Ее глаза все еще открыты, она смотрит прямо на меня.
─ Столько раз… ─ задыхается она. Ее голос ─ это булькающий хрип в горле ─ кровь просачивается в дыхательные пути. Ее рука трепещет, пытаясь коснуться груди. Я обхватываю ее ладонь, крепко сжимаю. ─ Так много раз человека можно… исправить, ─ шепчет она.
Рядом со мной появляется Зет, его лицо бледно, как у призрака. Он смотрит на сестру, и в его глазах стоят слезы.
─ Нет. Ничего подобного не произойдет, ─ говорит он.
Через плечо Зета я вижу Майкла с пистолетом в руке. О'Шеннесси на полу рядом со своим боссом, глаза обоих мужчин устремлены в потолок ─ взглядом мертвеца.
Но ничего из эго не имеет значения. Ничто не имеет смысла.
─ Что ты можешь сделать? ─ говорит Зет, поворачиваясь ко мне. ─ Скажи, чем я могу тебе помочь.
Но я вижу правду в его глазах, даже яснее, чем в глазах Лэйси ─ он знает, что ничего нельзя сделать. Помощи ждать неоткуда. Я качаю головой, с моих губ срывается прерывистое рыдание.
─ Зет. ─ Другой рукой Лэйси обхватывает руку брата. Ее глаза почти закрыты. Я множество раз видела, как это происходит. Глаза пациента все еще открыты, все еще технически функционируют, но уже не видят того, что находится перед ними. Понятия не имею, что сейчас видят бледно-голубые глаза Лэйси, но она улыбается. И это красивая, удивленная улыбка. ─ Зет. Все… все будет хорошо. Теперь все будет… хорошо.
Зет качает головой. Я уже видела, как мужчины распадаются на части. Последние несколько недель я видела, как Зет терял самообладание, с каждым днем показывая мне все больше и больше себя, но теперь… теперь все стены, которые он возводил, чтобы оградиться от мира, рухнули. И это сокрушает его.
─ Прости, ─ вздыхает он. ─ Мне следовало лучше стараться. Мне следовало лучше стараться. Мне следовало лучше стараться.
Я вижу напряжение на лице Лэйси, когда она пытается сосредоточиться, чтобы выразить свою мысль.
─ Ты сделал… все, что мог. Ты отдал мне… все свои силы. Единственный… кто когда-либо делал это. Спасибо…
Я вижу момент, когда она уходит. В людях есть свет, их души ярко светятся через глаза. Я уже много раз была свидетелем того, как этот свет гаснет. Я осознаю этот момент как то, что он есть ─ что бы ни заставило Лэйси покинуть свое тело, ─ но я просто не могу в это поверить.
Я не верю в это даже, когда ее рука замирает в моей. До меня доходит только тогда, когда Зет издает один-единственный всхлип. Он отпускает ее руку и осторожно кладет ее ей на грудь. Когда он смотрит на ее безжизненное тело, на его лице написано крайнее потрясение.
Я иду к нему. Обхватываю его дрожащее, избитое и покрытое синяками тело и обнимаю. Он не обращает на меня внимание. Продолжает смотреть на свою сестру. На полу рядом с нами лежит тело Лэйси в луже собственной крови. Выражение ее лица странно безмятежно, и волной боли пронзает мысль, что она была права. Теперь у нее все хорошо. Все на самом деле хорошо.
Бедная девочка, которая ела луны из любимых хлопьев только потому, что надеялась, что это сделает ее невидимой. Бедная девочка, которая была такой тихой, чтобы чувствовать себя в безопасности. Бедная девочка, которая всегда хотела только мира. Она знала, что такое насилие. Прожила жизнь, наполненную насилием. Бедная Лэйси, девочка, которая всегда хотела только мира…
А погибла в результате насилия.
Глава 12
Я. Не могу. Дышать.
Глава 13
Майкл поднимает тело Лэйси, его лицо пустое и потерянное. Мы следуем за ним. Зет не говорит ни слова. Он все еще полностью не пришел в себя после разряда электрошокера, очевидно, в его голове нет мыслей. Слезы тихо текут по моему лицу, когда мы выходим из захудалого кинотеатра, оставляя тела Чарли и О'Шеннесси позади, наряду с мертвыми телами двух других незнакомых мне мужчин. Майкл сказал, что они пришли, чтобы убить Зета. Я не испытываю угрызений совести из-за их смерти.
Мы садимся в машину. Это не наша машина. На улице светло. Светит солнце. Я сажусь впереди с Майклом, Зет садится сзади с Лэйси, ее голова у него на коленях. Он не прикасается к ней. Он смотрит, не моргая, в окно. Я не спрашиваю, куда мы направляемся. Башни и высотки города становятся все меньше и меньше в зеркале заднего вида. Сиэтл исчезает.
Час проходит в мертвой тишине. Майкл съезжает с автострады у большого магазина бытовой техники, где можно оптом приобрести товары для сада. Когда Майкл выходит из машины, я протягиваю руку через щель сбоку от моего сиденья, и Зет вкладывает свою руку в мою. Майкл возвращается с двумя лопатами, на его лице безжизненное выражение. Он закидывает лопаты в багажник. Нет необходимости спрашивать, для чего они.
После этого только небо, автострада и раскинувшийся лес, темный и зловещий. По пути нам не встречаются другие машины, через двадцать минут мы снова съезжаем с автострады и едем по черноземным дорогам, затем по грунтовым колеям, извилистым и ухабистым от корней множества деревьев. Не знаю, сколько времени мы сидим в машине, прежде чем я понимаю, что мы остановились. Думаю, очень долго.
─ Нам следует выдвигаться, ─ говорит Майкл.
Пальцы Зета подергиваются, его рука все еще в моей, но помимо этого он не двигается.
─ Зи? Мы не можем отвезти ее обратно…
─ Знаю. ─ Зет делает глубокий вдох и словно оживает. Нехотя, но… оживает. Он открывает дверь, с величайшей осторожностью вылезает наружу и поднимает тело сестры с заднего сиденья. На улице холодно, но дождя нет. Солнце пробивается сквозь плотно стоящие деревья, золотистые столбы света, кажется, держат небо над нашими головами. Майкл достает из багажника лопаты и направляется в лес. Зет сжимает челюсти, мгновение смотрит ему вслед, потом кивает ─ видимо, внутри него идет какая-то внутренняя борьба, ─ и идет следом. Я иду последней. Смотрю, как напрягаются и смещаются мышцы на спине Зета, и мне хочется остановить его. Обнять. Успокоить. Но вижу, что сейчас ему это не нужно ─ ему необходимо время, чтобы разобраться в своих чувствах. Как и всем нам.
Я чувствую себя очень плохо. Тело ломит, иду из последних сил, в то время как мне следует отдыхать на больничной койке. Взрыв был последним штрихом. У меня все еще болит рука от огнестрела, от бега, от того, что я издевалась над своим организмом сотней различных способов с тех пор, как встретила этих людей. Но больше всего болит сердце. Не знаю, перестанет ли оно когда-нибудь болеть.
Через некоторое время Майкл останавливается. Деревья поредели, и мы оказались на небольшой поляне, с которой открывается вид на ручей, пробивающий себе путь по склону горы. От воды отражаются искры света, золотисто-белые и теплые.
─ Здесь? ─ спрашивает Майкл.
─ Здесь, ─ соглашается Зет.
Жаль, что у нас не три лопаты. Мужчины приступают к делу, копают медленно, явно ненавидя свое занятие. Я сижу с Лэйси, перебирая пальцами ее волосы. Ее тело начало коченеть. Доктор во мне знает, что пройдет более двадцати четырех часов, прежде чем трупное окоченение ослабит хватку на ее мышцах, и мы сможем снова двигать ее конечности, поэтому я осторожно укладываю ее руки на груди, а ноги вытягиваю прямо. Майкл видит, что я делаю, и вылезает из ямы.
─ Она всегда спала на боку. Свернувшись калачиком, ─ говорит он. ─ Вот так.
Несмотря на образ опасного человека, он перемещает Лэйс с заботой и любовью. Когда он заканчивает, ее тело находится в позе эмбриона, ладони под щекой, колени подтянуты к телу. Она выглядит так, будто спит. Я поворачиваюсь к Зету, но вижу только его макушку. Он опустился, сидит в яме, которую они вырыли, спиной к нам. Я пытаюсь встать, чтобы подойти к нему, но Майкл берет меня за руку.
─ Не надо. Просто… дай ему время.
Мы с Майклом сидим рядом с Лэйси, слушаем пение птиц, и кажется, что они плачут. Майкл сидит, положив руку на тело Лэйси, словно защищает ее.
─ Ты любил ее? ─ спрашиваю я.
Он улыбается девушке, которая была в его жизни лишь немногим дольше, чем в моей, и глубоко вздыхает.
─ А как иначе? ─ шепчет он. ─ Как ее можно не любить?
Он прав. Как ее можно было не любить?
В конце концов, Зет встает, берет лопату и снова начинает копать. На этот раз он двигается быстрее, с определенной целью. Я остаюсь с Лэйси, потому что мне кажется неправильным оставлять ее одну.
Когда Майкл и Зет закончили, солнце уже почти село. Небо словно пылает ─ как будто горят сами небеса. Мужчины поднимают Лэйс, закоченевшую и покинувшую нас, и несут ее между собой. Яма, которую они копали, ─ уже не яма, а могила.
Я слаба. Труслива. Опустошена и цинична. Не могу смотреть, как ее опускают в землю. Я иду к ручью и плачу, надеясь, что журчание воды заглушит звуки моих слез. Через некоторое время за мной приходит Майкл. Могила уже не могила, а участок свежей земли.
─ Ты ведь раньше ходила в церковь? ─ тихо спрашивает он. ─ Мы не знаем, что сказать. Не могла бы ты…
То, что меня просят сказать что-то для Лэйси, пожалуй, даже хуже, чем наблюдать, как грязь покрывает ее бледную, нежную кожу. Но я не могу отказаться. Мы стоим втроем, глядя в землю, и меня охватывает волна ужаса, когда я понимаю, что не могу произнести слова, о которых меня просил Майкл. Слова, которые сказал бы мой отец: