Хантер
Поездка на машине до проката от клуба спокойная. Изабель сидит рядом со мной на пассажирском сиденье, сложив руки на коленях, и ее глаза прикованы к проходящему через окно городу. Позади нас размышляет Дрейк. Каждый раз, когда я смотрю в зеркало заднего вида, я ловлю его взгляд лишь на секунду, прежде чем он в спешке отводит взгляд.
Я нахожу их странное чувство стыда забавным. Они выглядят так, как будто их обоих поймали с руками в банке с печеньем, и, может быть, если бы я был неуверенным в себе человеком или хотя бы на мгновение подумал, что эти двое когда-нибудь даже подумают о том, чтобы предать меня, я бы беспокоился больше. Но не я.
То, что произошло на сцене, было всего лишь демонстрацией, и ведущий Максвелл явно недооценил их как пару. Небольшое шоу, которое они устроили, было забавным, особенно для меня, чем для кого-либо еще, поскольку я был единственным в зале, кто знал, насколько неудобно это было для них.
Увидеть их там наверху, мою полуголую жену в руках моего лучшего друга… не произвело на меня того впечатления, которого я ожидал. Когда я вернулся в главный демонстрационный зал, я остановился у двери, когда узнал двух человек в розовом свете. И пока мой разум повторял ритм “какого хрена” , мое тело не реагировало так же.
Может, мне стоило броситься на сцену и вырвать свою женщину из объятий Дрейка. Я, наверное, должен был закипеть от гнева при виде его пальцев, пробегающих по всей длине ее позвоночника, скользящих по едва прикрытым грудям и щекочущих нижнюю часть ее грудной клетки. Но я не ненавидел это.
Я вовсе не ненавидел.
Изабель выглядела такой маленькой по сравнению с телом Дрейка. Ее теплые медные волосы сияли еще ярче в розовом свете. И я не мог не задаться вопросом, что творилось у него в голове во время их небольшого эксперимента по связыванию веревки. Мне не пришлось долго удивляться, потому что в тот момент, когда Изабель отошла в сторону, все в комнате, включая меня, увидели его впечатляющую реакцию.
Он был тверд. Очень тяжело, если я правильно оцениваю со своей точки зрения.
Мой лучший друг явно возбудился, прикасаясь к моей связанной веревкой и полураздетой жене.
Я должен быть чертовски в ярости… но я не в ярости.
— О чем ты говорил с Мирабель? — кротко спрашивает Изабель, когда мы подъезжаем к прокату.
— Перекрестное продвижение. Она рассказала мне немного о том, как они обращаются со своими контрактами и фрилансерами.
— Хорошо, — отвечает она и снова замолкает. Она ведет себя странно.
— Вам понравился этот демонстрант? Мы можем поговорить с ним о приезде в наш клуб.
— Он был слишком формальным и чопорным, — ворчит Дрейк с заднего сиденья.
— Тогда неважно, — шучу я.
— Не знаю… Он мне вроде как понравился, — добавляет Изабель с милой улыбкой. Моей жене нравятся все, поэтому иногда ее суждениям трудно доверять. Но это заставляет меня любить ее еще больше. В ее теле нет порочной или жестокой кости. Перегнувшись через консоль, я сжимаю ее руку.
Как только мы вернемся к аренде, будет уже за полночь, и мы, вероятно, должны быть измотаны, но мы втроем провели последний год, корректируя наши графики, чтобы приспособиться к поздним часам клуба. Изабель даже наняла сотрудников, чтобы открыть свою студию, и переключилась на занятия на закате, а не на рассвете.
Поэтому, когда мы входим в маленькое жилое пространство, никто из нас не идет к спальням. Вместо этого Дрейк достает бутылку текилы, которую купил сегодня в местном магазине, и открывает ее с решительным выражением лица.
— Я собираюсь надеть пижаму. Может, примем ванну с пеной, — говорит Изабель, наблюдая за угрюмым настроением Дрейка за кухонным столом.
— Звучит неплохо, детка, — говорю я, целуя тыльную сторону ее руки, прежде чем она исчезает в спальне.
Вернувшись в гостиную, я скептически смотрю на Дрейка, наливающего себе стакан.
— Лучше сделай два, — говорю я, и он не отвечает.
Вручив мне стакан, он отбрасывает свою рюмку, затем делает тяжелый выдох и бьет пустой стакан о стойку. — Мы можем поговорить, пожалуйста?
— Ты в порядке? — спрашиваю я, взбалтывая золотую жидкость в стакане.
— Нет, я не в порядке. Я связал жену своего лучшего друга в нижнем белье и чувствую себя из-за этого мудаком.
Впервые за сегодняшний вечер он наконец смотрит мне в глаза, и выражение его лица окутано раскаянием.
— Дрейк, все в порядке. Расслабся. Это была просто демонстрация.
Его брови хмурятся, когда он смотрит на меня.
— Перестань, — бормочет он.
Из моей груди вырывается смешок. — Остановить что?
