35426.fb2
Пастух и овцевод встали утром рано, умылись, помянули бога и подняли стадо. Коргоко сам провожал отару, которая рассыпалась по склону; овцы, бегая взапуски, старались обогнать друг друга. Хозяин шел за ними, любовно поглядывая на своих любимцев – вожаков – баранов и козлов. Вожаки, горделиво покачивая головами и пофыркивая, выступали из стада, подходили к хозяину и терлись зудящими рогами об его руки. Стадо добралось до хороших лугов, раскинулось и приникло к траве. Хозяин и чабан отошли в сторонку, уселись поудобнее и принялись за утреннюю трапезу.
Солнце выступило из-за гребня и заиграло лучами на ледниковой вершине, до сих пор тускло синевшей вдали, а теперь вдруг серебристо заблестевшей и заискрившейся. Подул утренний ветерок, качнул сгустившийся в ущельях туман, разорвал его и, развеяв, повлек вниз, к долинам.
Коргоко окончил трапезу. Бежия собрал остатки и сумку закинул за спину.
– Пойду-ка я теперь домой! – Коргоко поднялся. – Прошу тебя, Бежия, хорошенько следи за стадом, чтобы зной его не запарил… Почаще купай, чтобы песок не въедался, а то отощают овцы, да и шерсть загрязнится, сваляется.
– Не тревожься ни о чем!
– Ну, ну, на твоей совести это дело! Око господне взирает на нас, ягнята стали все как на подбор, стыдно будет теперь их испортить.
– Таких ягнят пригоню, что зависть всех разберет!
– Прощай, да будет с тобой благодать святого Гиваргия! – и хозяин пошел.
Пройдя несколько шагов, он обернулся, чтобы еще разок взглянуть на стадо, и его удивило, что Бежия, опершись на посох, пристально смотрит ему вслед, и такая грусть была во всем облике пастуха, что Коргоко стало его жалко. Он, казалось, хотел что-то сказать хозяину, но не решался.
Коргоко сообразил, о чем хочет сказать ему юноша, вспомнил он про свою молодость, ему вздумалось утешить пастуха, но благоразумие взяло верх. «Погрустит и позабудет», – решил он и хотел было продолжать свой путь.
Но тут Бежия не выдержал.
«Скажу обо всем, попробую действовать напрямик, а там будь что будет!» – и он окликнул Коргоко.
– Есть какое-нибудь поручение домой? – спросил Коргоко, которому хотелось избежать этого разговора.
– Нет! – и Бежия низко опустил голову.
– Я слушаю, парень, говори, чего тебе надо!
– Я люблю твою дочь! – вдруг воскликнул пастух и замолк.
Коргоко ждал окольного разговора и был готов к уклончивому ответу. Прямота Бежии застигла его врасплох, теперь пришла его очередь смутиться: он решительно не знал, что ответить.
– Любишь? – неловко переспросил он.
– Да, больше жизни!.. Почему не хочешь отдать ее за меня?
– Постой, парень, не торопись. Большим хозяйством надо руководить умеючи. Ты еще молод, неопытен, а у меня – только одна дочь и никого больше…
– Коргоко, мы оба крестьяне… Хозяйство у тебя большое, что и говорить, но и я не такой уж простой… Да и девушка меня любит, и как ты можешь отдать ее за другого?… Да и кто посмеет отнять ее у меня? Мир ему станет постыл!
У Бежии глаза сверкнули гневом, он гордо выпрямился во весь рост, и резкий ответ замер на устах у Коргоко, он заговорил уклончиво и мягко:
– Помолчи, парень!.. Подожди немного… Нам надо присмотреться друг к другу.
– Значит, мне можно не терять надежды? – горячо воскликнул Бежия.
– Мужчина никогда не должен терять надежды! – ответил Коргоко, решив про себя всячески противиться этой любви.
– А теперь ступай к стаду, да и я пойду, а то домой запаздываю. – Коргоко двинулся в путь и вскоре исчез за холмом.
Бежия вернулся к себе. Он никак не мог понять, что произошло: обнадежил его отец девушки или отказал ему наотрез?