Три стука в дверь моего крошечного домика. Это мама. Она всегда стучит трижды.
— Входи. — Я закрываю книгу и встаю с кресла.
— Привет, смотри, кто хотел тебя увидеть.
Я ухмыляюсь, глядя на Нилу, спящую в переноске в руке у мамы.
— Она не может видеть меня, пока спит, и мы оба знаем, что ты не позволишь мне ее подержать.
— Ты очень ошибаешься, мой дорогой мальчик. — Мама достает Нилу и передает ее мне. Нам удается произвести обмен, не разбудив малышку. — Мне нужно в туалет, прежде чем я описаюсь.
Я тихо посмеиваюсь, пока она бежит к ванной комнате.
Откинувшись на спинку кресла, утыкаюсь носом в головку Нилы. Зависимость от детского запаха реальна, за исключением какашек и срыгивания.
— Скажи, что ты все еще хочешь когда-нибудь завести семью, — говорит мама, выходя из ванной и садясь на кресло рядом со мной.
Прижав подбородок к груди, я смотрю на Нилу.
— Хочу… — шепчу я. — Но не уверен, что жизни есть дело до моих желаний. Она имеет надо мной почти абсолютную власть. Поэтому я беру от нее всё, что она мне предложит, и пытаюсь это принять.
— Знаешь… она не умерла.
Мой взгляд поднимается к ней, и я прищуриваюсь.
— Эмерсин. Она не умерла. Ты отпустил ее добровольно.
Я качаю головой.
— Добровольно — не то слово.
— Не то? — Мама наклоняет голову в сторону. — Тогда какое слово подходит?
— Я отошел в сторону.
Она хмурится.
— Охотно.
Я снова качаю головой.
— Да, Закари. Это ты дал ей уйти; не она оставила тебя.
— Это одно и то же.
— Нет.
Я хмыкаю.
— Что я должен был делать? Попросить ее отказаться от своих мечтаний и убирать дома и рожать мне детей?
— Закари Кендрик Хейс. — Хмурое выражение мамы усиливается. — Немедленно прекрати.
— Прекрати — что? — спрашиваю я, чувствуя себя немного раздраженным этим разговором.
— Прекрати оправдываться. Прекрати притворяться, что ты ушел. Прекрати притворяться мучеником, заботящимся только обо всех вокруг. Я на это не куплюсь. И я бы спустила это на тормозах, если бы не наблюдала, как ты занимаешься этим изо дня в день. Работаешь. Ешь. Спишь. С тоской любуешься тем, что есть у твоего брата. Стираешь, поласкаешь. А затем все повторяется по кругу.
— У нас разные дороги. Мы находимся в разных местах нашей жизни. Это было просто… неудачное время. И я принял это. Прости, если не прыгнул в другие отношения. Мне посчастливилось встретить в своей жизни двух великолепных женщин, которых я полюбил, возможно, для меня это предел.
Позади нас открывается дверь.
Мама оглядывается через плечо на папу.
— О, замечательно. Мне нужно, чтобы ты отнес Нилу в дом. Если она проснется, поменяй ей подгузник. — Она отрывает Нилу от моей груди, разбудив ее при этом, и передает папе.
Он берет ее, глядя на меня большими глазами.
— Иди, — распоряжается мама. — Мне нужно несколько минут с Заком, и разговор может пойти на повышенных тонах, поэтому я не хочу пугать Нилу.
На повышенных тонах?
Папа бросает на меня взгляд «ах, ты, бедный ублюдок», прежде чем закрыть за собой и Нилой дверь.
— Ты ее любишь? — Мама упирает сжатые кулаки в бедра.
Мне требуется секунда. Я снова чувствую себя десятилетним, меня вот-вот отправят в мою комнату или отберут Nintendo на неделю.
— Конечно. Но…
— Никаких «но»! Пакуй сумку и лети к ней. Опустись перед ней на одно колено и скажи все, что боялся сказать с того дня, как впервые понял, что любишь ее. Спойлер: она скажет «да». Эта молодая женщина любит тебя. А ты… — Она тычет в меня пальцем. — Ты, мой драгоценный мальчик, заслуживаешь этого. Заслуживаешь любви. Заслуживаешь любой мечты. Заслуживаешь счастья. Эмерсин ушла, потому что ты не дал ей того, в чем она нуждалась. Ты оттолкнул ее.
— Я не хотел ее тормозить. Ты меня не слушаешь! — Я встаю, вышагивая по несколько футов в каждом направлении, сцепив пальцы на затылке.
— Зак?
Я продолжаю шагать. Жизнь хороша, пока я могу держать свои эмоции под контролем разума и всегда на расстоянии десяти футов от своего сердца.
— Зак?
Я перестаю метаться взад-вперед, заметив, что мамин голос потерял свою резкость.
— Она была вынуждена уехать? — спрашивает она.
Я киваю несколько раз.
Мама улыбается мне своей грустной улыбкой, говорящей «мой глупый-глупый мальчик».
— Хорошо, но тебе нет нужды оставаться.
Я хочу что-то сказать, но не могу. Ее слова повисли тяжелым грузом, давя на грудь своей истиной.
— Я знаю, ты думаешь, что Эмерсин нуждалась в твоей страховке, в том, чтобы расплатиться с долгами, нуждалась в крыше над головой… но я в это не верю. Я думаю, она нуждалась в тебе. А ты просто этого не видел. Возможно, потому, что ваши отношения жили в тени Сюзанны — воспоминаний о ней, ее длительном присутствии здесь. А Эмерсин слишком боялась мечтать по-крупному. Слишком боялась мечтать о том, чтобы иметь всё. Уверена, молодая женщина, у которой так долго ничего не было, должно быть, почувствовала себя жадиной, чтобы попросить всё.
— Она заслуживает этого, Зак. Вы оба заслуживаете. Садись в самолет и лети к ней. Любовь не имеет границ. Ты можешь работать пилотом где угодно. Черт возьми, ты можешь позволить себе уйти на пенсию пораньше и… в свободное время покупать продукты, если хочешь. Или ты можешь просто провести остаток жизни, наблюдая за всеми удивительными вещами, которыми, как ты знаешь, она собирается заниматься. Семья… ты мог бы создать семью, дорогой. Тебе не нужно ее тормозить; ты можешь идти рядом с ней. Это любовь, мой дорогой. И ты ее… заслуживаешь.