— Быть слишком чертовски милым со мной. Относишься ко мне как к гребаному ребенку. Ты должен захотеть свернуть мне шею прямо сейчас. Ты хочешь ударить меня? Отлично. Просто сделай это.
Я смеюсь еще сильнее сейчас.
— Ты ведешь себя чертовски глупо. Я не слишком добр к тебе, потому что я ни хрена на тебя не злюсь. Что? Ты думаешь, я действительно волнуюсь, что ты пытался нащупать мою жену на сцене со мной в комнате? Господи, Дрейк. Я знаю тебя всю свою чертову жизнь. Если бы я хоть на секунду подумал, что ты когда-нибудь захочешь забрать у меня Изабель, думаешь, я бы держал тебя рядом так долго?
— Если бы это была моя женщина там, наверху, к которой прикасается другой мужчина… на которую таращится целая комната, полная людей… я бы с ума сошёл, — бормочет он за очередным стаканом текилы. — Я никогда не должен был позволять ей подниматься туда вот так.
— Ты коришь себя ни за что.
Его глаза находят мои над краем стакана, и он долго смотрит на меня, прежде чем наполнить рот стаканом. Когда он снова говорит, он делает это немного тише. — С вами все в порядке, ребята?
Я вздрагиваю, прежде чем снова посмотреть на него. — Конечно. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты странно спокойно относишься ко всему этому.
— Потому что это не имело большого значения! — Я спорю. Когда он не расслабляется и не говорит ни слова в течение минуты, я беру бутылку из его рук и ставлю на прилавок. — Послушай, я так же удивлен, как и ты, но, увидев тебя с Изабель, я не разозлился. Может быть, это потому, что мы втроем практически выросли вместе, так что я видел тебя с ней так долго, что на меня это никак не влияет. Ты не можешь расстроиться из-за одной маленькой путаницы и случайного прикосновения к синице. Не то чтобы ты ее трахнул.
— Хантер! — рявкает он, вскинув голову и в ужасе глядя на меня. — Я бы никогда. Ты знаешь это.
— Я знаю это. Поэтому я даже немного не беспокоюсь. Теперь ты просто остынешь, черт возьми?
— Хорошо, — бормочет он. — Это было просто странно. Вот и все.
— Не могло быть так странно. Я имею в виду… все видели, как сильно тебе это нравилось, — отвечаю я с легким смешком.
— Боже мой! — рявкает Дрейк, отстраняясь от прилавка, как будто я ударил его. — Ты это видел?
Может быть, текила начинает действовать, потому что мне, наверное, не следовало признаваться ему в этом, потому что он выглядит слегка огорченным.
— Она горячая, — отвечаю я. — Думаешь, я буду ругать твой член за то, что заметил?
— Ты чертовски болен, — отвечает он, на этот раз улыбаясь.
И я чувствую облегчение от этого. Я ненавижу видеть своего лучшего друга таким расстроенным, что может объяснить, почему я не так расстроен, как должен был бы быть.
— Я пойду проверю ее, — говорю я, оставляя Дрейка на кухне. Он начинает рыться в своем телефоне, и по мягкому выражению его лица и легкой потере фокуса в глазах я могу сказать, что в него влилась текила. Что говорит мне о том, что он больше не будет расстраиваться из-за этого.
— Да, хорошо, — бормочет он, когда я выхожу из комнаты.
Когда я вхожу в нашу спальню с примыкающей к ней ванной, я мгновенно улавливаю запах лаванды, аромат, который сразу же заставляет мой член шевелиться, потому что это означает, что она рядом. Эти ванны с лавандой для нее почти ежедневный ритуал. Каждую ночь она убегает в свою теплую ванну с пеной, впитывая успокаивающий аромат, который затем приносит с собой в постель, чтобы наш секс и мои сны были пропитаны знакомым запахом. Оно спокойно проникло в мою жизнь, и я так не жалуюсь.
— Привет, красавица, — шепчу я, заглядывая в запотевшую ванную и обнаруживая ее с книгой в руках и пузырями до подбородка.
— Привет, — сладко говорит она, опьяненная теплом воды.
Со смехом я сажусь на край ее ванны и провожу рукой по ее голове. — Красавица, на улице около ста градусов. Как ты можешь принять горячую ванну прямо сейчас?
— Ты знаешь, я люблю ночные купания. Кроме того, я хотела дать тебе несколько минут, чтобы поговорить с ним. Он в порядке?
— Он в порядке. Почему вы двое делаете из этого большое дело?
Я спрашиваю.
Она сидит немного выше. — Ты не злишься?
Я качаю головой.
— Нисколько. Если что… — говорю я, скользя рукой по ее щеке и вниз по влажной коже шеи. Она мычит в ответ. — Все это меня немного возбудило.
— Тебя возбудило то, что твой лучший друг прикасается ко мне? — спрашивает она дразнящим тоном.
