Сразу после занятий Лина отправилась на Белорусский вокзал, прихватив с собой сумку со сменной одеждой и накупив по дороге любимых сладостей. Душа её ликовала. Целых три дня на даче! Ведь что может быть лучше, чем просыпаться под щебетание лесных птиц, нежиться в лучах майского солнца и мечтать, мечтать… А самое главное — выспаться и зарядиться позитивом! Скоро ей предстоит грандиозное событие — сыграть концерт Моцарта для фортепиано с оркестром консерватории. И как утверждает профессор Бескровная: «Такой чести удостаиваются лишь избранные с курса!»
Последние недели выдались для Лины очень напряжёнными. Пальцы и плечи ныли от кропотливого труда — она проводила за фортепиано по десять часов в сутки, но в итоге превзошла все ожидания требовательной наставницы. Лина давно уже вышла за рамки программы училища и играла довольно сложные произведения. Взять, к примеру, фугу Иоганна Себастьяна Баха соль-диез минор из второго тома «Хорошо темперированного клавира», которую она исполняла вдумчиво и размеренно, легко справляясь с изящными мелизмами. Однокурсники завидовали молча, даже Танюша Разинская больше не задиралась, однако косые взгляды и шёпот за спиной Лина до сих пор ощущала. И проходя мимо студентов по коридору, неоднократно слышала приглушённые реплики: «Смотри-ка, звёздочка наша!»
Кстати, о Танюше. Кажется, старосту угораздило влюбиться. Теперь она всё больше зависала в телефоне, который то и дело жужжал от входящих сообщений, — Лина замечала её рассеянность на занятиях и мечтательную улыбку на лице. Всё же любовь — удивительное явление. Кто бы мог подумать, что и таким, как Разинская, не чужды светлые чувства. «Да уж. Весна, весна, коты, коты… Интересно, каким должен быть возлюбленный этой вреднючки?» — думала Лина, живо представляя себе прыщавого очкарика с букетом чахлых ромашек, и тут же на ум приходили строчки из поэмы Пушкина «Евгений Онегин»:
Давно сердечное томление
Теснило ей младую грудь,
Душа ждала кого-нибудь…
А однажды, навещая Лёху в больнице, Лина столкнулась с Танюшей нос к носу в лифте. Староста заметно занервничала и на вопрос: «Что ты тут делаешь?», пустилась в длинные разъяснения про дальнего родственника, якобы лежащего в травматологии с аппаратом Илизарова. Тогда Лине показалось это очень подозрительным: с чего бы старосте оправдываться перед ней? Однако зацикливаться на Разинской не стала — в конце концов, не её это дело.
Лёха за время болезни скинул с десяток килограммов и теперь выглядел вполне себе ничего. Да чего уж там, он стал настоящим красавчиком! Лина искренне радовалась за друга детства. Ах, если бы Лёха мог, то обязательно поехал бы с ней на дачу, ведь он давно мечтал побывать в лучшем уголке её детства! Однако Лёха до сих пор опирался на трость, на длинные расстояния ходить не рисковал и на все вопросы о фигуре отвечал, что врачи рекомендовали ему меньше есть для скорейшего выздоровления. Словом, нет худа без добра. А ещё Лёха ударился в поэзию, каждый день сочинял стишки про любовь и, если бы не их саркастическое содержание, можно было бы смело предположить, что друг влюбился. А стишки были, к примеру, такие:
Луговых цветов букетик
Соберу я на рассвете,
Принесу его украдкой,
Положу тебе в кроватку.
Из букетика проснувшись,
Томно выползет оса,
Заползёт к тебе под платье
И укусит в телеса!
«А что, если и правда Лёха влюбился? Только, интересно, в кого? Эх, что весна с людьми делает», — вздыхала Лина. Ей-то было совсем не до любви.
В ожидании Элы Лина гуляла по перрону вокзала и поглядывала на часы. Сестрица-мать не отвечала на звонки и сильно задерживалась. «Ну и где её носит? — волновалась Лина, сжимая в руке билеты. — Наверное, и правда придётся ехать одной». Когда же до прибытия электрички оставались считанные минуты, сотовый разразился позывными от Элы.
— Линуся, срочно возвращайся домой! — послышался в трубке бодрый голос сестрицы-матери, — я не успеваю приехать, да и не купила ничего к поездке.
