О прошлом не плачь! О будущем думай, живя в настоящем!
Найдётся палач, с улыбкой угрюмой и сталью разящей.
Суров приговор, безжалостны люди, а жертва невинна.
Взметнулся топор… И больше не будет второй половины.
Полжизни долой! Собаке под хвост душа отлетела.
Мозги с головой летят на помост лишённые тела.
Суровый палач с улыбкой угрюмой уходит с помоста.
О прошлом поплачь! О будущем думать, наверное, поздно…
Неизвестно когда и неизвестно где…
Вода, в которой я внезапно очутился, показалась мне ледяной и очень мутной… Мне не хватало воздуха. Но я вдруг понял, что если сейчас постараюсь вдохнуть, то просто захлебнусь и утону… Странно… Я же уже умер?… Мне больше нечего бояться… Но тело, видимо, ещё не прониклось сознанием того, что оно уже умерло, и ему, этому самому телу, очень хотелось вдохнуть полные лёгкие воздуха.
Что-то тянуло меня под воду всё глубже и глубже… Причём погружался я вниз головой… В мутной зеленоватой воде, я даже смог рассмотреть что или кто меня тянет на дно. Это был парнишка, который судорожно вцепился своей рукой в рукав моей рубашки. В его широко раскрытых глазах я видел ужас… Но он тянул меня всё глубже вниз. Я попытался, хоть как-то двигаться, чтобы выплыть на поверхность и глотнуть немного воздуха, поскольку мои лёгкие уже жгло изнутри и разрывало на части… Вверх ногами всплывать у меня никак не получалось, но я как-то извернулся, и оторвав от себя руку парня, стал всплывать… В глазах мальчишки помимо страха мелькнуло некое удивление, потом обида… Из его рта стали бурно выходить пузыри воздуха… Но я уже всплывал на поверхность…
Я так сильно рванул вверх, в сторону светлеющей поверхности, ибо сам уже был готов глотнуть воды вместо воздуха…
Через пару секунд я уже полной грудью хватал такой свежий, такой вкусный воздух и никак не мог им надышаться…
В нескольких метрах от того места, где я всплыл, на каком-то несуразном плоту сколоченном из чего попало вкривь и вкось, стояло трое мальчишек, которые с испугом и ужасом смотрели на меня… Они даже что-то возбуждённо кричали… Но я ничего не слышал… В ушах стоял какой-то звон…
А я вдруг почувствовал, что чего-то не понимаю… И ещё… Мне чего-то очень не хватает… или кого-то очень не хватает.
Не раздумывая больше, я тут же снова нырнул в мутную воду, набрав побольше воздуха в легких.
Уже почти совсем утонувшего парнишку я еле-еле разглядел среди придонных зарослей каких-то скользких водорослей. Он лежал с зажмуренными глазами, но с открытым ртом.
Я быстро схватил его правой рукой за волосы, и стал работать ногами и левой рукой, чтобы всплыть на поверхность и вытащить этого паренька из воды. С трудом. Но это мне удалось…
До берега было далековато, но плот оказался рядом. Я крикнул пацанам, чтобы помогли… Они тут же подхватили и его, и меня… Я быстро оказался на плоту и тут же приступил к оказанию первой помощи. Хотя скорее это можно назвать реанимацией… Это не важно… А важно было то, что счёт идёт на секунды… Я это точно знаю.
Почему-то штаны на мальчишке были расстёгнуты и спущены почти до щиколоток. Но на это я лишь обратил внимание, а все мои действия были направлены на то, чтобы спасти этого пацана.
Первым делом я положил его тело животом себе на колено. По идее так можно выгнать из утонувшего организма лишнюю воду…
Я сразу понял, что с моим телом что-то не так. Но что?
Парнишке на вид лет тринадцать-четырнадцать. То, что моему организму сейчас примерно столько же, я осознал не сразу. Только когда я стал ворочать тело утопленника, сообразил, что делать это мне удаётся с трудом. Но я всё же справился. Может адреналин помог. Его много сейчас плещется по моим венам…
Однако задумываться о метаморфозах моего организма мне было некогда. Счёт действительно идёт на секунды. А может даже и на доли секунды… И эти секунды тают на глазах…
Бросив тело себе на колено, я нажимал на него, пытаясь удалить воду их лёгких. Но что-то не слишком много её и вытекло.
