— Почта. — Лия бросает мне большой конверт, входя в квартиру, которую мы сняли на лето. — Я собираюсь уговорить маму переехать в Лондон.
Она откупоривает бутылку вина, а я сажусь, скрестив ноги, на диван и открываю конверт.
— Хочу сделать это место своим домом. Ты тоже должна переехать.
Подозрительно глядя на нее, вытаскиваю содержимое конверта, а Гарри Паутер запрыгивает мне на колени.
— Ты говорила так о многих местах, в которых мы останавливались.
— Да… — она наливает бокал вина, — …но ни в одно из них я не предлагала переехать моей маме. Никогда не предлагала тебе переехать со мной. Я здесь в четвертый раз, и мне нравится так же сильно, как и в первый. На самом деле, с каждым моим посещением я влюбляюсь в Лондон все больше. Скажи, что тебе здесь не нравится.
Я пожимаю плечами.
— Ты же знаешь, что нравится. — Я пробегаюсь глазами по словам в документах, что держу в своих руках.
— Тогда решено. Нас ничто не сдерживает. Верно?
По моему сердцу бегут трещины. Поправочка: оно разбивается вдребезги.
— Эм, что там у тебя? — Лия шаркает босыми ногами ко мне, заглядывая через мое плечо в документы о разводе от Зака, на них приклеены маленькие стикеры в местах, где мне нужно поставить подпись.
— О… это… — Она садится на противоположный конец дивана, подогнув под себя длинные ноги. — Хорошо. Ведь так? Ты попросила его выслать тебе документы о разводе несколько месяцев назад.
Я не могу говорить, поэтому чуть киваю.
— Это знак. В тот самый момент, когда я предлагаю переехать сюда, ты открываешь конверт с бумагами о разводе — последнее, что связывает тебя с Америкой.
— Ага, — выдавливаю я намек на шепот.
— Так почему ты выглядишь такой несчастной?
— Я… я просто… я не знаю. Он не позвонил и не написал мне, чтобы предупредить, что наконец-то отправил их. И он вел себя как обычно: постил фото в Instagram, комментировал и лайкал мои посты. Он публикует фотографии Аарона и Даниэль, а также своей новорожденной племянницы Нилы. Все… как обычно.
— Развод не означает, что вы по-прежнему не можете быть друзьями. Он означает, что вы прошли долгий путь. Ты неплохо зарабатываешь, занимаясь любимым делом, а он возвращает часть себя, которую одолжил тебе, потому что она тебе больше не нужна. — Она ставит бокал с вином на кофейный столик и придвигается ко мне ближе, кладя руки мне на колени. — Мы влюбляемся. Мы отпускаем. Мы идем дальше. И… в конце концов, снова влюбляемся.
С максимально похожей на настоящую улыбку, которую только могу изобразить, я киваю.
— Может, он встретил кого-то.
Сжимая мои колени, она заставляет смотреть на нее, а не на документы.
— Это хорошо. Это значит, что он перестал тосковать по Сьюзи. И я думаю, в этом ему помогла ты. Бьюсь об заклад, он очень благодарен тебе за это, и Сьюзи тоже.
Стиснув зубы, задерживаю дыхание и говорю себе не моргать, не двигаться ни на дюйм, потому что я на волосок от срыва.
— Но… — Лия хмурится, — …было бы правильно, если бы сейчас ты поплакала об этом.
Я киваю, как минимум, дюжину раз, смахивая слезы с глаз, в то время как мое лицо искажается в безобразном плаче.
— Ох, детка… — Лия наклоняется ко мне, и я обвиваю руками ее шею.
Я хорошенько и долго плачу, потому что вышла замуж за мужчину своей мечты без предложения руки и сердца, без кольца с бриллиантом, без волнительных бабочек в животе.
Без платья.
Без семьи.
Без друзей.
Мы едва поцеловались.
А потом он поехал к стоматологу.
Тем не менее… я любила (люблю) Закари Хейса и не могу представить себе мужчину, даже близко похожего на него.
Зак не торопился отправлять мне бумаги, поэтому и я не спешу их подписывать. Спустя две недели после их прибытия он присылает мне сообщение.
Зак: Ты получила документы?
Эм: Да. Спасибо.
И на этом всё.
Я оставляю бумаги в ящике прикроватной тумбочки до конца лета, пока мы с Лией фотографируем пять свадеб, делаем множество семейных фото, будуарных съемок и хвастаемся всеми бесплатными вещами, которые нам присылают за наш статус инфлюенсеров.
Лии не требуется много времени, чтобы уговорить меня переехать в Лондон с ней и ее мамой. В конце лета мы возвращаемся в США, чтобы упаковать все наши вещи. Мне упаковывать нечего, но меня ждет неоконченное дело, поэтому я лечу в Атланту, а Лия едет в Нью-Йорк, чтобы забрать последние вещи и свою маму.
Без предупреждения я подъезжаю на Убере к дому Зака и замечаю незнакомую машину. Мне требуется несколько вдохов, чтобы разобраться с возможными вариантами, которые сулит незнакомая машина. Надеюсь, жизнь была к нему благосклонна, и он нашел женщину, которая заставляет его смеяться. Возможно, это тот финал, в котором я нуждаюсь, прежде чем открыть следующую главу моей жизни.
В доме горит свет, и он приносит совершенно новый прилив эмоций, который, как мне казалось, я контролировала. Сделав несколько глубоких вдохов, я вылезаю из Убера и, волоча с собой чемодан, заставляю себя процокать на каблуках к входной двери. Дрожащим пальцем жму на звонок. Через несколько секунд дверь открывает незнакомый мужчина.
— Здравствуйте. — Он улыбается. — Могу я вам помочь?
— Зак дома?
Его лоб хмурится.
— Нет. Извините. Он здесь больше не живет.
— О… — Я прочищаю горло, пытаясь осознать услышанное. — Вы случайно не знаете, где он теперь живет?
Идиотка. Почему я продолжаю заявляться к нему внезапно? У меня есть его номер телефона. Это трудно объяснить, но я просто хочу сделать ему сюрприз.
— Простите. Я не знаю.
— Ничего страшного. Хм… спасибо. — Сверкнув улыбкой, я возвращаюсь по подъездной дорожке и заказываю еще один Убер.
Вот вам и элемент неожиданности. В итоге, удивленной оказалась я. Почему он продал дом? Слишком много воспоминаний? Из-за другой женщины?
По пути в ближайшую гостиницу звоню ему. Раздается четыре гудка, и я подумываю повесить трубку вместо того, чтобы оставить сообщение, но тут он отвечает:
— Привет.
Я хочу ответить, но его голос оказывает на меня странное воздействие.
— Привет, — наконец, произношу дрожащим голосом.
— Как дела? — спрашивает он с гораздо большей уверенностью, на какую я способна в данный момент.
— Все… хорошо. Вообще-то, я в Атланте. Ты переехал.
— Да. Что привело тебя в Атланту?
Господи… он воскрешает всех бабочек в моем животе.
— Хм… — Невероятно, что он спрашивает меня об этом. Он должен понимать, почему я здесь. — Довожу дело до конца.
— Ясно. Ну, так случилось, что я тоже в Атланте.
— Удачное время, — говорю я, прежде чем между нами повисает долгая пауза. — Мне понравились твои фото в Instagram. Нила настоящее сокровище. Аарон и Данни выглядят такими счастливыми. Ты тоже выглядишь счастливым.
— Ха. Да, столько фото. Это все Меган. Из-за нее я публикую фото. Мы довольно много летаем вместе. А она фанатка Instagram.
Ладно… я предполагала, что причина во мне. Чтобы таким способом поддерживать связь между нами.
— Стюардесса?
— Пилот, — говорит он.
Я не имею права ревновать. Все обычные сомнения выстраиваются в ряд в моем сознании, повторяя лекцию о причинах, по которым я отпускаю Зака. Тем не менее, мой разум, кажется, отлично справляется с многозадачностью. Я могу прочесть себе лекцию и иррационально ревновать к этой цыпочке Меган, которая фотографирует задницу моего мужа. В скором времени бывшего мужа.
— Она замужем?
— Нет. А что?
— Да так.
— О! У Меган есть кот по кличке профессор Дамблдор. Я рассказал ей о Гарри Паутере. Она решила, что это потрясающе.
Такую радость ему доставляет профессор Дамблдор или одинокая Меган?
— Ты рассказал ей о моем коте?
— Конечно.
— Значит, ты рассказал ей обо мне?
— Я рассказал ей, что у меня есть друг с котом по кличке Гарри Паутер.
Иисусе… кто мы? Отлично. Я понимаю. Он не хочет рассказывать миру, что женат, но разве я не заслужила быть его…
Я даже не знаю, как закончить эту мысль.
Его девушкой?
Я не его девушка. Мы закончили без слов. Я не могу просить его ждать меня, пока ищу свое место в этом мире. А он не может просить меня быть с ним, будто он и есть это место.
Ведь это не так… верно? Мое место в жизни не может быть человеком. Или может?
Мое сознание скручивается в один большой узел. Мы закончили. В доказательство этому в моей сумке лежат документы о разводе.
— Где ты? Ты ужинала? — прерывает он мои мысли.
— Выхожу из Убера у отеля «Мариотт». Наверное, закажу еду в номер.
— Я заберу тебя и отвезу на ужин. В каком ты «Мариотте»?
— Эм…
Я улыбаюсь водителю Убер и благодарю, когда он ставит мой чемодан на бордюр.
— Нет. Я не ужинала. Отель на Пичтри Сентер Авеню.
— Встретимся у входа через двадцать минут?
— Звучит ммм…
Болезненно.
— Отлично.
Сняв номер и быстро поправив прическу, я спускаюсь в вестибюль. Как только прохожу через парадную дверь, вижу Зака, прислонившегося к борту своей машины, с широкой улыбкой на лице.
Сохраняй спокойствие.
Я не могу. Во мне не осталось ни грамма спокойствия, когда мои ноги мчат меня к нему, и я бросаюсь в его объятия. Сколько пар заканчивают свой брак с таким энтузиазмом?
— Скучала по мне? — усмехается он.
Я очень стараюсь не плакать. И мне это удается, но с трудом.
— Нет, — говорю я, когда он ставит меня на ноги. Я быстро вытираю уголки глаз и слегка смеюсь. — Ты выглядел так, будто нуждался в объятиях.
Зак чешет щетину на подбородке. Я люблю его и чисто выбритым, и обросшим. Я люблю его любого… я люблю его всегда.
— Думаю, да. — Он подмигивает.
У меня щеки болят от ухмылки, которую он у меня вызывает.
— Жирные гамбургеры и картофель фри? — Зак открывает передо мной пассажирскую дверцу. — Или Лондон испортил тебя для дерьмовой американской еды?
Я смеюсь.
— Даже и близко нет.
Когда он отъезжает от тротуара, я ловлю себя на том, что не могу оторвать от него взгляд. Будто он на суперклее.
— Почему ты продал дом?
Он смотрит на дорогу и пожимает плечами.
— Время пришло.
— Мне казалось, тебе нравился этот дом.
— Мне нравилась жизнь, которую я прожил в том доме, но сейчас я редко там бываю. Он стал не чем иным, как пустыми комнатами, напоминающими мне о том, что я потерял. Так что я продал его меньше чем за сутки. И купил крошечный домик.
Я фыркаю.
— Уверена, что он не крошечный.
— Нет, правда. Настоящий крошечный домик. Он стоит на земле моих родителей. Когда я работаю, мама использует его как убежище, чтобы скрываться в нем от отца.
— Ты купил крошечный дом?
Он усмехается.
— Смешно… я думала… — Я перевожу взгляд на дорогу.
— Что ты думала?
— Я думала, ты встретил кого-нибудь. И, может, для нее было бы странно находиться в том доме, где ты жил со Сьюзи.
— Моя жизнь в плане свиданий оставляет желать лучшего. Вот почему у меня не было серьезных отношений до встречи с Сюзанной. Она путешествовала по работе так же много, как и я.
