Как там эта поговорка: захотел от козла молока? На данный момент это я. Я и не представляла себе, что моя жизнь пойдет под откос. Да и кто такое представляет? Сознательно я старалась делать что-то лучше, чем моя мать. Быть лучше. Принимать лучшие решения. И даже сейчас я не уверена, что же я сделала не так. Жизнь с целью не перевесит чистую удачу или ее отсутствие.
— Слышал, сегодня вечером тебя выписывают, — говорит Зак, неторопливо заходя в палату со сдержанной улыбкой и красным спортивным напитком в руке.
— Я в порядке. И думаю, их это тоже устраивает, учитывая отсутствие у меня страховки, оплачивающей завышенные сборы и ненужные анализы. И позволь сказать… как рецидивист эпилептических припадков, я знаю, насколько преступны больничные цены. Семьдесят пять долларов за теплое одеяло. Без шуток. Со страховкой или без, люди должны быть расстроены и возмущены таким положением дел.
Зак переваривает мои слова, слегка сузив глаза и сжав губы.
— Ты меня беспокоишь.
— Потому что я похожа на сторонника теории заговора?
— Нет, — он усмехается. — Я разговаривал с медсестрой. Она сказала, что тебе нельзя садиться за руль в течение шести месяцев после припадка. Ты думала об этом?
Мой взгляд устремляется к окну.
— Мне просто нужно другое лекарство, или дозировка, или еще что-то.
— Тогда позволь врачу решить, что тебе нужно.
— Деньги. — Я смеюсь над его дорогостоящей идеей. Медики полдня провели, удаляя стекло из моего тела. Могу только представить, каков будет счет.
— Я заплачу, — говорит он.
— Нет. Это не твоя проблема. Речь не о долге в пятьдесят долларов. Есть причина, по которой людям нужна страховка, потому что без нее нельзя позволить себе болеть. Но… глупая я. Повезло же мне быть *банутым эпилептиком.
Зак качает головой, быстро подавляя веселье.
— Извини. Я не смеюсь над твоей ситуацией. Просто… — он прижимает ладонь к губам, — …я никогда не слышал, чтобы ты так ругалась.
— Черт, Закари… как же я рада, что смогла развлечь тебя сегодня.
— Слушай… — Он откашливается. — Так больше продолжаться не может. Нам нужно придумать что-нибудь для тебя.
— Нам? С твоей стороны мило приютить меня в своем доме, как бродяжку, но мое здоровье и финансовые проблемы — не твое бремя.
— Я понимаю. Тем не менее… мы можем обсудить вопрос, не чувствуя бремени… я его точно не чувствую.
— Лжец. — Я сужаю глаза, и он закатывает глаза.
Позже… мы убираемся отсюда к чертовой матери.
Желание Зака обсудить мою ситуацию, кажется, угасает еще до того, как мы возвращаемся домой. Он тихий, рассеянный, а не властный парень из больницы. Реальность всплыла на поверхность? Ему надоело заботиться о женщинах, нуждающихся в постоянном уходе?
Я отказываюсь быть его обузой. Лучше вернусь в свою машину, но не позволю этому случиться. Сьюзи хотела, чтобы я убедилась, что он живет дальше. Едва ли я помогаю ему в этом.
— Гарри Паутер. — Я морщусь при виде его высунувшейся из-за угла головы в специальном защитном конусе, на две его лапки наложены повязки, что делает нас близнецами.
Сразу за ним появляется Аарон, единственный невысокого роста светловолосый мужчина среди темноволосого и кареглазого семейства Хейсов.
— Ветеринар сказал менять повязки ежедневно. Мазь на кухонном столе. И он должен носить конус до тех пор, пока отказывается оставить бинты в покое. — Аарон засовывает руки в задние карманы.
— Спасибо. Сколько я тебе должна? — спрашиваю я.
— Нисколько. Я заплачу, — отпускает Зак свои первые три слова после выхода из больницы. Он подводит меня к дивану и помогает усадить на него мою задницу.
— Аарон, сколько я тебе должна? — повторяю я.
Округлившиеся глаза Аарона бегают туда-сюда, сигнализируя о его незаинтересованности в том, чтобы ввязываться в нашу небольшую финансовую перепалку с Заком.
— Ну, поправляйся.
— Предатель, — ворчу я.
Аарон усмехается и хлопает Зака по плечу.
— Ты хороший человек. Дай знать, если тебе понадобиться что-нибудь еще.