— Жаль. А знаешь что? — Лина пыталась перекричать шум приближающегося поезда. — Я всё же поеду одна, и со мной ничего не случится! Дорогу я с закрытыми глазами найду и буду на месте задолго до темноты.
— Лина, немедленно вернись! — заволновалась Эла.
— Нет, — твёрдо повторила Лина, входя в распахнутые двери электрички и усаживаясь у окна. — К тому же слишком поздно, я уже в вагоне! — Она и сама удивлялась своей решимости, но в такие моменты в ней, как и во всех женщинах Альтман, просыпалось упрямство, и вместе с тем в душе разгоралось авантюрное, восторженно-пьянящее чувство свободы. Будто она парила на дельтаплане над бурлящей бездной и была всего лишь на шаг от опасности.
Заткнув наушниками уши, Лина пролистала плейлист и включила песню Макса — ту самую, что когда-то так впечатлила её. Из-за занятости она не особо изучала дискографию группы, и любимых песен было немного — слишком жёстко они играли, однако парочку интересных Лина для себя всё же нашла и иногда мечтала под грустные переборы гитарных струн. Вот и сейчас она растворилась в волнующих звуках мелодии, перед глазами замелькали радужные точки, унося её в мир иллюзий, и из будущего выпала ясная картинка. «KURT» — пробежалась она по цветной татуировке на шее у парня, но тот тряхнул головой, и рваные пряди упали на плечи, скрывая затейливую надпись.
— Ваш билет, — прогнусавил голос контролёрши где-то поблизости, и Лина очнулась от привычного морока. Порывшись в сумке, она достала два билета — свой и Элы.
— А это чей? — внимательно оглядывая пассажиров, спросила та.
— Да мой же! — просипел стоящий рядом мужчина. Лина покосилась на наглого попутчика. На вид ему было около сорока, неопрятный, небритый, в помятой одежде, таких в метро и в общественном транспорте множество. Немного подумав, она решила не ввязываться. Мало ли что в жизни бывает: потерял деньги, не успел купить, забыл… или, может, болен.
Контролёрша вернула билеты и двинулась дальше, а Лина вновь отвернулась к окну.
Под милые сердцу звуки она любовалась живописными видами майской природы. Вечернее солнце клонилось к земле, пряталось за верхушками придорожных деревьев, но иногда, сквозь бреши в листве, пробивался слепящий свет огненного ядра. Лина невольно зажмуривалась и вновь разлепляла веки. До места назначения оставалось ехать не больше сорока минут.
И всё бы было отлично, не случись досадный инцидент.
***
На одной из станций бабулька, что сидела рядом, вышла, и к Лине подсел тот самый помятый пассажир. Поначалу она не придала этому значения, думала о своём и смотрела в окно, однако чем дальше, тем всё чаще ощущала на своей щеке его нетрезвое дыхание. Он будто нарочно подбирался к ней: ерзал на месте, давил бедром, противно сопел над ухом. Предупредив его строгим взглядом, Лина отсела как можно дальше, так неприятно ей было внимание назойливого попутчика. Но тот совсем осмелел, придвинулся вплотную, закинул руку на спинку сиденья и обдал густым перегаром.
— Оставьте меня в покое, пожалуйста! — Лина резко обернулась и встретилась с сальными глазками и мерзкой улыбочкой наглеца. Он слегка отодвинулся, но поползновений своих не оставил, так и норовил коснуться её.
— Вы не понимаете? — вскипела Лина, содрогнувшись от отвращения. — Что вам нужно от меня?!
— Познакомиться хотел, — прожевал он слова. — Далеко едешь?
Лина быстро огляделась в надежде найти поддержку у пассажиров салона, но те будто ничего не замечали — кто-то читал, кто-то смотрел в окно, кто-то и вовсе делал вид, что спит. А настырный сосед борзел с каждой минутой: развязно жестикулировал и нёс всякую чушь. От отчаяния Лина чуть не плакала. Ну за что ей такое наказание? Она уже было решилась спасаться бегством, затеряться в толпе или выйти на ближайшей станции, как вдруг над ними выросла внушительная мужская фигура. Дрожа от волнения, Лина подметила штаны защитного цвета и тяжёлые военные ботинки.
— А ну свалил! — жёстко скомандовал низкий голос, и Лина, не веря в такую удачу, вскинула голову. Спаситель — широкоплечий, накачанный парень показался ей смутно знакомым. Смеющиеся серые глаза, мальчишеская улыбка.
Пашка! Пашка Потапов, её обидчик из детства, вредный и вечно задирающийся пацан! Только теперь он возмужал и, похоже, отслужил в армии.
Обидчик Лины было напрягся, однако, быстро смекнув, что силы не равны, безропотно поднялся и скрылся в толпе. Пашка проводил его суровым взглядом, от которого и Лине стало не по себе, но тут же ухмыльнулся и снова вернул улыбку Лине.
— Присяду? — коротко спросил он.
— Конечно, Паш. — Она подвинулась, стараясь быть невозмутимой.
«Надо же, как меняются люди, — думала Лина, облегчённо вздыхая. — Никогда бы не поверила, что Пашка может вступиться за меня».
Усевшись рядом, Пашка довольно долго разглядывал Лину. Вот уж у кого не существовало полутонов! Ну, во всяком случае, так было в детстве.
— Я так тебе благодарна! — наконец улыбнулась она. — Ты мой спаситель! Что бы я делала без тебя?
— Да таких козлов гонять нужно. — Пашка ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Нашёл свободные уши! А ты чего одна едешь? Странно видеть тебя без тёть Марты.
— Так получилось. Хотя, признаюсь честно, я в первый раз еду одна. Не думала, что так выйдет.
— А ты изменилась, такая вся… такая… — Пашкино лицо покрылось радостным румянцем.
— Хм, — пожала плечами Лина. — Какая?
— Ну, классная и смелая, а ещё очень красивая. А раньше такая тихоня была. Фил за глаза тебя Неженкой звал.
Фил… При мысли о несносном соседе у Лины защемило сердце. Как же ей хотелось спросить про него, где он, что с ним, но она отчего-то не решалась.
— А тебя давно не было видно, Паш. Мы уже два года тут, а встретились впервые.
— Так я это… в армии был, в десантных войсках служил, остался по контракту, а сейчас в отпуске. На днях собираюсь ехать обратно. Вот смотри. — Пашка оголил запястье, демонстрируя Лине вычурную татуху ВДВ — череп в беретке с куполом парашюта и распластанными крыльями орла.
— Круто, да? — загордился Пашка.
— Ну да, — похлопала ресницами Лина, сосредоточившись на художественной безвкусице, но Пашка принял её вежливый интерес за сдержанный восторг и важно задрал подбородок. — А… тётя Варя как? — Лина поспешила сменить тему.
— Бабушка старая уже, больше не выезжает на дачу, с родителями живёт. Теперь я там хозяин.
— А… как твои друзья из посёлка? — замялась Лина.
— Ты, наверное, про Фила хочешь знать? — без обиняков спросил Пашка. — Так он это, типчик ещё тот, видел его недавно, водится с какими-то сомнительными личностями. Мы таких в самоволке гоняли, гоняли, — загоготал Пашка, и Лине стало не по себе.
— Это… к-как п-понимать? — не смогла она скрыть накатившего волнения.
— Да чего понимать-то, он всегда немного такой был, короче, особенный, ну а сейчас нам вообще не по пути.
— Вы же друзьями были.
— Были. Не хотелось от коллектива откалываться, — усмехнулся Пашка.
— Вот как? — нахмурилась Лина, кусая губы.
— А парень есть у тебя?
— Н-нет. К чему вдруг такие вопросы?
Пашка снова заулыбался, но вслух ничего не сказал.
Бывшие неприятели вышли на станции, и Пашка вызвался проводить её до дома.
— Эх, жаль, я уезжаю скоро, так бы на свиданку тебя пригласил. Пошла бы со мной? — грубовато спросил он.
Лина задумчиво пожала плечами и опустила глаза.
— Ты больше без сопровождения не катайся. Была б моей девчонкой, ни на шаг бы не отпустил.
— Ого. Звучит внушительно! — усмехнулась Лина.
— Ага, — с нажимом ответил Пашка и привычно двинул кулаком в ладонь.
— До встречи, Паш. Может, и встретимся когда-нибудь, — кивнула она на прощание и скрылась за калиткой.
***
Как только Лина вошла в калитку, её охватило радостное волнение. Любимый уголок детства всегда вызывал в ней трепетный восторг: здесь она могла расслабиться, забыться на время и мечтать в своё удовольствие. Глотнув живительного воздуха, Лина раскинула руки и, запрокинув голову к вечернему небу, весело закружилась, но тут же, одёрнув себя за ребячество, рассмеялась. Родная земля ожила, покрылась сочной травой и мхом. Деревья в саду оперились молодой листвой, а черёмуха под окнами дома утопала в белом цвету, распластав пушистые ветви. Первым делом Лина направилась к ней и, уткнувшись лицом в шелковистые лепестки цветов, вдохнула медовый аромат с примесью косточки и горчинки.
Повсюду царила благодать. В лёгком дуновении ветерка, в шелесте листвы, в пении птиц ей слышалась мелодия детства. Она витала повсюду и создавала настроение — лирическое и немного грустное. Лина прикрыла веки и вся обратилась в слух. Откуда-то извне просочились нежные звуки фортепиано, так напоминающие ей интермеццо — до боли знакомую пьесу, которую когда-то тётя Марина играла с таким упоением и страстью. Подумать только, душа любимой пианистки давно отошла в мир иной, а музыка живёт, слилась с природой и льётся с небес нежными перезвонами колокольчиков, струится в воздухе.
Лина внезапно очнулась от грез, и взгляд её устремился к даче Полянских. «Тётя Мариночка, милая… — с тоской вздохнула она, глядя на тёмные окна соседского особняка. — Если бы только можно было вернуться в то незабываемое лето и раствориться в нём!» Из горла вырвался тихий всхлип, и по щеке скатилась слеза.
Когда-то на соседской даче всё цвело и радовало глаз. Лина помнила, как бегала на занятия к тёте Марине, как разучивала первые гаммы и играла с фарфоровыми статуэтками. Даже сейчас, повзрослев, Лина верила, что она была настоящей феей из сказки и её музой. Перед глазами всплывали картинки прошлого: тётя Марина, сияя медью красных волос, кружится под солнцем, и ветер играет полами её сарафана из зелёной марлёвки. Юный Филипп целится из рогатки по воробьям — белая рубашка расстёгнута на груди и повязана на поясе узлом. Волосы тёмной меди вихрятся у лица, спадают на шею длинными локонами, совсем как у книжного героя Артура Грея. И всё это под нежные звуки сонаты фа минор Доменико Скарлатти.
Теперь же на даче Полянских буйствовала дикая флора, и от былой красоты остался лишь нетронутый временем и зимними холодами дом с флигелями и витой лестницей. Ёлки и туи у забора разрослись густыми мохнатыми лапами, клумбы с когда-то цветущими «рыжиками» и «гвОздиками» покрылись сорной травой, садовая беседка почернела от влаги, качели заржавели и поскрипывали на ветру. Лина тяжко вздохнула и, с трудом оторвавшись от созерцания унылого пейзажа, отправилась в дом.
За окном быстро темнело, а в комнатах, ещё не прогретых майским солнцем и теплом хозяев, было зябко и мрачно. И всё же в родных стенах Лина ощущала спокойствие и уют. Зажав в руках кружку с дымящимся кофе, Лина включила камин и забралась с ногами в широкое кресло мамы Марты. Ничего не хотелось делать, даже мечтать. Спустя пятнадцать минут она поставила пустую кружку на стол, свернулась калачиком и, укрывшись пледом, незаметно погрузилась в сон.
А проснулась внезапно, будто от толчка. В ночной тишине ей почудились гитарные переборы и чей-то смех. Лина поднялась со старенького кресла и подкралась к окну с видом на дачу Полянских. Именно оттуда слышались подозрительные звуки.
Рядом с особняком, в любимой клумбе тёти Марины пылал костёр, а вокруг него виднелись силуэты людей. Лина приоткрыла створку окна, и вместе с потоком ночного ветра до неё долетели обрывки фраз и девчоночий смех.
— Макс, ну сыграй «Девочку»! «Девочку-у-у»! — ныл капризный голосок.
— «Девочку», «Девочку» хотим! — донеслись до Лины издевательские вопли парней.
