Эла мечтала отпраздновать свой тридцать пятый день рождения с родными, поэтому очень быстро распродала имущество в Калининграде и прилетела в Москву в начале марта.
С появлением Элы в доме сразу стало по-особенному тепло, и теперь в семействе Альтман царила оживлённая атмосфера. Лина ещё помнила свои детские впечатления от приездов сестры — ощущение безотчётного счастья и душевного трепета. Что-то похожее она испытывала и сейчас, а потому после занятий, не задерживаясь, бежала домой.
Сестрица-мать оставалась всё такой же энергичной и красивой, однако наблюдательная Лина замечала во взгляде Элы затаённую грусть. Кажется, это и делало её чуть старше, впрочем, стоило Эле рассмеяться, как озабоченность вмиг слетала с её прекрасного лица, и она становилась той юной и озорной девчонкой, образ которой Лина бережно хранила в сердце.
День рождения Элы решили отметить в узком семейном кругу, в пятницу вечером.
В этот день Лина вернулась с занятий на два часа раньше, и пока любимые родственницы готовили праздничный ужин, залезла на страницу городского студенческого форума. Ей тут же попался на глаза подозрительный ролик с названием «Полёт шмеля».
Оказывается, Леха снял поединок в музучилище на сотовый, добавил к нему нарезки про попугая-дабстепера и смонтировал видео. Попугай смешно оттягивал лапку, подпевая раскрасневшейся от напряжения Танюше Разинской, и запинался одновременно с ней. Заканчивалось сие безобразие словами известного блогера Стаса Давыдова: «И это хорошо!»
Из-за вечной занятости Лина узнала об этом видео только спустя месяц, и теперь, просматривая его третий раз подряд, едва сдерживала смех. Справившись с эмоциями, она написала Лёхе пару ласковых, однако тот ответил, что «Шмель» давно гуляет на просторах инета и даже сама «гениальная пианистка» Разинская лично поставила под ним лайк.
Лина припомнила, как, готовясь к поединку, усиленно изучала аппликатуру «Шмеля» и на несколько дней выпала из жизни. Заниматься приходилось каждую свободную минуту, слишком мало времени оставалось до соревнования.
В актовом зале училища Лина без запинки исполнила пьесу, пальцы её играли с ошеломительной скоростью, и все присутствующие слушали, не смея шелохнуться. Староста выходила к инструменту второй. Она заметно нервничала, сразу взяла невозможно быстрый темп и сбилась на шестнадцатом такте. Извинилась, приступила снова и… «с треском провалила батл». Так выразился Лёха, хохотнув на весь зал и захлопав в ладоши. В тот момент Лине показалось, что разгневанная Разинская готова спрыгнуть со сцены и накинуться на них с кулаками. И если бы не Лёха, ни на шаг не отходивший от Лины, ушла бы студентка Альтман с синяками и всклоченными волосами. В вестибюле училища Лёха издевательски оскалился и состроил перед носом Танюши свой излюбленный жест — «козу», который в тот момент походил на нечто непристойное и угрожающее. Разинская не сдержалась и выдала в адрес Лины гневную тираду: «Такая же убогая, как и твой дружок! Ненормальная… ненормальная Альтман». Большего сказать она не осмелилась. Лёха встал в боевую позу, точно боксёр на ринге. Разумеется, он не собирался махаться с девушкой, и выглядело это паясничание далеко не дерзко — смешно, но уязвлённая староста в ужасе отшатнулась и поскакала к выходу. Лёха ржал как потерпевший, до слёз, звеня цепями и постукивая металлической подковой по полу. Вспоминая это, Лина звонко засмеялась, привлекая внимание Элы. Та выглянула из кухни и с интересом уставилась на дочь.
— Я тоже хочу повеселиться, иди ко мне, — подмигнула она, и Лина вместе с ноутом отправилась на кухню.
Мама Марта тут же нашла повод оставить дочерей одних и ушла за чистой скатертью и накрахмаленными салфетками для сервировки.