— У тебя и твоей подруги с профессором Дамблдором был бы похожий график. Как там ее зовут?
— Меган.
— Меган… — эхом повторяю я.
— А ты? Встречаешься с кем-нибудь? С каким-нибудь британцем? — Он подъезжает к парковке ресторана.
— Не особо. У меня много хороших друзей, но и только. Один из них присматривает за Гарри Паутером, пока я здесь. Но он гей, поэтому не думаю, что у нас что-то получится.
Я открываю дверцу и следую за Заком в ресторан, держа в руках сумку с подписанными документами о разводе.
Как только мы усаживаемся и делаем заказы, Зак переставляет свой напиток и столовые приборы на мою сторону кабинки. На секунду я смотрю на него прищуренным взглядом.
— Подвинься. — Он скользит рядом со мной, опуская руку мне на ногу. Наклонившись, он шепчет мне на ухо: — Я слышал, все классные парочки сидят на одной стороне кабинки.
Затем целует меня в щеку, а я смеюсь сквозь слезы.
Сквозь.
Много.
Слез.
Дрожащими губами я говорю:
— Я подписала бумаги.
Я так его люблю. И это так больно. Просто это не наше время. Не наша жизнь.
Его губы все продолжают зависать между моей щекой и ухом, и он шепчет:
— Я понял.
Затем ласково обхватывает мой затылок и притягивает к себе, позволяя мне всхлипывать на его плече.
Как можно одновременно испытывать такое счастье и чувствовать, что твое сердце разбито на тысячу осколков?
Зак не спрашивает, почему я плачу; он просто обнимает меня. Когда мои безмолвные рыдания стихают, я откидываюсь назад и вытираю заплаканное лицо.
— Для меня было честью… — улыбка Зака отражает абсолютную искренность и любовь, — …быть твоим мужем.
— Лжец, — всхлипываю я, а мои соленые губы изгибаются в полуулыбке.
Он не отвечает, этого и не требуется. Ответ в его глазах. Он говорит абсолютную правду.
— И что дальше?
Я заканчиваю вытирать глаза и всхлипываю, пытаясь немного восстановить самообладание.
— Забавно, что ты спросил… Я переезжаю в Лондон с Лией и ее мамой.
У Зака округляются глаза и отвисает челюсть. Не уверена, что когда-либо видела его по-настоящему шокированным.
— Ты серьезно?
Я нахожу в себе силы искренне улыбнуться, потому что взволнована идеей жить в Лондоне.
— Серьезно. Лия устроила нас на работу в журнал. Мы по-прежнему можем путешествовать и вести наши блоги. Руководство поощряет это, потому что журнал о путешествиях. Итак, вместо вступления в очередной фиктивный брак только для того, чтобы жить в Лондоне, у меня есть официальная работа и поддержка британской компании.
Зак хмурится.
— Ненавижу термин «фиктивный брак».
Я закатываю глаза, чтобы поднять себе настроение.
— Ты понял, о чем я.
— Да, — соглашается он, когда официант ставит перед нами заказ. — Но наш брак не был таким уж фиктивным… во всяком случае, не для меня.
Я расстилаю салфетку на коленях.
— Ну, он был… чем-то. Безумным? Импульсивным? Слишком щедрым? Спасительным? Не уверена, какое определение подобрать, но мы не можем называть его настоящим браком.
— Нет?
Откусив чизбургер, я качаю головой, пережевывая его.
— Я назову брак настоящим… — я вытираю рот, — …если есть кольцо, а слова такие романтические, что хочется плакать, и предстоит долгая помолвка, пока мы с женихом решаем, состоится ли наша свадьба в готическом соборе или на арендуемом острове, куда мы пригласим лишь кучку друзей и родственников. В любом случае, красивое белое платье обязательно.
Я кладу картофель в рот.
— Ничто в моей жизни не было нормальным или обычным. Я ни разу не спала в доме с рождественской елкой, пока не встретила тебя и Сьюзи.
Брови Зака сдвигаются вместе, выражая жалость, в которой я больше не нуждаюсь… не то, чтобы я когда-либо в ней нуждалась.
— В детстве у тебя никогда не было рождественской елки? Ни разу?
Я качаю головой.
— Мама украшала один или два дверных проема красной и серебряной мишурой, но не волнуйся. Она компенсировала это в пасхальное воскресенье… когда прятала яйца. Но мне следовало искать их с крайней осторожностью, чтобы не разбить, потому что они служили нам завтраком на следующей неделе.
Зак хмурится.
— Никаких конфет? Шоколадных кроликов? Зефирок?
Я качаю головой.
— Только вареные яйца?
— О, нет. Они не были вареными. Я просыпалась пасхальным утром и, в конце концов, выводила маму из пьяного угара. И, как обычно, слышала: «Вот черт, детка… прости. Дай мне пять минут». Около получаса я ждала в ванной, пока она сбегает в магазин, купит дюжину яиц, а потом спрячет их… сырыми. Так что, да… когда я выйду замуж по-настоящему, свадьба будет отдельной сказкой, Рождество будет включать в себя большую настоящую елку, День святого Валентина — коробки конфет в форме сердца, а Пасха — самую захватывающую охоту за яйцами. Знаешь, такую… которая приведет к чудовищному размеру корзине с конфетами, шоколадными кроликами и да… зефирками. И даже не дай мне начать рассказывать о Хэллоуине… — смеюсь я.
Зак, наконец, избавляется от жалостливого выражения и слегка усмехается.
— Видимо, я прожил прекрасную жизнь. Чувствую себя немного виноватым.
— Не надо. — Я качаю головой. — Я не хоронила любовь всей своей жизни, и если мне не придется этого делать… по крайней мере, еще шестьдесят с лишним лет… тогда я с уверенностью смогу сказать, что это я, а не ты, прожила прекрасную жизнь. Ни один идеальный праздник не сможет стереть ту боль, которую ты испытал со Сьюзи.
Вот оно. Взгляд, которого я ждала. Если и было время сказать ему, то оно наступило сейчас. Он должен знать, что я видела его в ночь, когда умерла Сьюзи. Что я знаю, что он сделал. И что это нормально.
— Зак…
— Я…
Мы начинаем говорить одновременно.
— Ты первый, — приглашаю я.
Он кивает несколько раз.
— У меня все хорошо. Я женился на двух великолепнейших женщинах, которых когда-либо встречал (не считая моей мамы). Я люблю свою работу и свою семью. Я никому не должен. У меня есть крошечный домик. У меня… крошечный домик.
Поднеся кулак ко рту, он усмехается.
Не могу удержаться и хихикаю над его взглядом на жизнь.
— Сьюзи гордилась бы твоей позицией «стакан наполовину полон». И, спасибо… — В этот момент рассудительности я жду, когда он посмотрит на меня. — Для меня было честью быть твоей женой… твоей подругой… даже твоей горничной.
На секунду, клянусь, я вижу в его глазах проблеск эмоций, но затем он откашливается и снова сосредотачивается на самом интересном гамбургере в мире.
— Да, ну… горничной ты была дерьмовой.
Я возмущенно фыркаю.
— Неправда.
— Правда. То сидела возле Сюзанны, позволяя ей заплетать тебе косички, то полуголая гонялась за своим котом по моему заднему двору.
Открыв рот, я почти отвечаю на его безумные упреки, но так же быстро захлопываю его. Положив ладонь на его бедро, наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
— Я буду скучать по тебе, Закари Хейс.
Когда мои губы касаются его щеки, нежно целуя, Зак с трудом сглатывает. Не уверена, что он мог бы произнести сейчас хоть слово, даже если бы захотел. Поэтому я утыкаюсь лбом ему в плечо и делаю несколько медленных вдохов.
Он накрывает мою руку своей на его бедре и переплетает наши пальцы.
На обратном пути в гостиницу я нарушаю молчание, когда он пытается сделать то же самое.
— Зак…
— Сюзанна не была…
Я ухмыляюсь.
— Ты первый.
