Мы выкинем из песни все слова,
Чтоб вставить новые, в освобождённом месте.
На то у человека голова,
Чтоб сочинять, выдумывая, песни
6 июня. 1974 год.
Москва. Детская больница.
Лежать в детской больнице было очень хорошо. Тепло, светло и уютно. Я здесь уже третий день. Мы тут с Лёхой самые старшие в хирургическом отделении. Лёшка всё время порывается встать. Но ему пока ещё врачи запрещают, чтобы швы не разошлись. У меня уже начали сходить синяки на лице и на теле. Губы уже не болят от горячего чая… Заживает всё, как на собаке.
Чтобы меня поместили в одну палату с братом, распорядился полковник Авдеев. А возился со мной, возил на машине и ходил вместе со мною по врачам, тот самый улыбчивый капитан Васин. Хотя он в конце разговора просил называть его просто Игорем. Я-то был не против. Но в моём нынешнем теле тринадцатилетнего пацана называть взрослого человека, и к тому же капитана милиции, было как бы так сказать, неприлично… Друзьями мы ещё не стали с ним… Так что пока он для меня или товарищ капитан, или Игорь Анатольевич.
Я подробно рассказал Лёхе, как всё было той ночью, когда его порезали. Потому что он в виду отсутствия по уважительной причине много чего пропустил…
Ну, вот что он сам-то мог рассказать про ту ночь? Спал себе тихо, никого не трогал. Потом ему на голову накинули одеяло. Град ударов со всех сторон. Резкая боль в животе. Носилки. Скорая помощь. Больница… Очнулся он после операции уже в палате…
Я хвастаться особо не стал, что я аки былинный богатырь крушил всех врагов налево и направо дужкой от кровати. Просто сказал ему, что мне удалось отбиться. Зато про приезд следователя и мой разговор с ним рассказал.
Лёшка с интересом слушал и мой рассказ про то, как я весело провёл время в отделении милиции.
— Саня! А на фига ты стал со следователем спорить? Он же из-за этого тебя в отделение посадил.
— Понимаешь, Лёш… Я такой типаж козлов вижу насквозь. Он сразу увидел лёгкую перспективу закатать меня по обвинению в убийстве. Ему не хватало совсем немного. Всего то, чтобы мне было уже четырнадцать лет. Но и это легко можно было обойти если слегка допустить описку в цифрах. Всякий может ошибиться. Вместо восьмёрки написать шестёрку в одном из первых протоколов. Ну а там она уже пойдёт кочевать из бумаги в бумагу. А потом, когда дело дойдёт до суда, то нам с тобой уже и взаправду будет по четырнадцать… И даже если потом это обнаружится… Могут и не обратить внимания. А если обратят, то уже поздно. Следак раскрыл дело по особо тяжкой статье. Процент раскрываемости и всё такое…
— А как же моё ранение…
— А тут ещё интереснее. Можно ещё одно дело раскрыть по нанесению тяжкого телесного. Дело-то уже раскрыто. Рыжий тебя пырнул ножом. Дело закрыто в связи со смертью подозреваемого. А если нас с тобою было двое. То мы совершили его убийство в составе группы лиц. А может быть и по предварительному сговору. Ты думаешь меня случайно запихнули в камеру со взрослыми мужиками. Я там всю ночь провёл босой в трусах и в майке. Если бы не Тихон.
— А что он за человек?
— Авторитет или положенец. Очень крутой дядька. Может даже и вор в законе. Я так до конца и не понял пока. Но он человек тёртый. Я не все его татуировки разглядел, но судя по всему, один из очень авторитетных людей в блатном мире.
— Он обещал тебя вытащить из ментовки?
— Может и вытащил бы, но чуть позже. Я думаю, что денег и связей хватило бы… Но повезло, что с проверкой в отделение милиции нагрянул тот полковник… Авдеев…
— Думаешь это случайность?
— Неужели ты считаешь, что блатной авторитет Тихон мог обратиться к менту с большими звёздами и попросил полковника МВД заехать в отделение милиции, чтобы вытащить оттуда какого-то мальчишку? Не смеши мои тапочки!
— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» — глубокомысленно процитировал мне Лёха бессмертного шекспировского Гамлета.
— «Не надо искать чёрную кошку в тёмной комнате! Её там нет.» — ответил я ему цитатой приписываемой Конфуцию.