Лина уселась за кухонный стол, где Эла со знанием дела готовила основу для воздушного десерта. Под мерное жужжание миксера Лина рассказала о своих недавних приключениях с Танюшей Разинской и показала смешное видео. Эла от души посмеялась, попутно раскладывая пергамент на противень и смазывая его тонким слоем масла.
— А Лёха твой ничего так паренёк, интересный, — между делом отметила Эла. — Хорошо, когда есть такие друзья. Ему бы только скинуть килограммов десять, цены бы не было!
— Да, Лёха классный, мы с ним с детства дружим, а с весом мы боремся.
— А у меня никогда не получалось дружить с мальчиками. Вообще вся эта дружба с мужчинами до поры до времени, проверено, — усмехнулась сестрица-мать. — Начинаются вздохи, ахи, взгляды…
— Странно, мне с мальчиками проще, и никогда ничего подобного не случалось, — удивилась Лина, убирая ноут со стола.
— Ты просто маленькая ещё, ну и не встретила того самого… друга… — многозначительно изрекла Эла, сдержанно улыбнувшись.
— Никогда не задумывалась об этом, — пожала плечами Лина, хотя в тот момент она слукавила. Задумывалась, и ещё как! Только с Элой обсуждать эти темы не хотела, где-то в глубине души тлело сомнение: а не играет ли Эла в чувства?! Слишком рьяно сестрица-мать добивалась дружбы после нескольких лет отсутствия. К тому же Лину увлекло кулинарное действо. Она неотрывно следила за ловкими движениями рук и думала: «Всё же умение готовить и поддерживать уют — семейная черта всех женщин Альтман». Втайне Лина надеялась, что и в ней когда-нибудь проснётся подобный талант.
— Выглядит красиво. И что это будет? — поинтересовалась Лина, наблюдая, как Эла выдавливает на пергамент готовую смесь и укладывает волнами.
— М-м… — протянула Эла. — Это меренга, взбитые сливки, белок и сахар, пальчики оближешь. Сейчас мы это чудо в духовку поставим, потом выложим сверху клубнику и смородину и сделаем рулет. Получится просто божественно! Так что можешь звать на ужин своего дружка! Только ни в коем случае не говори, что мы празднуем мой день рождения. Тридцать пять — так себе возраст, знаешь, — грустно вздохнула она.
— Точно, надо Лёху позвать, он любит такое, — воодушевилась Лина.
В сумке запиликал телефон, и она поспешила в прихожую. Звонил Лёха, будто почувствовал, что о нём говорят.
— Лин, ты видела те видосы, что я тебе накидал? — с ходу налетел он.
— Какие видосы? Я только ролик про попугая посмотрела. Весело очень.
— Да нет, я тебе живые выступления групп в личку отправил, среди них есть и «A-$peeD». Короче, завтра мы можем пойти в клуб*, две субботы подряд у них концерты, а потом группа уедет в Питер на фест. Посмотри, тебе понравится.
— Ой, Лёш, давай позже. Ты лучше ко мне приходи, там Эла сладкий рулет готовит.
— Эх…
— Что?
— Я же того… на диете вроде.
— Один раз можно, я разрешаю, — посмеялась Лина, — совсем чуточку.
— Ладно, — протянул Лёха и дал отбой.
***
Вскоре всё семейство Альтман собралось на кухне за праздничным ужином. Марта на радостях расстаралась: запекла в духовке цыплёнка табака по новому рецепту, наделала салатов под майонезным соусом, раскупорила бутылку домашнего вина. И теперь сидела во главе стола, обложившись таблетками «от желудка», с полной тарелкой «вредной» еды и с рюмкой в руке. Эла внимала рассказам матери о ценах в продуктовых магазинах, про очереди в поликлинике и делилась планами на ближайшие выходные. Лина ковырялась в тарелке и улыбалась своим мыслям. Душа по-детски радовалась — хорошо ей было среди родных и любимых.
Эла изменилась за эти годы — больше не перечила матери, проявляла заботу и стойко выслушивала все её наставления. Оттого-то Марта быстро позабыла прошлые обиды, подобрела и расслабилась, даже Славиком больше не попрекала, хотя поначалу по сто раз на дню выговаривала, что в семейном конфликте виновата дочь со своим взбалмошным характером.
Обычно Эла не подстраивалась под мнение окружающих — жила в своё удовольствие вдали от матери и дочери, а в тот год, когда сошлась со Славиком, и вовсе исчезла.
Мама Марта ворчала, что Эла попросту скрывает от нового мужа взрослую дочь, опасаясь, как бы тому не понравилась молоденькая Лина, однако не вмешивалась в отношения молодых. «Самый верный муж — нагулявшийся любовник», — повторяла мама Марта, искренне желая дочери счастья.
Теперь же Эла внезапно заговорила о чувстве вины и стремилась к общению, и Лина с опаской поглядывала на сестрицу-мать. «Надолго ли её хватит?» — думала она, хотя охотно шла на контакт, её привлекали оптимизм Элы и абсолютная убеждённость в своей неотразимости.
Сблизиться матери и дочери помог случай. Однажды Эла и Лина гуляли по Москве и зашли погреться в кафе на Арбате. Неожиданно к ним подсели молодые симпатичные парни с явным желанием познакомиться, но Эла вмиг посуровела, заявив, что матери и дочери хочется побыть наедине. Поначалу парни не поверили, решив, что перед ними сёстры-подружки, но Эла оставалась неприступной и держала марку. «Неужели… неужели Эла больше не стесняется меня, не боится выдать свой возраст?!» — удивлялась Лина. Вопросы множились в её голове, и Эла вдруг сама разоткровенничалась, долго говорила про ценности в жизни и желание быть любимой и нужной…
Внезапный дверной звонок прервал размышления Лины.
— О, Лёха пришёл, наконец-то! — воскликнула она и рванула в прихожую.
— Лёша, а ну-ка иди к нам! — прокричала из кухни разомлевшая от вина и тёплого общения с дочерьми мама Марта. И как только Лёшка появился на пороге кухни, задала свой излюбленный вопрос: — Ты физику сдал?
— Сдал, сдал, — отмахнулся Лёха и, виновато улыбнувшись, подмигнул Лине. — А что за праздник сегодня? Мне неудобно что-то, день рождения у кого? — Оглядел он старших членов семьи Альтман.
— Садись уже за стол. — Потянула его Лина и поставила перед другом чистую тарелку.
Мама Марта расщедрилась и налила ему стопку домашнего вина. Лёха наигранно округлил глаза и выпил одним махом.
— Лин, ну что ты решила, идёшь со мной? — шёпотом спросил он, имея в виду завтрашний рок-концерт.
— Я ещё не решила. И вообще, мне что-то не хочется.
— Так нечестно, я же ходил на этого твоего пианиста… Илью Михайлова, еле вытерпел, ну…
— Лёш, я ещё от той вписки отойти не могу. Если там будет что-то подобное…
— Нет, ты только послушай, как они лабают, — раскраснелся Лёха, — а вокалёр вообще зверюга.
— А о чём это вы там шепчетесь? — поинтересовалась Эла, наливая Лёхе чай и выкладывая на тарелочку свой кулинарный шедевр — сладкую воздушную меренгу, от вида которой у Лёхи заблестели глаза.
— Вот это да! Только не говорите, что это вы делали сами! — громко сглотнул он.
— Сами-сами, мы всё сами, — хитро улыбнулась Эла. — Так что там у вас за секреты?
— Уговариваю Лину сходить со мной в клуб на концерт.
— Ой, ну какие могут быть уговоры? Лина, собирайся и иди! — Эла стрельнула глазами в дочь и уселась за стол.
— Вот и я о том же. Между прочим, я билеты заранее покупал. Не так просто попасть на их концерт. Они взлетели и желающих много. Чуваки не играют, эти демоны воспламеняют всё, даже ногти на ногах. Громко, нервно, это твоя депрессия, размазанная на сковороде самим Сатаной. Две минуты и торт готов. Каблуки сломаешь, как круто!
— Лёша, что ты несёшь? Мама, это всё твоё вино! — посмеялась Лина и взлохматила Лёхе чёлку.
— Какой милый мальчик, — засмеялась Эла, поднеся к губам бокал с напитком.
— Сударыня, позвольте пригласить вас на мазурку бесноватых, — исправился Лёха, прочистив горло. — Это просто космос, детка…
— Так… а что они там играют? — Эла явно кокетничала, пустив в ход всё своё обаяние.
— Альтернативу, dreamcore, лирику, в общем… — растаял Лёха, наивно улыбнувшись.
— Какая прелесть, — мечтательно прошептала сестрица-мать, — помню, как мы отжигали на концерте на Красной площади. Мои любимые «Перцы» выступали, Энтони Кидис просто бог. Тогда ещё в моду входили прядки, и мы с подругой специально на концерт…
— О, это было в августе девяносто девятого, грандиозный концерт на Красной площади, а «Перцы» там хедлайнерами были! — воскликнул возбуждённый Лёха.
— В девяносто девятом? — прищурилась мама Марта. — Как — в девяносто девятом? Быть того не может!
— Конечно не может, это было в две тысячи шестом! — занервничала Эла, подмигивая парнишке, но тот, не обратив внимания, продолжил доказывать обратное.
— Нет же, точно в девяносто девятом! Вот я сейчас поищу и покажу. — Он тут же полез в смартфон, но Лина, заметив, как Эла изменилась в лице, пнула Лёху в бок, и тот, не отрывая глаз от экрана сотового, рассеянно выдал: — Да, точно, в две тысячи шестом это было. Дырявая голова…
— Что и требовалось доказать. Лёша, тебе совсем нельзя пить! — посмеялась Лина и утащила Лёху в зал, подальше от подозрительных глаз мамы Марты.
— А что случилось-то? — виновато прошептал друг, так ничего и не поняв.
— Не знаю, наверное, Эла приезжала в тот год в Москву, а дома ни разу не появилась, — догадалась Лина.
— Блин… чуть не влип. Как думаешь, пронесло?
— Не знаю. Ладно, что ты там мне прислал?
Лина открыла ноут и залезла на страничку «Вконтакте», нажав на первое попавшееся видео в колонке Лёхиных сообщений. С экрана монитора послышался грохот, шум и вопящая толпа не вполне адекватных людей.
— Всё с тобой ясно… — с укоризной протянула Лина.
— Лин, в общем, завтра в семь выходить, в восемь начало. Кросы надевай и… ты ещё видосы посмотри, тебе точно понравится. А я пошёл, мне ещё к лабе готовиться, завтра дополнительная, для таких олухов, как я.
***
Как только за Лёхой закрылась дверь, Лина шмыгнула в детскую — так по заведённой традиции мама Марта называла её комнату. Захотелось побыть одной, поразмышлять над последними событиями, слишком много всего скопилось в голове. Взяв ноут, Лина залезла на подоконник. За окном стояла хмурая мартовская ночь. Тусклый свет зарождающегося месяца струился сквозь клочья седых туч, серебрил небо, отчего оно походило на бурлящую морскую пучину. Мелкий косой дождик подгонял случайных прохожих и автомобили, мигающие фарами на трассе.
Лина раскрыла ноутбук и отыскала в диалоге с Лёхой видео с живыми выступлениями групп. Недолго думая, кликнула на первый ролик в списке, и на экране появилась сцена с тяжёлой аппаратурой и барабанной установкой, возле которой — спиной к зрителям — стоял неформал с гитарой. Волосы, небрежно собранные в хвост на затылке, рассыпались у лица рваными прядями, чёрная футболка, обтягивающая широкие плечи, свободно болталась поверх драных джинсов. Он обернулся, и светлая улыбка озарила его лицо. Толпа у сцены тут же взорвалась истошными воплями. Из сгустка хаоса к музыканту потянулись руки фанатов: «Макс, давай ещё…» — визжали девочки, «Ты лучший…» — орали парни. И тот, кого называли Максом, тряхнул головой и отрывисто рассмеялся: «Я долго думал, чем бы вас удивить, и вот… придумал», — задорно отозвался он. Вслед за этим в зал полились мелодичные звуки гитары.
Поначалу Лина почти безучастно смотрела в экран, но вскоре поняла, что картинка утягивает её в мир иной музыки, что ей неожиданно нравятся эти низкие вибрации, окутывающие зал мягкими волнами. Лину увлекала свободная манера исполнения, и каждый жест парня, каждый звук дрожащих струн отзывался трепетом в её душе. Но вот он запел, и саунд разбавил приятный голос с нервной хрипотцой. Радость пронеслась по телу россыпью тёплых мурашек. Она прикрыла глаза и, постепенно теряя мысли, уплывала в далёкие дали.
«Наверное, так и начинается любовь, — думала Лина, предчувствуя приближение чего-то значимого в жизни. — А эта песня станет её началом». Парень пел о несбывшейся любви с надрывом и страстью, а ей хотелось слушать и слушать, несмотря на проскальзывающие в тексте шокирующие словечки и далеко не классический стиль исполнения. А ещё ей хотелось смотреть на него и тонуть с головой в своих фантазиях. Лина мечтательно улыбнулась. И что на неё нашло? Хотя ей всегда нравились творческие личности. Взять, к примеру, Тиля Линдеманна или Дэвида Гарретта, известного скрипача. Похоже, и этот Макс — личность незаурядная и интересная, вот бы познакомиться с ним, пообщаться и…
Неожиданно скрипнула дверь детской и в комнату вошла раскрасневшаяся Эла.
— Ой, ну еле отделалась, — тяжко вздохнула она. — И что меня дёрнуло упомянуть тот злосчастный концерт?! И Лёха твой хорош, сразу в бутылку полез!
Услышав досадное бормотание Элы, Лина на всякий случай убавила звук: вдруг сестрица-мать возмутится слишком смелому содержанию песни? Однако та, не обратив внимания на посторонние звуки, направилась в гардеробную и распахнула деревянные дверцы.
— Так, это не подходит, — деловито рассуждала Эла, перебирая висящие на плечиках платья. — В ближайшее время нужно заняться твоим гардеробом. На концерт в этом не пойти, нам нужны стильные джинсы и яркий верх, но не толстовка. Это так избито, должна быть изюминка в образе.
Лина наблюдала из-за шторы, как Эла один за другим бракует её излюбленные наряды, а мысли витали где-то далеко.
— А ты когда-нибудь любила? — неожиданно выпалила Лина, ощущая, как щёки заливаются стыдливым румянцем — вопрос нечаянно сорвался с губ.
Эла замешкалась и медленно обернулась.
— Было дело, — загадочно улыбнулась она и тут же вернулась к полкам с аккуратно уложенными вещами. — Но точно не Славика.
— Да, я помню. — Лина закрыла ноутбук и слезла с подоконника. — Тебе всегда дядя Эдик нравился. Чуть ли не с детства.
Эла промолчала, однако энергичные движения её немного замедлились.
— А как же мой папочка, ты тоже его любила? — не отступала Лина. — Может, расскажешь?
В тот момент Лине показалось, что Эла напряглась, однако очень быстро нашлась с ответом:
— Я бы рассказала, но поверь, это неинтересно. Так, обычный парень, почти мой ровесник. К тому же он не знает о твоём существовании, наверняка и обо мне забыл. К счастью, забыл.
— Странно, я думала, что дети рождаются от любви, — прошептала Лина, не желая уходить от волнующей темы.
— Хочешь знать, любила ли я его? — Эла на секунду задумалась. — Скорее, это было временное помутнение рассудка. И лучше закроем эту тему.
— А как его звали? — Лина подобралась совсем близко и уселась на край кровати напротив Элы.
— Вадим. Его звали Вадим, — со вздохом ответила та, нервно сминая снятый с вешалки блейзер. — Фамилию не помню, не спрашивай.
— Ого, Евангелина Вадимовна. Неожиданно…
— Как видишь, не звучит, поэтому успокойся.
— А по-моему, интересно. Мама Марта знает о нём?
— Ещё бы, — усмехнулась Эла, но тут же замялась и пошла на попятную, — то есть знает по рассказам и не более. Я… тебя поблагодарить хотела. Ну, что ты Лёшку своего осадила, надо же, как разошёлся.
— Ну да, он такой, прямолинейный, и не всегда просекает момент. А ты, значит, приезжала в тот год?
— Приезжала. Тогда мы с мамой были в контрах, она всё пыталась воспитывать меня, каждый день выносила мозг нотациями по телефону. Поверь, приятного мало. Но теперь я думаю, что сама виновата. Всегда можно найти общий язык с мамой. — Эла обернулась и присела рядом с Линой на край кровати. — Мама ведь — это самый близкий и родной человек. Терять родных очень больно, — тихо добавила она.
Лина промолчала. В памяти всплыли события трагической гибели тёти Марины, и сердце мгновенно сковало льдом.
— Я очень тяжело перенесла смерть дедушки. Всё произошло на моих глазах, ты знаешь. Не помню, чтобы я так убивалась из-за смерти папы. Наверное, в то время я больше думала о себе. Перед тем как дедушка умер, мне приснился странный сон. Такой настоящий и живой. Я никогда не верю в сны, ведь я реалистка, а тут… словно посыл свыше, предсказание.
Эла обхватила плечи руками и заметно побледнела.
— В том сне я будто в раю побывала. Мне снились яркие краски. Я купалась в тёплом озере с прозрачной изумрудной водой, а на небе сияло оранжевое солнце. Но потом лето сменилось осенью. Небо потускнело, а озеро исчезло. И я оказалась в маленьком дворике, сидя на крылечке старого дома, а вокруг — пожухлые жёлтые листья с пряным ароматом гнили и мокрой земли и качающиеся на ветру ссохшиеся ветви виноградных лоз. Ощущение одиночества и покоя. Страшного покоя. А потом умер дедушка, Славик изменил, и я осталась одна, опустошённая и отчаявшаяся, будто надолго застряла в том сне и никак не могу проснуться. В общем, я поняла, что хочу быть рядом с вами, хотя бы ненадолго побыть в семье и ощутить себя нужной и любимой!
***
Эла прерывисто вздохнула и накрыла лицо ладонями.
Почувствовав в себе непреодолимое желание утешить заблудшую мать, Лина потянулась к Эле и нежно обняла её за плечи. Эла всхлипнула и, тихо расплакавшись, обвила её руками в ответ. Они так и замерли, согреваясь родным теплом, и каждая молчала о своём, а сердца их бились в унисон, будто рвались навстречу друг к другу.
Неожиданно дверь детской приоткрылась, и мама Марта изумлённо застыла на пороге.
— Девочки мои! — заохала она, приложив руки к груди, — девочки мои-и…
— Мама, всё хорошо, — улыбнулась Эла сквозь слёзы и ослабила объятия.
Лина отпрянула, немного смутившись. «Упс, этот неловкий момент…» — мысленно посмеялась она. Ведь с мамой Мартой и Элой творилось что-то невообразимое. Старшую Альтман с каждым днём всё сильнее пробирало на чувства, а Эла казалась совсем другой, более уступчивой и сентиментальной, будто и не было давнего семейного конфликта. Драгоценные родственницы осторожно примеряли на себя новые роли — любящих матери и дочери, и с каждым разом у них получалось всё естественнее и лучше. Только Лина не могла так скоро перестроиться и недоверчиво наблюдала со стороны за этими удивительными метаморфозами.
— А мы наряд для концерта выбираем. — Эла вернулась к раскрытым створкам шифоньера и зарылась в вещи Лины.
— А что тут выбирать?! — воскликнула мама Марта. — Самый лучший наряд для девушки — это платье … и туфли, — подумав, добавила она.
— Мама, это же рок-концерт, платье там будет не к месту.