Хороший человек. Да, Зак хороший человек. Возможно, это преуменьшение.
— Ты тоже. Спасибо. — Зак слабо улыбается брату, когда тот проходит мимо него.
Шаги Аарона стихают за закрывшейся входной дверью, оставляя нас в тишине. Я пытаюсь встать.
— Что ты делаешь? — Зак шагает ко мне, поддерживая за руку.
— Иду в спальню.
— О. — Он помогает мне подняться. — Хорошая идея. Тебе следует отдыхать.
— Ага, — отвечаю я с протяжным вздохом.
Уютно устроившись в постели с Гарри Голова-в-Конусе Паутером, закрываю глаза — все, что угодно, лишь бы защитить свою нечистую совесть от токсичного стресса, отражающегося на лице Зака.
Боль. Явная тревога.
Все из-за меня. И я чувствую себя ужасно.
Заслышав его приближающиеся шаги, я произношу то, что должна сказать. Мне невозможно удержать это внутри.
— Я уезжаю.
Тишина.
Больше тишины.
Моргнув, открываю глаза, не уверенная, что он меня услышал.
Он стоит в дверях спиной ко мне, не двигаясь, голова опущена.
— Почему?
— Зак, посмотри на меня. Я — ходячая катастрофа. И хотя у меня самые лучшие намерения выкарабкаться из этой ямы, такое не случится в одночасье. И теперь я втягиваю тебя в свои проблемы. Я этого не хотела и не хочу. Я вообще не должна была оставаться здесь.
Он медленно поворачивается.
— Куда ты пойдешь?
— Не беспокойся об этом.
— Это твой код: «нихера не знаю».
Вау!
Я не единственная, кто сегодня матерится. Почему он злится? Он должен испытывать облегчение.
— Это код: «ты потерял жену, и я — не твоя проблема». Это код: «я уже имела с этим дело и что-нибудь придумаю». Это код: «ты сорвался с крючка». Улыбнись. Боже! Пожалуйста, улыбнись, потому что мне невыносимо выражение твоего лица с момента, как мы вышли из больницы. Обреченность и уныние. Паника. Сейчас они так осязаемы.
Зак качает головой из стороны в сторону.
— Это не то, что ты думаешь.
— Бред сивой кобылы! Ты приютил меня, потому что знал, что Сьюзи не оставит тебе другого выбора. И это выражение… вот сейчас… — я киваю в его сторону… — это выражение говорит само за себя. Оно говорит, что ты находишься в затруднительном положении и не можешь понять, как убрать ходячую катастрофу из своего дома… из своей жизни… чтобы действительно начать жить дальше и выяснить, что тебя ждет в будущем.
Зак упирается руками в дверной косяк, его красивое лицо искажается. Он не мой. Я не должна испытывать к нему никакого влечения. Я должна присматривать за ним. Браво. Я потрясающе ужасно справилась со своей задачей. Сьюзи подружилась не с тем человеком. Я понятия не имею, что делаю.
Я сломлена — физически и эмоционально.
— К твоему сведению, на моем лице выражение беспокойства. Я пытаюсь понять, как предложить то — спросить тебя — без того, чтобы ты не взбесилась и не слетела с катушек в одном из своих припадков эгоизма о том, что тебе ничего и никто не нужен.
— Я не слетаю с катушек. — Слетаю. Я слишком упряма, но из-за этого самого упрямства никогда не признаюсь в этом ни ему, ни кому-либо еще. — Просто спроси, что хочешь, или предложи, или… что там еще.
— Перед этим я должен кое-что сказать.
С помощью менее травмированной руки я чуть приподнимаюсь, чтобы опереться на изголовье кровати.
— Слушаю.
— Хорошо. Но, пожалуйста, не перебивай меня, потому что то, что я сейчас скажу, поначалу прозвучит немного жестко.
Я с трудом сглатываю и готовлюсь к его жестким словам.
— Не знаю, — начинает он, — найду ли я когда-нибудь любовь снова, и я не против того, чтобы Сюзанна осталась последней женщиной, которую я люблю. Так что то, что я собираюсь сказать, — не имеет отношения к любви. Речь о благодарности и попытке отплатить тебе за все, что ты сделала для Сюзанны… и для меня.
Мои глаза сужаются.