И я знаю, что она шутит, потому что это смешно. Я был бы не в своем уме, если бы меня это возбудило, но она озвучивает точную мысль в моей голове, только в моей голове… Я не шучу.
Вид Дрейка с моей женой меня возбудил . Вид его рук на ее теле заставил мою кровь биться быстрее, чем я хотел бы признать. Это не совсем то, что я хочу распаковывать прямо сейчас. Или когда-либо.
Потому что в глубине души возбуждение, охватившее меня в тот момент, заставляет меня чувствовать себя менее мужчиной. Как сказал Дрейк, я должен был разозлиться. Я должен был потребовать ее, ударить его и превратиться в дикого, территориального пещерного человека. Но я этого не сделал. Вместо этого я смотрел с интригой и волнением.
И когда он врезался своим застывшим членом в мою жену, вздох, вырвавшийся из ее рта, заставил мой и без того твердый член вытечь из кончика. Я не хотел, чтобы они останавливались. Я хотел, чтобы он сделал это снова.
Даже сейчас я не могу отрицать видения, которые продолжают вспыхивать в моей голове. Представляя его там, наверху, вместо того, чтобы прятать свое возбуждение в штанах, выпускать его наружу, чтобы он мог вонзить его в нее по-настоящему. Чем больше я думаю о ее лице и звуках, которые она издавала, когда он трахал ее, тем сильнее и сильнее я становился возбужденным.
Прежде чем я потеряюсь в эротической спирали этих видений, я вытаскиваю руку из ванны и говорю: — Меня возбудило то, что ты вся связана этой веревкой.
— Ах, да? Итак, что ты собираешься с этим делать? — соблазнительно спрашивает Изабель, откладывая книгу в сторону и прислоняя голову к спинке ванны.
Я возвращаю свое внимание к ней, к этой богине женщины, лежащей обнаженной передо мной и ожидающей, когда я доставлю ей удовольствие. И я не хочу ничего, кроме как побаловать ее.
— Ну, дай подумать… — говорю я, расстегивая рукав на правом запястье. Она закусывает губу, глядя, как я закатываю ее до локтя. Как только она отодвигается, я снова касаюсь ее шеи, не торопясь, касаясь каждого идеального дюйма, от ее ключицы до ее правой груди, сжимая ее в нежном щипке. Она скулит, когда я провожу прикосновением по ее животу, и начинает извиваться, когда я нахожу крошечный треугольный пучок волос между ее ног.
Когда я провожу пальцем по ее складкам, она выгибает спину и испускает голодный стон. Скользя пальцем назад, я нахожу ее клитор и массирую его дразнящими кругами, когда она начинает корчиться в воде, из-за чего некоторые пузырьки переливаются через нее.
— Скажи мне, чего ты хочешь, Рыжая. Скажи мне, как тебе это нравится.
— Да, — стонет она, сжимая пальцами стенки ванны. — Продолжай делать это.
— Это? — спрашиваю я, увеличивая давление на ее чувствительный кончик.
— Да, — снова говорит она.
Некоторое время удерживая прикосновение к ее клитору, я пытаюсь запомнить вид и звук ее удовольствия, поднося ее как можно ближе к ее кульминации, прежде чем замедлить массаж.
— Я хочу быть внутри тебя, красотка. Могу ли я быть внутри тебя?
Закусив губу, она откидывает голову назад и кивает. — М-м-м.
С этими словами я опускаю средний палец к ее входу, вжимаясь в нее одним медленным вторжением.
— О Боже, Хантер… — восклицает она, и я быстро закрываю ей рот другой рукой. Держа одну руку на ее лице, а другую погрузив глубоко в ее теплую киску, я толкнул ее внутрь, приближая ее к кульминации снова.
— Помнишь первый раз, Рыжая? Твое восемнадцатилетие. Когда я заставил тебя прийти с моей рукой в твою спальню, пока твои родители были внизу? Помнишь это? Это было именно так, не так ли?
— Да, — отвечает она, и моя рука приглушает ее голос.
— Я засунул руку тебе под юбку, и ты намочила мои пальцы. Помнишь это, детка?
— О, Хантер, да, — восклицает она, и по тому, как ее бедра крепко обнимают мою руку, я могу сказать, что она в разгаре своего оргазма.
— Это был лучший день в моей жизни, Рыжая. В первый раз я почувствовал, что ты пришла. Это был день, когда началась моя жизнь. Ты знаешь, что это правильно?
— Да, да, да, — протяжно мычит она, когда я убираю свою руку, чтобы на этот раз она могла громко закричать.
Не в силах совладать с собой, я прижимаюсь к ее губам, ощущая тепло ее языка на своем, знакомое трение. Эта женщина держит меня с тех пор, как я встретил ее десять лет назад.
И где-то в глубине души я знаю, что позволил ей выплакаться, потому что хочу, чтобы он это услышал. Не потому, что я хвастаюсь, а потому, что в некотором роде я чувствую, что он тоже должен участвовать.
Он всегда рядом, когда дело касается ее и меня.