Еще издали увидел Бежия быстро шагающего, почти бегущего к нему Коргоко, сердце его затрепетало в предчувствии беды, и ноги словно приросли к земле.
– Бежия, погибли мы! – закричал старик и, задыхаясь, побежал к нему.
– Что, что случилось?
– Похитили! – сказал Коргоко, едва держась на ногах.
Бежия не сразу понял, что произошло. Вдруг он схватился за горло, словно ему накинули на шею петлю. Потом сорвал с головы шапку и провел рукой по лбу.
– Что ты сказал? – недоверчиво спросил Бежия. – Пошутил? – добавил он с упреком.
– Что ты? Разве так шутят? Взгляни на меня!
– Значит, это правда? Скажи, кто похитил, когда?
– Далеко увезли ее, не скоро достанешь! – с грустью произнес старик и подробно рассказал пастуху обо всем.
Но Бежия был так всецело поглощен своим горем, так потрясен ужасом случившегося, что даже не в силах был вникать в смысл рассказа Коргоко. Одно неудержимое желание владело им: увидеть любимую, побыть с ней хоть одно мгновение, – и потом сразиться за нее не на жизнь, а на смерть с человеком, который посмел отнять ее у него.
Кровь то приливала к его щекам, то отливала от них, и ему казалось, что он теряет сознание.
Слух о беде в доме Коргоко быстро разнесся по деревне, и главный пастух, друг и доброжелатель Бежии, знавший о его страсти к Циции, тотчас же поспешил к пастуху, чтобы высказать ему свое сочувствие и подать совет.
Мохевцы всегда бывают так чутки и насторожены, что к ним никто не может подойти незамеченным. На этот раз Бежия и Коргоко так были поглощены своим горем, что даже и не заметили, как главный пастух очутился рядом с ними.
– Что вы? Не стыдно вам? – воскликнул главный пастух: – Мужчинам не пристало теряться в горе!
– Опозорили мой дом, шапку, – честь мужчины, – сорвали с моей головы! – простонал Коргоко.
– У мужчины всегда есть враги. Только надо давать им достойный ответ, – сказал главный пастух.
– Надо, надо, нет слов! – воскликнул Бежия. – И враг наш проклянет день своего рождения, – месть моя будет беспощадна!
Главный пастух взглянул на Бежию и подумал: «Да, с этим шутки плохи, он сумеет отомстить».
– Да, парень, ты оправдал мои надежды, – сказал он. Иди, мсти, но будь справедлив в своей мести, не подобает мужчине быть несправедливым. А ты, Коргоко, что собираешься делать? – обратился он к старцу.
– Что я могу в мои годы? Продам имущество, пойду поклонюсь в ноги начальникам, попрошу о помощи. Если бы у меня был сын…
– Что ты, Коргоко! Зачем тебе начальники? Они оберут тебя до нитки, а помощи от них не дождешься. А вот Бежия, чем он тебе не сын?
Но Бежия, обиженный словами старика, подумал, что его отстраняют от участия в поисках Циции, и сразу замкнулся в себе.
«Кто больше меня вправе заботиться о судьбе Циции? Я люблю ее больше всех на свете и пойду один искать ее», – подумал он, тяжело вздохнул, схватил ружье и быстро стал прощаться.
– Куда ты? – удивленно спросил главный пастух.
– Пойду своей дорогой. Сам еще не знаю куда…
И не успел старик опомниться, как Бежия уже исчез.
– И он меня покинул! – скорбно проговорил Коргоко, весь сгибаясь, как под непосильной ношей, – а я так на него надеялся!..