— Сюзанна не была любовью всей моей жизни. Она была любовью в моей жизни. Она и ее нелепая теория «о родственных, но не ЕДИНСТВЕННЫХ душах», ну… в конце концов, эта теория не такая уж и нелепая. Я не хочу, чтобы при вспоминании о нас ты чувствовала, что значила для меня… меньше. — Зак пожимает плечами. — Я… я просто не хотел, чтобы между нами что-то осталось недосказанным.
Он улыбается. Не так грустно, как я помню, было в прошлом, когда он говорил о ней.
Я не уверена, что сказать. Знала ли я это в глубине души? Или позволяла себе чувствовать себя немного менее значимой? Будто должна была заслужить место в его сердце?
Зак останавливает машину у входа в мой отель, а я роюсь в сумке, но останавливаюсь.
— Некоторое время назад я разместила фото невесты в Instagram, и ты его не лайкнул и не прокомментировал. Понимаю, это прозвучит глупо, но какое-то время меня это беспокоило, потому что ты комментировал или лайкал все мои посты. Разве ты не видел это фото?
Я поднимаю взгляд от сумки на него.
Зак признается мне в своей искренней любви, а я не могу забыть отсутствие его реакции на глупый пост в социальной сети.
Между нами повисает долгая пауза, прежде чем он несколько раз кивает.
— Именно тогда я понял, что, хотя дал тебе нечто важное, я также кое-что и забрал.
Я повторяю его медленный кивок. Кажется, я понимаю, но не знаю, что сказать, поэтому достаю документы о разводе и протягиваю ему. Несколько секунд он смотрит на них, будто, если прикоснется к ним, все станет реальным. Это чувство мне знакомо. То же самое я испытывала, когда их подписывала.
Каждый день с тех пор, как умерла Сьюзи, мы искали что-то настоящее, хотя оно всегда было настоящим. А теперь уже слишком поздно. Между нами все кончено, и это наша новая реальность.
После того, как Зак забирает бумаги, я отстегиваю ремень безопасности и открываю дверцу.
— Если когда-нибудь будешь в Лондоне…
Он снова с трудом сглатывает.
— Непременно.
Уже собираюсь выйти из машины, но разворачиваюсь к нему и одариваю самой счастливой улыбкой, на которую способна в данный момент.
— Зак, ты по-прежнему самый великолепный мужчина, которого я когда-либо знала. И я не думаю, что ты отдаешь себе должное. Вот… о чем я начала говорить чуть раньше. Подумала, что ты должен знать. Вот почему я удивлена, что тебя до сих пор еще не схватила другая. Я бы никогда не отпустила такого мужчину.
Он не утратил способности удерживать меня в плену взглядом, и после долгой молчаливой паузы улыбается мне, и я знаю, это тоже его самая счастливая улыбка, на которую он способен в данный момент.
— Спасибо, Эмерсин.
Вцепившись в ручку дверцы до онемения пальцев, закрываю глаза.
Я не хотел, чтобы между нами что-то осталось недосказанным.
Я откидываюсь на сиденье, глядя перед собой с колотящимся сердцем, пока не чувствую, как все мое тело вибрирует.
— Эм?
Глубоко вдохнув, с трудом сглатываю.
— Я знаю. — Я снова сглатываю комок эмоций. — В ночь, когда она умерла, я услышала шум. На цыпочках прокралась к вашей спальне и… увидела. Я знаю, что ты сделал.
Я не могу смотреть на него. Кажется, он не двигается и даже не дышит. И вдруг из его груди вырывается болезненный всхлип, все его тело дрожит. Сморгнув реки слез, я закрываю глаза, тянусь к нему и кладу руку ему на бедро. Он накрывает ее своей ладонью, невыносимо сильно сжимая.
Он больше не несет эту тайну в одиночку. Я слишком люблю его, чтобы уйти, не взяв на себя часть его бремени, как он безоговорочно нес так много моего.
— Я н-никогда не видела такого… — я едва могу говорить сквозь боль в груди, — …самоотверженного и прекрасного проявления любви.
Я вылезаю из машины и захлопываю за собой дверцу.