Хантер
Я не хочу говорить. Мы с Изабель уже достаточно поговорили. Я знаю, что мы должны поговорить. Я знаю, что Дрейку, вероятно, нужно услышать от меня много чего, но говорить — это не моя сильная сторона. Я лучше покажу ему.
Наш поцелуй длится дольше, чем я планировал. Смысл поцелуя заключался в том, чтобы доказать, что я добился прогресса. Я не закончил… но я стал лучше. И я не боюсь показать кому-либо, как сильно я хочу этого мужчину.
Теперь, кажется, поцелуй превращается в нечто совершенно иное. Его язык скользит по моему, мы пробуем и исследуем рот друг друга. В каком-то смысле это почти похоже на наш первый поцелуй.
Мы оба задыхаемся, когда отрываемся друг от друга.
— Я сделал некоторые изменения в двенадцатой комнате, — пробормотал он мне в губы, и я отошла, чтобы посмотреть в его ярко-голубые глаза.
— Правда?
Почему я не знала об этом?
Возможно, последние два месяца я выполнял большую часть своей работы в доме Мэгги, но, конечно, я должен был знать о перепланировке комнаты. Двенадцатая комната — базовая, с большой кроватью, рассчитана в основном на три-четыре человека. Она просторная, но базовая. Не оборудована ничем дополнительным, поэтому мне интересно, какие модификации он мог сделать.
— Да, я попросил команду не говорить тебе. Я хотел, чтобы это был сюрприз.
Глубокий тембр его голоса так хорошо мне знаком, но если я не слышал его два месяца, то сейчас он вызывает в моем теле волны тепла и возбуждения. Как я так долго избегал этого влечения? Это был не ящик Пандоры, который мы открыли. Это было похоже на прорыв. Теперь, когда эти чувства вырвались наружу, их уже не загнать назад. Никогда не спрятать. И никогда больше не будут игнорироваться.
— Ну, я бы хотел на это посмотреть, — отвечаю я с легкой дрожью в голосе. Трудно скрыть эмоции от этого момента. Он должен быть в ярости, и я ожидаю, что он будет злиться на меня за то, что я ушел, но это не так. Он рад видеть меня так же, как и она, и думать, что я был готов унижаться. Я хочу, чтобы он заставил меня заплатить, но оказывается, что он просто хочет меня.
— Пойдем, — отвечает он, вытаскивая меня из комнаты. Двенадцатая комната находится всего двумя комнатами ниже. Свет над дверью не горит, значит, она не используется, а Дрейк управляется с мастер-ключом быстрее, чем я.
Когда он открывает дверь, я с тревогой жду, какие изменения он произвел, но, когда мы входим, я изо всех сил стараюсь скрыть свое разочарование. Мои глаза ищут что-нибудь в комнате, но я не могу найти ни одной вещи, которая бы отличалась от других.
Дверь за нами закрывается, и Изабель оказывается рядом со мной. Она берет меня за руку, когда я поворачиваюсь к Дрейку.
— Что… — спрашиваю я, но мой голос прерывается, когда в комнате становится темно. На самом деле, она абсолютно черная. Я теряю дар речи от ярких зеленых пятен, разбросанных в темноте. Две линии ведут дорожку по комнате. Жесткие края мебели светятся так, что мы видим только то, что было в этой комнате изначально, но мы не видим друг друга.
Мой рот приоткрывается, когда пальцы Изабель переплетаются с моими. Громкая музыка из главной комнаты доносится в эту через динамики, установленные на потолке, чтобы заглушить шумы из других комнат, и это настолько сюрреалистично, что я едва могу пошевелиться.
Рука Дрейка касается моей спины, и я прижимаюсь к ней.
— У нас еще есть планы сделать что-то большее, например, целую секцию клуба, как эта, но пока… я подумал, что ты оценишь это, — говорит он.
Оказавшись по обе стороны от этих двух людей, я испытываю внезапные эмоции, которых не ожидал.
— Я не заслуживаю тебя, — бормочу я, и его руки пробираются к моему лицу, притягивая меня ближе, пока наши рты не встречаются. Пальцы Изабель скользят по моему позвоночнику, пока она не зарывается в мои волосы.
— Заткнись, мать твою, — бормочет Дрейк мне в губы. — Это полная чушь, и ты это знаешь. Ты всегда думаешь, что должна стать лучше для нас, и я это понимаю. Мы оба родились в дерьмовых ситуациях, но это не делает нас менее достойными, Хантер. Ты — не твой отец, а я — не моя мать.