— Зак… ты платил мне…
— Я не говорю об уборке дома. — Он качает головой с полдюжины раз. — Она нуждалась в друге, настоящем друге. Друге, которым я не мог быть, потому что был слишком занят, душа ее своей любовью. Ты дала ей такую любовь, в которой она нуждалась. Бескорыстную.
Он немного горбится, устремляя взгляд в пол.
— И ты была… ты тоже мой друг. Ты была… — он снова поднимает взгляд, — …всем, о чем мы даже не догадывались, что нам нужно.
Это нелепо. Я живу в его доме, а он благодарит меня?
— Перед смертью Сюзанна попросила меня кое о чем. Она хотела, чтобы я изменил чью-то жизнь. И я слышал в голове ее голос, говорящий мне сделать это. Так что, вот. Я хочу сделать это для тебя и хочу сделать это для нее. Я знаю, это сделало бы ее счастливой. И даже после смерти ее счастье имеет для меня значение. Я думаю, покой — это то, что мы обретаем после смерти. Счастье — это то, как мы познаем любовь при жизни. Она обрела покой. Мне же нужно искать счастье.
Я понятия не имею, к чему он ведет. Но, думаю, было бы идеально умереть прямо сейчас, после слов Зака. Покинуть этот дом будет нелегко, потому что он испытывает такого рода счастье, к которому я не стремилась. Но которое только что нашло меня.
— Я могу кое-что сделать для тебя. Я хочу это сделать для тебя. И я знаю, когда-нибудь тебе за все воздастся, и от этого я буду еще более счастлив.
— О чем ты?
Он делает глубокий вдох и выдыхает, отпуска дверной косяк.
— Я хочу жениться на тебе.
Скрежет иглы по пластинке. Визг тормозов. Стук упавшего на пол микрофона.
Он не оставляет слова долго витать в воздухе необъяснимыми, но эти секунды мне кажутся вечностью, потому что мысли в моей голове проносятся со скоростью света. И к тому времени, как он продолжает, миллион мыслей и эмоций уже рисуют в сознании картину:
— Временно. Никто не должен знать. Так будет до тех пор, пока ты не найдешь работу со страховкой или кого-то еще, за кого захочешь выйти по любви. У меня очень хорошая медицинская страховка, которая будет и твоей. И ты хочешь путешествовать. Что ж… я могу достать тебе невероятно дешевые билеты. Ты сможешь посетить каждое чудо света и фотографировать, сколько душе угодно.
После как минимум сотни безответных вдохов я шепчу:
— Фиктивный брак.
— Законный брак, — поправляет он меня.
— Сьюз…
— Она умерла, — обрывает он. — Но она хотела бы этого для тебя.
Я слишком потрясена, чтобы успокоить его ожидаемым припадком эгоизма. Говорила ли Сьюзи ему то, что и мне? Рассказала ли о взглядах, которые, по ее мнению, мы бросали друг на друга, хотя я не помню ни одного взгляда ни от одного из нас? Но предыдущие слова Зака говорили сами за себя: «то, что я собираюсь сказать, — не имеет отношения к любви».
— Тебе не нужно отвечать сейчас. Просто подумай об этом.
Отвечать? Я едва могу дышать и даже моргать, но умудряюсь кивнуть.
— Хорошо. Засыпай. Я проведаю тебя перед сном. К тому времени ты можешь проголодаться.
Зак закрывает за собой дверь.
Раньше я завидовала Сьюзи, даже, несмотря на неизлечимый рак. Она вышла замуж за самого внимательного мужчину в мире. Любящего и щедрого во всем. И когда я ночевала в машине на парковке «Уолмарта», то мечтала о том, каково это быть замужем за Закари Хейсом или его клоном. В моих мечтах этот клон возвращался с работы домой с букетом цветов, ослаблял галстук и улыбался мне, как обычно Зак приветствовал Сьюзи.
Это были просто мечты — невинные, нереальные мечты. Я в жизни не могла себе представить, что стану его женой, а теперь это предложение передо мной. Но он не придет домой с цветами в руках и не посмотрит на меня, как на самое яркое созвездие на его небосклоне. Он вернется домой и будет относиться ко мне как к своей соседке по комнате. Будет интересоваться, как продвигаются мои поиски работы со страховкой. И не встретила ли я хорошего мужчину, за которого можно выйти замуж, чтобы он мог отпустить меня и чувствовать себя довольным своими добрыми делами.
А я? Я же каждый день буду проводить в мыслях, что вышла замуж за мужчину своей мечты, хотя моя жизнь будет походить на самый страшный кошмар.