— Саня! Ты мне лучше скажи, что мы будем делать дальше? Перспектив у нас с одной стороны много, а с другой…
— Медсестра говорила, что нас отправят в пионерлагерь.
— Ты этого очень хочешь?
— А хрен его знает, Лёш. Поехать в пионерлагерь было бы забавно. Снова окунуться в это… Когда ещё такое удастся. Нам в августе уже четырнадцать будет. В следующем году уже не получится так отрываться…
— А мне понравилось, что у нас с тобой днюха прямо в день ВДВ.
— Ты думаешь, что снова попадёшь служить в воздушно-десантные войска?
— Да… Войска дяди Васи первыми бросят в пекло Афгана.
— Мне кажется, что первыми там были Альфа и мусульманский батальон?
— А потом ВДВ.
— Ну, так что? Учимся в школе, идём в армию, а потом едем воевать в Афган?
— А какие у нас ещё есть варианты? Саш! Мы вроде бы теперь сироты детдомовские. А сирот вроде не отправляли в Афганистан?
— Всех отправляли.
— С судимостью не брали в ВДВ. — глубокомысленно проговорил Лёшка.
— Зато ранее судимых отправляли в стройбат. А там, по-моему, не меньше шансов вернуться домой инвалидом или в цинке. Да и дома-то у нас никакого нет… пока…
— Это да…
— Слушай. Лёш! А может, в милицию пойдём служить?
— Ты с дуба рухнул, что ли? Туда же после армии только берут… А это опять… Армия и…
— Ты хочешь и дальше в интернате продолжать учиться?
— Ну, а что нам с тобой остаётся? Как минимум ещё год… А после восьмого класса можно попробовать в техникум какой поступить или в ПТУ.
— Это при наличии общежития у того учебного заведения в которое мы захотим поступать… А не всякое ПТУ их имеет.
— И что ты конкретно предлагаешь? Я чего-то не пойму. Ты всё время к чему-то меня подводишь… Опер, хренов… Давай! Колись уже! Что ты там придумал?
— А как ты смотришь на то, чтобы поступить в суворовское училище? А после него сразу в высшую школу МВД. Нам будет двадцать один год, когда мы с лейтенантскими погонами покинем милицейский Alma mater. И вместо Афгана будем жуликов ловить…
— Во как… Я так далеко не заглядывал… А ты вона как всё расписал.
— И, кстати, Если история будет идти по прежнему сценарию, то через год будет неплохой шанс подняться по служебной лестнице.
— Это, каким же образом?
— Элементарно, Ватсон! Десятого ноября восемьдесят второго, в аккурат на День Милиции, наш дорогой Ильич…
— Помню, помню… Нас тогда ещё по боевой тревоге подняли ни свет ни заря… А потом только днём построили и сообщили об этом… Но к чему ты это?
— А к тому, что то, кто пришёл ему на смену, снял с должности главного ментовского босса, а затем ещё и его зама, который, если ты не забыл, был мужем Галины…
— Помню… Но мы-то тут при чём?
— В стройных рядах работников внутренних органов начались глобальные чистки… А у двух молодых лейтенантов попасть в эту мясорубку шансов куда как меньше, чем у тех, кто годами верой и правдой служил при старом министре. А если нам удастся проявить себя в качестве ценных и многообещающих сотрудников, то шанс быстро подняться увеличивается в разы. Я это знаю точно. Мне один полковник в отставке рассказывал. У них сначала всех поувольняли. Кого на пенсию, а кого просто так, в народное хозяйство. А на должности понасажали молодых да ранних. Но буквально через год спохватились, что не осталось опытных специалистов. И тогда лично ему, пенсионеру, позвонили, и предложили вернуться. Но не под погоны, а вольнонаёмным, чтобы он смог передать свой опыт молодым. Он согласился. Ему, что плохо что ли? Пенсия плюс зарплата. Полтора года ещё проработал…
— Всё это ты хорошо и красиво нарисовал, но есть одно большое но… Кто нас возьмёт?
— Куда?
— В суворовское училище… А потом ещё и в школу милиции.
— Но ты согласен?
— На что?
— Пройти со мною весь этот путь. Если «Да», то я начну действовать. Ты меня знаешь. Я же, как бультерьер. Если вцеплюсь зубами, то хрен отпущу…
— Саня! А подумать время есть?
— Конечно… Но время пошло. Осталось пять, четыре, три, два…
— Хорош!