Что-то в том, что я слышу эти слова в темноте, не видя его лица, делает их еще более сильными.
— Ты можешь прямо сейчас решить, кто ты и чего ты хочешь, — шепчет Изабель, прижимаясь ко мне сзади и осыпая мою спину теплыми поцелуями, прижимаясь губами к моей рубашке.
— Думаю, мне ясно, чего я хочу, — отвечает Дрейк и прижимается ко мне, заставляя меня почувствовать его твердую длину через брюки. — И чего же ты хочешь? — спрашивает он, его голос густой и хриплый от потребности.
— Я хочу этого, — рычу я, хватаясь за его член через брюки. — И это, — добавляю я, обхватывая Изабель рукой, чтобы притянуть ее к себе и придвинуть свой рот к ее рту. Она мурлычет от удовольствия, когда я глажу ее через ткань штанов для йоги.
Мое терпение на исходе, а они мне нужны сейчас. В спешке я расстегиваю застежку на брюках.
— Раздевайтесь, — приказываю я, когда мы теряем остатки одежды в туманном беспорядке конечностей и губ.
Дрейк ведет нас к кровати, и мы втроем не отпускаем друг друга.
Когда я чувствую, что спортивный бюстгальтер Изабель сползает с головы, я нахожу в темноте ее грудь и провожу языком по чувствительному бутону соска. Она прижимается к моей голове, притягивая меня ближе. Я укладываю ее на спину, продолжая исследовать ртом ее тело.
Когда я стягиваю с нее брюки, я чувствую, как Дрейк оседает у меня за спиной. Его губы путешествуют по моему позвоночнику, по одному позвонку за раз. В темноте наши чувства обостряются, и все кажется более интенсивным.
Когда в моих руках обнаженное тело моей жены, все как будто снова приобретает смысл. Я быстро переворачиваю ее на живот, поднимаю на колени и зарываюсь лицом в жар между ее ног. Она издает громкий стон удовольствия, когда я проникаю языком внутрь нее. Ее запах и вкус так знакомы мне, что я поглощаю ее, стирая каждый момент нашей разлуки.
— Боже, как я скучал по этому, — рычу я в ее жар. Она мурлычет в ответ.
Дрейк стоит позади меня, его руки блуждают по моей спине и тянутся к моему переду, поглаживая мой член. Часть меня напрягается, когда он стоит позади меня. Готов ли я к этому?
Но тут же раздается звонкий голос, напоминающий мне обо всем, что дали мне эти двое. Я могу отдавать так же легко, как и брать. И я хочу отдавать.
Удары Дрейка набирают скорость, и мне приходится заставлять себя не кончать уже сейчас.
— Дрейк, — простонал я, отрывая рот от Изабель.
— Да? — отвечает он с хрипом.
Я опускаюсь на колени, поворачиваюсь к нему и говорю: — Я хочу, чтобы ты меня трахнул.
Изабель замирает в моих руках, а Дрейк ничего не отвечает. Он просто обхватывает меня за шею и прижимает мой рот к своему, пробуя ее на вкус на своих губах.
— Хорошо, — простонал он, — потому что я хочу тебя трахнуть.
С этими словами он подталкивает меня вперед, и я возвращаюсь к Изабель, целуя ее, спускаясь к ее теплой пизде. Она извивается и стонет, подставляя мне свою попку, когда я ввожу в нее палец, отчего она только громче стонет.
— Это моя девочка, — бормочу я, касаясь нежной кожи ее попки. — Кончи для меня, Рыжая.
Я загибаю палец внутри нее, и ее дыхание учащается. Она вскрикивает, но подушки заглушают ее голос.
Когда я чувствую, что матрас прогибается позади меня, я понимаю, что Дрейк вернулся. Я был так сосредоточен на Изабель, что даже не заметил, как он ушел. Оглянувшись, я вижу светящиеся в темноте зеленые следы чего-то в его руках. Затем я слышу щелчок крышки.
Ну, блин. Они даже на бутылки со смазкой нанесли светящуюся краску. Умно.
Когда я чувствую, как теплая жидкость просачивается по моему заду, я издаю стон, впиваясь в кожу Изабель. Я вытаскиваю палец из ее жара, целую ее клитор и снова зарываюсь в нее лицом. Она снова прижимается бедрами к моему лицу, и когда я чувствую, как Дрейк прижимает большой палец к моей попке, я перестаю дышать.
— Расслабься для меня, Хантер.