Сердце Лины взволнованно замерло. Быть может, Филипп с друзьями нагрянул на майские праздники? Недолго думая, она спустилась на первый этаж, накинула куртку и вышла из дома. Калитка, ведущая во двор Полянских, с лёгкостью поддалась, и Лина впервые за долгие годы вошла на соседскую дачу. Осторожно, почти на ощупь, она добралась до летней беседки, когда-то покрытой садовым плющом. Теперь же сухие вьюны вились между решётками, трепеща на ветру, словно рваные струны гигантской арфы.
Именно в тот момент всё вокруг стихло и почернело, будто на землю опустился густой непроницаемый занавес, отрезав Лину от мира людей. И перед глазами забрезжило видение. Сидя на дощатом полу у закрытой, видавшей виды двери и привалившись спиной к обшарпанной стене, рыдала девушка. Влажные волосы свисали на грудь густыми прядями, плечи дрожали, намокший от дождя плащ распахнулся, оголяя стройные ноги и ступни. Туфли, сумка и связка ключей валялись на полу, будто брошенные в порыве эмоций. «Оставь нас одних, пожалуйста…» — надломленный голос парня дрогнул, и Лина затаила дыхание — горькие интонации его болью отозвались в груди.
Но вот прохладный ветер овеял лицо, и наваждение схлынуло. «Занавес» вмиг испарился, и за беседкой вновь заплясали рыжие отблески огня, послышались гитарные переборы и смех весёлой компании.
Лина двинулась дальше, отмахнувшись от образов-пришельцев: об этом она подумает позже. А сейчас её манило нечто другое — любопытство и безудержный азарт. Ведь голос поющего парня казался смутно знакомым. Ступая по мягкой поросли трав, она укрылась за стволами деревьев, шагах в десяти от молодёжи, и с интересом вгляделась в лица. Их было восемь — три парочки, девчонка в гордом одиночестве и парень с гитарой. Однако где же Филипп? Его лицо она узнала бы из тысячи.
Пары сидели в обнимку, привалившись друг к другу, болтая и смеясь, и курили кальяны. Сизое облако тлело над головами друзей, медленно расползаясь в пространстве. Лина ощущала его сладковатый запах с нотками персика и жжёного сена. А тот, что был с гитарой, тот, кого звали Максом, подстраивал струны, изредка вставляя смешные реплики в диалоги. Тёмные волосы парня скрывали лицо, в ухе блестела серьга, чёрные одежды сливали его с ночью, отчего он казался почти нереальным. Но вот он тряхнул головой, откинув длинную чёлку, и озорно улыбнулся.
— «Девочка» подождёт, — рассмеялся он, оглядывая весёлое собрание. — Щас я сыграю вам одну хорошую песню, супер-трэш-сюиту. Я её обычно в узком кругу играю, и только для девочек.
Макс продолжал говорить, а Лина застыла на месте, не веря своим глазам.
Неужели, неужели перед ней тот самый Макс с видео?! Настоящие чудеса! Не иначе как сегодняшняя ночь особенная. Ночь исполнения тайных желаний. Разве могла она мечтать о таком? «Макс, Макс, тот самый Макс», — ликовала её душа под гитарные переливы. Как такое возможно?
Расскажи мне, где растёт кровь,
Я слышал запах её цветов,
Когда было солнце, было легче дышать,
Теперь всё проще, теперь легко умирать,
Разбитые окна, ветер кругом,
Когда я один, меня пугает мой дом,
Я приручил твои руки лаской твоей груди,
Счастье словно стекло, его так легко разбить,
Там не слышно слов…
Там, в подвале полуснов,
Там я сам сожру себя,
Спасите мою душу от меня!
От меня…
* «Кровавые сады» (группа «Психея», альбом «Киберакустика», 2004)
Голос парня завораживал всё живое. Казалось, он вот-вот сорвётся на высоких нотах, но каждый раз умело вливался в гармонию мелодии, заставляя Лину трепетать от восторга.
На мгновение она растворилась в песне, и во всём мире существовал лишь этот удивительный Макс.
Красив, чертовски красив, и как же ему идёт быть бродячим музыкантом, плохим парнем! Чутьё подсказывало Лине, что это вовсе не образ, а сущность Макса. И та энергетика, что исходила от него до неприличия импульсивно и ярко, кружила голову. Таких парней она никогда не встречала. Быть может, видела на страницах молодёжных журналов или видео, доступ к которым ей был строго воспрещён заботливой мамой Мартой. «Не место порядочной девочке на сборищах наркоманов», — назидательно говорила та, и Лина соглашалась. Кто бы мог подумать, что жизнь подкинет ей встречу с одним из таких совершенных образчиков. Впрочем, вид остальных ребят тоже был ему под стать.
— А-а… — протянула одна из девчонок, выпав из объятий симпатичного паренька. — Это было так круто, я чуть не разрыдалась. — Она потянулась к Максу с явным желанием прикоснуться, однако паренёк вернул её на место и снова сжал в объятиях. Девчонка заверещала, но с радостью поддалась.
— А теперь давай «Немое кино»! — воскликнула другая и фальшиво завыла: — «У меня был друг, его звали Фома… он забыл все слова, кроме слова Чума…»* (*Цитата из песни «Немое кино» (группа «Аквариум», альбом «Ихтиология», 1984)
— А в этой песне я слов не помню, — по-простецки ответил Макс и, коротко рассмеявшись, пропел на мотив знакомой мелодии: — Потому что я слова забываю порой. Потому что это слова из чужой песни. Потому что…
Ему передали трубку кальяна, и он приложился к ней, вдыхая и выпуская струю белёсого дыма.
Лина облизала пересохшие губы: ей вдруг сделалось очень неловко. Не покидало ощущение, будто она подсматривает за Максом и всей этой честной компанией в замочную скважину.
Всё ещё дрожа от эмоций, она попятилась к беседке, намереваясь незаметно скрыться. Развернулась и… застыла от страха. В метре от себя, в тени деревьев, она заметила силуэт. Спохватившись, Лина метнулась к забору и притаилась за ветвями ёлок.
«Что это? Неужели примерещилось?» — думала она, прислушиваясь к шорохам и выжидая сама не зная чего. Однако тот неизвестный не спешил обнаружить своё присутствие, и Лина немного расслабилась. Может, действительно показалось? Пару минут спустя она решила двигаться дальше и, оглядевшись по сторонам, вышла на дорожку.
Он вырос будто из-под земли, будто намеренно ждал её появления и устроил охоту. Вскрикнув, Лина рванула вперёд, но он оказался шустрее, нагнал её, накинулся сзади и скрутил в железных тисках. Она забилась в испуге, извиваясь всем телом и хватая ртом воздух. Немая борьба продолжалась недолго. Изловчившись, Лина пнула этого психа в коленку. Он взвыл, однако хватку не ослабил, но на ногах не удержался, повалился вместе с ней прямо на землю и наконец отпустил.
Лина отползла на безопасное расстояние. До калитки оставалось каких-то несколько метров.
— А-а-а… — протяжно застонал парень, усаживаясь и потирая ушибленную ногу. — Ненормальная, больно же!
И Лина с подозрением обернулась. Голос… этот голос отозвался в сердце болезненным спазмом. Фил, неужели Фил?! Свет луны смягчал его повзрослевшие черты и делал совсем юным.
— Линка?! — радостно взвыл тот, подползая ближе и вглядываясь в её лицо, а глаза его странно блестели. — Точно Линка! А я-то думал — глюк! А это ты! — Он потряс головой и расплылся в счастливой улыбке.
— Ф-Филипп! — облегчённо выдохнула Лина. — Как ты меня напугал!
— А ты меня. — Он провёл ладонью по лбу. — Я чуть в штаны со страху не наложил. Ты такая смелая. Пришла сюда ночью и накинулась на меня с кулаками.
— Фил, боже мой, — рассмеялась Лина, наконец приходя в себя, — ты ещё и шутишь. А я всё думала, где ты? Искала тебя среди ребят. Вот так встреча!
В схватке с Филиппом она потеряла заколку, и волосы рассыпались по плечам и спине. Наверное, лунный свет сделал её похожей на привидение.
— Линка! — снова простонал Филипп и полез обниматься. Лина замерла в кольце его рук. Слишком не похож на прежнего Фила, слишком дружелюбен и открыт, слишком весел.
— Ничего себе, вот это да! — на эмоциях повторила она.
— Да я и сам не понял, как тут оказался: собрались с друзьями в последний момент. — Слегка отстранившись, он погладил ладонью её волосы и, зарывшись в них носом, вдохнул аромат духов и шампуня, тем самым окончательно её смутив. — Сестрёнка-а! Я очень, очень счастлив! — прошептал он так, будто был пьян.