— Один. Всё. Время вышло. Ну и какой будет твой положительный ответ?
— Не смеши меня! У меня швы от смеха разойдутся.
— Я жду ответа, брат!
— Да пошло оно всё… Согласен! С тобой — хоть на войну, хоть за границу.
— Кстати, этот вопрос я тоже обдумываю. Только никак не могу выбрать страну, где можно было бы начать новую жизнь с нуля… Везде какие-то подводные камни есть… Это как в одном анекдоте из нашего прошлого будущего.
— Не надо анекдотов. Я же тебе говорю. Швы разойдутся.
— Да он не смешной. Просто как раз по нашей теме.
— Ну, тогда рассказывай!
— Слушай!
'Приходит Абрам Моисеевич в туристическое агентство. Ну а его там и спрашивают, в какую страну он хотел бы поехать.
— Дайте мне глобус!
Ему дают глобус. Он его вертит и приговаривает:
— Здесь слишком холодно. А здесь слишком жарко. Тут много арабов, а они нас не любят. Здесь немцы. Мы их не любим… А вот тут слишком много евреев, и они меня будут называть русским.
Задумался. А потом спрашивает:
— Простите. А у Вас есть другой глобус?'
Лёшка, держась за живот двумя руками, трясётся в беззвучном смехе.
— Сволочь… Швы же разойдутся…
— Ничего! «Ты ещё крепкий старик, Розенбом!»
Вечер 6 июня. 1974 года.
Москва. Детская больница.
Ближе к вечеру зашёл капитан Васин. Был он нынче одет в гражданскую одежду, на которую сверху был накинут условно-белый халат. На милиционера он был совсем не похож. У него была какая-то совсем не советская улыбка. Так что он напоминал больше какого-нибудь киноактёра. Причём не нашего актёра, а из ГДР или вообще из Голливуда…
Васин принёс печенье, карамель и банку с обалденно пахнущей клубникой. Ягоды были слегка присыпаны сахаром и на донышке уже образовался сиропчик.
Мы с братом смотрели на всё это и не могли себе поверить. Дело в том, что это произошло впервые в жизни братьев Алексея и Александра. И сейчас именно чувства наших тел были на первом месте.
Последние пару лет своей жизни отец больше болел. Чем работал и на малолетних братьях было ведение хозяйства и наведение порядка в доме. Ну а после его смерти им никто никогда ничего не приносил и не передавал. А тут такое чудо. Клубника…
Я помню это из своего того детства. Пионерлагерь. Родительский день. Я сижу с мамой и ем чайной ложечкой ароматные ягоды, и только потом, когда ягоды заканчиваются, выпиваю сладкий липкий сок… Он немного приторный, но всё равно невероятно вкусный.
— Вы чего застыли, парни?
— Игорь Анатольевич А это чего? — я указываю на принесённое им.
— Это вам. Чтобы не так грустно было в больнице лежать…
— А зачем?
— Витамины… — он замялся…
— Нет. Зачем Вам всё это? Для чего Вы принесли нам печенье и клубнику? Надо что-то подписать?
— Саша! А ты не думаешь, что люди иногда делают что-то просто от души, а не для чего-то и зачем-то?
— Если бы я такое видел в жизни, то может быть так и думал бы. Но мне чаще попадались другие люди. И они скорее отняли бы у нас с братом что-то, чем дали бы нам.
И вот тут с весёлым капитаном произошло нечто такое, после чего я стал смотреть на него по-другому. Улыбка исчезла с его лица. Ненадолго. Буквально на несколько секунд. Но в эти секунды, откуда-то из глубины показалась такая невероятная грусть и горечь какой-то утраты. А потом он снова улыбнулся. Улыбка на этот раз была немного грустной и доброй…
— Вот я не догадался… — хлопнул он себя по лбу. — сейчас пойду у медсестры лежку возьму. Не руками же вам клубнику есть…
Капитан ушёл.
— Что это было? — спросил Лёшка.
— Ты про что?
— Ну, он… Короче. Ты его задел за живое… Кто он вообще такой?
— Это капитан Васин. Я тебе рассказывал о нём.
— Понятно. Ему что-то надо?
— Вот это я и хотел узнать. Но пока придётся есть клубнику и радоваться жизни.
— Клубника — это хорошо…
Капитан ушёл, посидев с нами полчаса болтая ни о чём. Но обещал зайти и завтра…
Одну ягоду я вылавливал из банки и кормил с ложечки Лёху, а следующую уже съедал сам.
— Помнишь, я говорил тебе, что случись чего, я бы и с ложечки тебя кормил, и судно за тобой выносил бы. А ты мне не верил…
— Саня! Я тут много думал, пока лежал… За что это нам?
— Что? Клубника и печеньки?
— Да, нет… Всё это? Вторая жизнь? Второй шанс? Даже если это откуда-то сверху, то за что нам такое? Ведь ты же знаешь, кем я был и что творил? За такое мне положено в аду гореть, а не печеньками угощаться. А ты?
— А что я? Ты хочешь сказать, что я такой-сякой мент продажный? У бандюка деньги брал и убийцу покрывал?
— Не совсем так…
— Но именно это ты мне сейчас и предъявил. Не так ли? А хочешь, я тебе расскажу что я сделал с тем пистолетом, который изъял у твоего дружка? Помнишь ТТ-шку, якобы найденную в лесу. Мне удалось при помощи одного моего знакомого эксперта-криминалиста по номеру ствола найти и тот лес, и воинскую часть, что была расположена в том лесу. А ещё я нашёл одного жадного прапора, который пользовался неразберихой после развала СССР и торговал оружием направо и налево. Разлеталось всё, как горячие пирожки.
— Саня! А я ведь помню ту историю… Там склад взорвался вместе с этим прапорщиком… И ещё кто-то погиб из его начальства…
— Бог наказал…
— Боюсь спросить, а кого ещё бог наказал?… с твоей помощью?
— Кто много знает…
— Долго не живёт.
— Не угадал… Но в чём-то ты прав. Ибо ещё Соломон сказал: «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль.»
— Мы семинариев не кончали и про Соломона не читали…
— Ну, так что же? Есть шанс исправить пробелы в твоём образовании. Как там говаривал классик марксизма. Расписывая свой новый Паркер с золотым пером: «Учиться, учиться и ещё раз учиться…» Если ты в семинарию хочешь?
— Нет. Семинарист из меня выйдет плохой.
— Ты уже подумал по поводу милицейской карьеры?
— Подумал… На фига нам всё это? Ты хочешь спасти Советский союз?
— Нет. Историю страны, которая вот-вот покатится под откос не исправить. Ни в одиночку, ни вдвоём. А вот зная, как всё будет, можно неплохо устроится в этой жизни.
— Я читал где-то про такое. Попаданцы… Будем книжки писать или чужие песни перепевать?
— А почему бы и нет? Хотя это как-то уж больно банально… И к тому же… Ты не думаешь, что мы не одни такие?
— Хрен его знает, товарищ майор…
— Подполковник… — поправил я его.
— Сопляк ты тринадцатилетний…
— Сам такой! — отшутился я. — Спеть песню из будущего это, значит, засветиться по полной. И объявить на весь свет: Смотрите! Вот он я!
— Я не подумал…
— А зря. Думать иногда полезно…
— Я просто не рассматривал с этой стороны…
— Понимаю… А я вот задумался… Жить хочется комфортно. Денег можно найти, используя опыт и знания из будущего. Но если мы начнём шиковать и швыряться ими, то ничего хорошего из этого не выйдет. А написать книгу можно попробовать. Только не чужую, а свою. И желательно, что-нибудь пафосное восторженное. Как комсомольцы-космонавты спасают мир от инопланетного вторжения или о том, как на Марсе…
— Будут яблони цвести…
— А почему бы и нет. Сейчас основная часть молодёжи ещё во что-то верит. Да и фантастика пойдёт на ура.
— Да что нас напечатает?
— А вот это уже оставь мне. Я разберусь.
— Только на обложке авторы как будут писаться: А. и А. Тихие? Забавно? Правда?
— Да… А если писать под псевдонимом… Не как, например, братья Стругацкие или братья Вайнеры, а скажем так: Алекс Тихий.
— Хитро… Сразу и не поймёшь… Алекс — это и Алексей, и Александр одновременно… Саня! Ты — гений!
— Я знаю…
— Хватит меня смешить! Швы…
— Послезавтра их снимут. А нас отсюда выставят пинком под зад.
— И что будем делать?
— Я думаю, что стоит поговорить с капитаном, когда он придёт снова. Мне показалось, что наша судьба ему почему-то не безразлична. Нам ведь многого не надо. Только слегка лёгкий толчок на старте, а там уж мы и сами с усами…