— Тогда брючный костюм. У Линочки есть замечательная кофта с жабо, она прекрасно будет смотреться в комплекте с пиджачком и высокими каблуками.
— Мама, ты заблуждаешься. Жабо — это, конечно, красиво и строгому костюму придаёт изящества, но лучше в этом наряде Лина сходит с тобой в оперу.
— Опера… — благоговейно вздохнула мама Марта. — Ах, как вспомню венскую оперу. «Мадам Баттерфляй». Мы вместе с Эммой ходили. Ария Чио-чио-сан и этого… бездушного Бенджамина меня потрясла, бедная японочка, я даже прослезилась.
— Мама, скорее всего, у тебя ассоциации с личным, со мной. Только тут вот поправочка — я не жертва!
— Что ты, что ты, Эла, я ведь совсем не о том, — зачастила мама Марта и покосилась на Лину.
— А я о том. Она интересуется, кто её отец, — усмехнулась сестрица-мать.
— Кто прошлое помянет, тому глаз вон! Даже и говорить не о чем. — Мама Марта всплеснула руками, будто отмахнулась от чего-то дурного и страшного и полезла в шифоньер.
— Вот он, этот костюмчик, мы с Эммой в бутике покупали, в Гамбурге. Он мне так понравился! Австрийское качество самое лучшее! А Линочка и Никлас с Карлом гуляли по городу.
— Хм, и правда неплохой, — оценила Эла, — интересный крой. Но для концерта не подойдёт. Лин, а ну-ка примерь вот это.
— Мам, Эл, — возмутилась Лина. — Вы меня как на свадьбу наряжаете. Я сама как-нибудь разберусь, в чём мне идти, к тому же я ещё не решила, пойду ли.
После пятнадцатиминутных препирательств с любимыми родственницами Лина сдалась и стояла перед зеркалом в Элиной стильной кофте с открытыми плечами и рукавами, переходящими в полуперчатки.
— И с волосами что-то сделать нужно, подумаем. — Эла пропустила сквозь пальцы густую шелковистую прядь.
— Нет, волосы не трогай, я их в хвост уберу, — возразила Лина, и Эла смирилась.
— Как скажешь, твоё дело, но я бы…
* * *
Лина с нетерпением поглядывала на часы. Лёха сильно задерживался и даже не звонил, что было крайне на него не похоже. Обычно друг приходил вовремя, а уж если дело касалось походов в клуб или каких-либо подобных мероприятий, всегда являлся раньше намеченного времени за полчаса. Мама Марта крутилась поблизости и что-то тихо бормотала себе под нос, она как всегда была против ночных походов дочери. Эла отвлекала её житейскими разговорами. Когда же стрелки часов сошлись на четверти восьмого, Лина набрала Лёхин номер. В трубке раздались длинные гудки, и когда она совсем отчаялась услышать голос друга, тот наконец соизволил ответить.
— Лин, я лох, — тихо простонал он и тяжко вздохнул.
— Что случилось, Лёш, ты не заболел? — забеспокоилась Лина.
— Можно и так сказать. Лифт не работал, и я на всех парах нёсся по лестнице вниз и, как говорится, «упал, очнулся, гипс».
— Что? — ужаснулась Лина, чуть не выронив телефон.
— Да, я в травматологию загремел, перелом лодыжки со смещением, сейчас решают, что со мной делать, наверное, оперировать будут.
— Лёша! Как же так? Чем я могу помочь? Где ты лежишь, скажи, я приеду!
— Да не, нормально всё. Жаль, на концерт не попали. Короче, сломал я свои каблуки, — усмехнулся паренёк.
— Лёш, ну какой может быть концерт…
Они говорили до тех пор, пока Лёху не забрали в операционную.
Лина смотрела на потухший экран сотового и удивлялась самой себе, ведь в этот раз она ничего не почувствовала. Не было ни вещих снов, ни образов-предсказателей, ничего не было, будто выбило из сенсорного потока. «Странно всё это, странно», — Лина тщетно пыталась думать в нужном направлении, однако мысли её то и дело возвращались к загадочному Максу, а в душе играла волнующая музыка