Он стонет, поглаживая меня чуть сильнее, и медленно вводит палец внутрь. Я пытаюсь расслабиться, чтобы пропустить его, но я слишком захвачен ощущениями. Когда он, наконец, проникает в тугое кольцо мышц, я громко и низко рычу во влажную киску Изабель.
— Да? Тебе это нравится, не так ли? — Дрейк говорит, похоже, с удовольствием. — Ты такой чертовски тугой. Я не могу дождаться, когда окажусь внутри тебя.
Я двигаю бедрами вперед и назад, жаждая большего, отчаянно желая этого.
— Еще… — Я хриплю.
— Ты хочешь еще? Я так чертовски готов дать тебе больше.
Его голос — как гравий, сладкое трение в моей душе, и мне нужно каждое слово.
Изабель все еще пыхтит в подушки, мурлыча и умоляя меня. Мне нужно заставить ее кончить, пока я не отвлекся, чтобы довести ее до этого. Поэтому я целую и облизываю ее сладкую киску, натирая тугими кругами ее клитор.
— Да, — кричит она. — Вот здесь.
Я не останавливаюсь, и Дрейк тоже. Он уже вводит второй член, когда Изабель, наконец, разворачивается в моих руках, издавая очередной визг в подушку. Я слишком увлечен ее оргазмом, чтобы заметить, что пальцы Дрейка исчезли, а на их месте… головка его члена.
Он медленно вводит член. Я сгибаюсь в бедрах и прижимаюсь к Изабель, когда он легко входит в нее. Ощущения поначалу шокируют: так полно и тесно. Я впускаю его в свое тело. Я хочу, чтобы он овладел им. Взять меня, использовать меня, трахать меня. Пусть мне будет больно или хорошо, пусть это длится вечно — мне все равно. Мне просто нужно это, и мне нужно больше этого — этого неописуемого, что разрывает меня на части и делает меня целой одновременно.
— Как ты? — спрашивает он, проводя большой ладонью по моему позвоночнику. Я понимаю, что он зарылся в нее настолько, насколько это возможно, его кости бедер прижались к моей попе.
— Я…, — мой голос срывается. Я не знаю, кто я сейчас, но если он спрашивает, что я чувствую, то у меня нет слов, чтобы ответить. Я одновременно потерян и найден. В агонии и экстазе. Ничто и все одновременно. — Я в полном порядке, — отвечаю я.
— Мне нужно трахнуть тебя сейчас, — говорит он, и мой член дергается. Он висит под моим телом тяжелый и твердый, и когда Дрейк отстраняется и снова входит в меня, ударяя в то место, отчего мой член начинает течь по кончику, я притягиваю Изабель к себе.
Прежде чем Дрейк начинает жестко трахать меня, я притягиваю тело Изабель к своему, выстраивая свой член так, чтобы при следующем толчке его член вошел в нее. Я физически соединен с ними обоими. Мы — одно целое. С каждым резким толчком Дрейка я вхожу в Изабель. Она прислоняется к моей груди, позволяя мне найти ее рот своим, и я выцеживаю из нее жизнь.
Темнота поглощает меня целиком, и я позволяю их прикосновениям и объятиям быть единственным, что я чувствую. Ее рот, его руки, ее киску, его член. Я не совсем понимаю, когда начался мой оргазм, или он был здесь все это время, но по мере того, как наслаждение оживляет меня, я крепко прижимаюсь к ним. Мы стонем и дышим как одно целое.
Ощущение пульсирующего во мне члена Дрейка — мое спасение. Его голос гулко отдается в стенах, когда он кончает, извлекая удовольствие из моего тела. И в этот момент нет ни стыда, ни страха — только любовь.
Когда наши кульминации одновременно достигли максимума, я чувствую его теплые губы на своей спине. И я понимаю, что, возможно, это прозвучит пошло или нелепо, но этот человек — моя вторая половинка. Если под родственной душой подразумевается человек, чье сердце отражает мое, близнецовое пламя, настолько совместимое, что один не может полноценно существовать без другого, то, без сомнения, он — мой.
И я знала это всегда, но раньше мы называли это по-другому. Мы всегда были лучшими друзьями, но, возможно, именно это и есть лучшие друзья — замаскированные родственные души.
Наверное, это означает, что у человека может быть больше одной родственной души, потому что эти двое настолько важны для моего счастья, что без них я бы прожил жалкое существование. Но я перестал думать, что не заслуживаю их. Если я отдаю им всего себя, значит, я их заслуживаю, и так было всегда.
В комнате нет ни капли света, к которому должны привыкнуть наши глаза, но впервые в жизни я вижу все очень четко.