Они поженились через две недели. До этого дня между ними ничего не было. Сразу же после свадьбы Дейв заставил Рут бросить работу. Вот такой была мать Бена. Не прожив с Дейвом и двух лет, она сбежала, и ей даже в голову не пришло взять с собой ребенка. Дейв не сердился на нее за то, что она его бросила. Той первой ночью в опустевшей квартире он почувствовал скорее что-то вроде досады, словно потерпел поражение. Он отдавал себе отчет в своих ощущениях. Рано или поздно это поражение должно было его постигнуть: оно подготавливалось давно, исподволь, вызревало в нем с детства.
Но это никого не касалось. И заклиниваться на этом не стойло. У пего остался Бен, все остальное неважно. Когда-нибудь потом, думал Дейв, когда Бен вырастет, станет мужчиной, они, быть может, поговорят обо всем этом, и он расскажет сыну правду.
Он и мысли не допускал, что никакого потом не будет, что Бену не дадут стать мужчиной. В Индианаполисе Дейв чуть было не помчался в суд прямо с самолета, даже не забросив в гостиницу чемодан. Опомнился он в такси.
— Сначала в какую-нибудь гостиницу, — попросил он.
— В центре?
— Поближе к суду.
Теперь, когда он оказался так близко от сына, его лихорадило. Они приехали на большую площадь с каменными домами, среди которых Дейв отметил капитолий штата, а чуть подальше — почтамт с белыми колоннами по фасаду.
Перед гостиницей, на вид весьма фешенебельной, водитель опустил флажок, означавший, что машина занята.
— Подождите меня, пожалуйста.
— Да вот же суд, — возразил водитель, кивнув на соседнее здание.
Следом за рассыльным, тащившим чемодан, Дейв прошел через вращающуюся дверь и направился к портье.
— По телефону заказали?
— Нет. Мне нужен номер.
Получив регистрационную карточку, Дейв написал фамилию — на этот раз свою. Портье прочел ее и, вероятно, понимая, зачем приехал постоялец, не стал уточнять, сколько он предполагает прожить в гостинице.
— Проводи мистера Гэллоуэя в шестьсот шестьдесят второй.
Хотя Дейву не хотелось подниматься в номер, он не решился возразить. Но раз уж пришлось подняться, заодно вымыл руки, освежил лицо, наскоро причесался.
Он надеялся, что перед допросом Бену дали поспать. А может, разрешили помыться, причесаться?
Когда он шел через вестибюль, несколько человек проводили его глазами.
Ему это было безразлично. Он не испытывал ни малейшего смущения.
Было десять утра. В суде озабоченно сновали с папками в руках адвокаты, судьи, судебные исполнители, и Дейв внезапно растерялся. Он подошел к привратнику в униформе и спросил:
— Вы. не знаете, здесь находится Бен Гэллоуэй?
— Кто?
— Бен Гэллоуэй, который...
— А-а...
Привратник посмотрел на него повнимательней. Наверно, видел в газетах его фотографию.
— Здесь его нет, — сказал он уже совсем другим тоном. — Я знаю, что сегодня утром в оффисе окружного прокурора обсуждали, как с ним быть. Знаете что, мне кажется, скорее, всего, он в ФБР.
— А где ФБР?
— В здании федеральных служб, за почтамтом. Где почтамт, знаете?
— Заметил по дороге.
Люди останавливались на него поглазеть. Какой-то человек вроде бы хотел подойти к нему и заговорить, но в последний момент раздумал. Наверно, какой-нибудь чиновник, скажем, помощник окружного прокурора или адвокат, который хочет предложить свои услуги. Солнце светило вовсю, становилось жарко; женщины были в светлых платьях, многие мужчины уже в соломенных шляпах. Дейв торопился. Еще несколько минут, и он все узнает, а может быть, и увидит Бена.
Здание федеральных служб оказалось светлым, с широкими облицованными мрамором коридорами, в которые выходили двери красного, дерева с медными цифрами номеров. Дейв постучал в дверь, которую ему указали. Изнутри крикнули: «Войдите!» Седеющая немолодая женщина на мгновение оторвалась от пишущей машинки.
— Что вам угодно?
— Увидеть сына. Я Дейв Гэллоуэй, отец Бена.
У него были приготовлены совсем другие слова, но внезапно он решил идти напролом. Оглянулся на полуоткрытую дверь слева, на закрытую — справа.
— Присядьте.
— Вы можете сказать, здесь мой сын или нет?
Не отвечая, она сняла телефонную трубку и сообщила:
— Мистер Дейв Гэллоуэй в приемной.
Ей что-то стали говорить, и каждую фразу собеседника она сопровождала короткими репликами:
— Да... Да... Хорошо... Понимаю...
Когда она предложила Дейву сесть, он машинально послушался, но сейчас опять вскочил.
— Я его увижу? — спросил он.
— Инспектор занят. Он вас скоро примет.
— Вы что, не имеете права сообщать мне, где мой сын?
Испытывая явную неловкость, она пробормотала, что у нее на этот счет нет инструкций, и снова застучала на машинке. Сквозь опущенные жалюзи в приемную пробивался свет и ровными полосами ложился на стены и потолок. Почти бесшумно крутился вентилятор.
Смирившись, Дейв сел, положил шляпу на колени и уставился на каретку пишущей машинки, потом перевел взгляд на секундную стрелку стенных электрических. часов.
Из левой двери вышел довольно молодой человек с какими-то бумагами, покосился на Гэллоуэя, нахмурился, снова взглянул уже повнимательней, не переставая выдвигать металлические ящики картотеки. Найдя то, что искал, он сделал пометки в документах, потом наклонился к секретарше и что-то ей тихо сказал.
Речь, очевидно, шла о Гэллоуэе. Но к нему даже не обратились, и молодой человек опять скрылся в кабинете.
Дейв прислушался. Сквозь тарахтение машинки из коридора доносились только шаги да время от времени — тихий стук в одну из дверей. Зазвонил телефон, женщина ответила: