не готов?
Это мой лучший друг, а значит, это безопасно. Нет никого, с кем мне было бы удобнее все выяснить.
Глубоко вздохнув, я отключаю свой мозг и вхожу в большую душевую. Он стоит лицом к стене, вода струится по его спине, и я на мгновение замираю, глядя на его идеальное, длинное тело, изваянное за долгое время мускулами и ручным трудом. Секунду я жду, не заговорит ли он, но что-то подсказывает мне, что он выжидательно смотрит на меня.
Так что… ничего не выйдет.
Мой член торчит прямо наружу, твердый, возбужденный и такой же нервный, как и я сам. Держа его в руке, я подхожу к нему ближе, ожидая момента, когда он спросит, что я делаю, или скажет, что не хочет, чтобы я к нему прикасался.
Но этого не происходит. Я подхожу к его высокой фигуре и протягиваю руку, чтобы провести ею по его влажной коже. Он шипит, когда я скольжу пальцами по его плечу и шее. Когда я ослабляю хватку на его горле и притягиваю его твердое тело к своему, вставляя между нами свой твердый член, он улыбается.
— Почему ты так долго?
И я смутно понимаю, что он мог иметь в виду сегодняшнюю ночь, только что в душе, а мог иметь в виду всю нашу дружбу.
В тот момент, когда Дрейк оказывается в моей власти, мой мозг замолкает, и тело берет верх. Упираясь членом в его спину, я обхватываю одной рукой его горло, а другой перебираюсь вперед, чтобы обхватить его внушительную длину.
Мы стонем в унисон, когда наши члены получают взаимное внимание, которого они так жаждут. Дрейк упирается руками в стену, а я прижимаюсь к нему. Хотел бы я знать, что именно в его теле так чертовски приятно. Я испытал лишь вершину айсберга, но с каждым прикосновением жажда большего становится еще более невыносимой.
— Что ты со мной делаешь? — спрашиваю я, исследуя губами его шею и плечо.
Внезапно он поворачивается и притягивает меня к себе, так что наши груди соприкасаются, и наваливается своим ртом на мой. Его поцелуй теплый и жестокий, и мы упираемся в стену. Я сильно прижимаюсь к нему. Мне кажется, что невозможно удовлетворить эту потребность, как будто я не могу насытиться его кожей на своей. Мне отчаянно нужно больше.
Наши поцелуи не прекращаются, мы прижимаемся друг к другу, и все это происходит так быстро. Его вкус, его запах, его прикосновения — это калейдоскоп блаженства — он и я вместе, и это сводит меня с ума.
Схватив его за шею, я рычу в пространство между нами. — Ты сводишь меня с ума.
— Тогда сходи с ума, — отвечает он низким, задыхающимся шепотом, его голос похож на смелость.
Я просовываю руку под его ногу, приподнимая ее, чтобы прижаться еще ближе, и наши члены трутся друг о друга в изысканном ощущении палящего жара и нежного трения.
Это мой лучший друг, мой лучший друг, мать его, и я хочу выебать ему мозги прямо сейчас.
— Я сейчас кончу, — прохрипел я, глядя на него. — Потом я отвезу тебя домой и буду трахать, пока моя жена смотрит.
Он испускает дрожащий вздох, за которым следует протяжный стон, когда он заполняет растояние между нашими телами своей спермой. Я захватываю его губы между своими и тоже разряжаюсь.
Мы падаем вниз по склону на поезде без тормозов. Мы ничего не можем сделать, чтобы остановить это, кроме как разбиться внизу. И я знаю, что в конце концов именно это и произойдет.