«Может, и правда пьян?» — думала Лина, млея от близости и тепла его тела. Радость ослепляла её. Фил! Неужели Фил! Неожиданно всплыли Пашкины слова: кажется, в детстве он называл её Неженкой.
— Идём, я тебя с друзьями познакомлю, — будто в замедленной съёмке, Филипп разомкнул объятия и сжал её ладонь в своей.
Они так и предстали перед компанией, улыбаясь и держась за руки, словно и правда были братом и сестрой. Фил впереди, как и положено старшему брату, Лина — чуть позади, смущённо выглядывая из-за его плеча.
— Фил, ты… — вспыхнула девчонка со стильным каре, впиваясь взглядом в Лину. Брови её взметнулись вверх, зубы сомкнулись так крепко, что заходили скулы.
Компания притихла и с интересом уставилась на гостью. Макс откинул волосы с лица и удивлённо присвистнул:
— Лесная нимфа? Так вот ты за кем гонялся, бро?!
— Амазонка! Только здесь такие водятся, — голос Фила взволнованно дрогнул. — Макс, Герыч, Зум, это сестрёнка моя, Лина. Мы не виделись триста лет!
Фил снова притянул её к себе, сжимая плечо и утыкаясь лбом в висок.
— Лин! Знакомься, это мои друзья!
Макс поднялся навстречу и, неотрывно глядя Лине в глаза, пожал её руку, задержав ладошку в своей чуть дольше положенного. От такого внимания Лина на секунду потеряла дар речи. Очнулась, когда перезнакомилась со всеми, а пальцы до сих пор ощущали тепло его шероховатой ладони.
Фил усадил её рядом с той вредной девчонкой с каре, кажется, единственной, кому компания Лины пришлась не по вкусу.
— Оль, подвинься, пожалуйста. Лине погреться нужно, вон как дрожит, — вежливо попросил Фил, и та нехотя уступила ей место. — Сестрёнка! — радостно взвыл Фил, пристраивая Лину поближе к костру.
— Филь, может, хватит уже? — прошипела та. — Меня не хочешь представить? Этой…
— Фейс попроще сделай. Сама познакомишься, — одёрнул её Фил, опускаясь рядом с Линой, так что она оказалась между ним и ворчливой девчонкой.
— А я — Олька, между прочим, его девушка, — обернулась она к Лине, злобно щуря глаза.
— Да я и не против, — усмехнулась Лина. — Приятно познакомиться.
— Хм, ну ладно. — Олька примирительно улыбнулась. — Ты не обращай внимания, он не всегда такой, просто сегодня немного в ударе. Выпьешь?
— Нет, спасибо, я не пью.
— Да это же кола. Бери.
И Лина приняла бутылку из Олькиных рук, посчитав, что в компании отказываться некрасиво.
Парни потягивали пиво и смеялись над шутками Фила. Он, привирая, расписывал в красках и лицах недавнюю встречу с Линой.
— Блин, я реально думал — глюк. Загнал её в тупик. Она как привидение была, светилась под луной. Я до последнего так думал, пока она не заехала мне по коленке. Еле отбился!
Кто-то включил ритмичную песню на телефоне, одна из парочек поднялась и, целуясь, скрылась в темноте. Вдоволь насмеявшись, Макс потянулся к гитаре: нежно погладил гриф, подстроил струны и обратился к друзьям:
— А теперь по многочисленным просьбам фанаток и специально для нашей гостьи — «Девочка»! — театрально воскликнул он, словно и сейчас играл на сцене.
Гитара запела, а следом вступил и Макс, умело выводя мелодию и пробирая голосом с лёгкой хрипотцой до самых косточек. Потягивая колу, Лина с восторгом следила за каждым движением парня. Вот он откинул голову и прикрыл веки, вот он качнулся вперёд в такт гитарным переборам. Эмоции накатывали волнами, кожа покрывалась зыбкими мурашками, руки подрагивали, а сердце то трепетало, то замирало. Да что это с ней происходит? Может, весна творит такое безумство?
Фил притянул её к себе, и она, уже ничуть не смущаясь, положила голову ему на плечо и парила в невесомости от счастья. Веки тяжелели и смеживались, звук уплывал и рассеивался, словно душа отделялась от тела и улетала в небеса.