Тратить напрасно время я не стал. Снова перевернул тело, положив на спину. Быстро проверил пальцем рот потерпевшего… Вроде чисто… По крайней мере, песка и водорослей я там не обнаружил. Я стал пытаться вернуть парня к жизни… Четыре нажатия двумя руками на грудь, один глубокий выдох ему в рот, зажимая нос… Снова четыре нажатия… Снова выдох…
Сколько раз я так сделал? Я не считал… Но чувствовал, что время уходит, а толку пока никакого нет…
Но… Вот тело парня как бы свело судорогой, затряслось… И… Утопленник закашлялся. Я сразу же повернул его на бок, и парня тут же вырвало водой, тиной и ещё какой-то слизью… Он кашлял, плевался… Но он жил…
Только тут я стал обращать внимание на тех пацанов, что стояли рядом с нами на плоту, но не принимали никакого участия в спасении утопленника. Хотя, нет… Они вроде бы помогли мне вытащить парня из воды и самому выбраться.
Видимо я на них так посмотрел, что они испугались меня. А один из них, рыжий, даже попятился… Но плот был не слишком большой, и отступать ему было некуда.
Тогда он просто упал на колени и протянул ко мне руки:
— Саня! Прости! Я не нарочно… Я случайно его толкнул.
— Врёт он. — вмешался другой, — Лёха решил поссать с плота, а рыжий ему пендель влепил. Лёшка повернулся и подскользнулся… Ты за ним прыгнул… И… Вас так долго не было. Мы думали, что вы оба утонули. А потом… ты вынырнул… И снова нырнул…
Парень, бывший утопленник, которого они называли Лёхой, вдруг встал, подтянул штаны, застегнул ширинку на все пуговицы и затянул ремень на поясе… Его слегка пошатывало… Но всё же он подошёл к рыжему, и оказалось, что тот его на полголовы выше. Да и в плечах рыжеволосый был пошире…
Несмотря на это, Лёха без замаха снизу вверх ударил того кулаком в челюсть. Рыжий даже, кажется. чуть подлетел вверх, и только потом громко и с брызгами шлёпнулся в воду. И, кстати, почти сразу начал тонуть…
— Ну, чё стоите! — зло сказал Лёха хриплым голосом, обращаясь к двоим оставшимся, — Спасайте своего друга!
— Мы… — начал что-то блеять тот, кто выдал все расклады про рыжего.
— Быстро! — рявкнул на него Лёшка и сплюнул в воду…
И пацаны, уже не раздумывая бросились в воду, а потом неуклюже загребая, поплыли спасать рыжего…
А Лёха обернулся ко мне… Внимательно рассмотрел меня, и внезапно спросил:
— Ты кто?
— Я — Саня. А ты, выходит, Лёха?…
Прищурившись, как Ленин на буржуазию, на секунду задумавшись, он задал мне довольно таки странный вопрос:
— Как ты думаешь… Это «муха» в машину прилетела?
Несмотря на то, что вопрос мне задавал незнакомый парнишка не старше четырнадцати лет от роду, я понял, что задать такой вопрос мог только тот Лёха, с которым нас совсем недавно пытались убить в одном из дворов в центре Москвы. А может даже и убили… Да. Скорее всего, нас с ним убили. И вот стоит напротив меня мальчишка и ждёт от меня ответа.
— Скорее всего нет. «Муха» не дала бы такого эффекта. Было что-то посильнее… А потом я видел, как тебя добил выстрелом в голову мудак в балаклаве…
— А я видел, как тебе в башку целился другой мудак из маски-шоу. — со смехом сказал он.
— Выходит…
— Выходит, что не врут фантасты по поводу переселения душ…
— Расскажи мне подробно, что ты видишь перед собой? — спросило его я.
— Мальчишку лет четырнадцати…
— Я тоже самое вижу…
Тем временем рыжего уже выволакивали на берег. Нас на плоту было только двое…
— А почему ты меня там под водой оттолкнул от себя.
— Потому что ты меня чуть не утопил…
— Это был ещё не я…
— Я когда пришёл в себя, то сам тонул, а ты меня утаскивал под воду всё глубже и глубже, вцепившись в руку. Я оттолкнул и вынырнул. Отдышался и снова нырнул. Ты уже утонул. Я тебя вытащил и откачал на плоту. Ты проблевался. А потом пошёл бить этого рыжего…
— Знаешь, а я когда очнулся увидел лишь, что меня какой-то пацан отталкивает, а я тону… А потом только плот и всё…
— Выходит, что эти двое пацанов утонули, а мы заняли их место.
— Выходит что так…
— Как я выгляжу? — снова спросил я.
— Рост метр шестьдесят. Славянская внешность. Светло-русые волосы. Лоб высокий. Серо голубые глаза… Уши не лопоухие. Нос прямой. Телосложение худощавое… Но жилистый…
— Ты не поверишь, я вижу то же самое… С точностью до описанных тобою деталей.
— Мы что? Братья? Или очень похожи?
— Те трое были разные. Рыжий, толстый и чернявый. Чернявый похож на армянского мальчика.
— Или еврейского… Да, нет… скорее армянин…
— Вот-вот. А мы как близнецы…
— Поплыли к берегу… Давай пока промолчим обо всём. Амнезию разыгрывать нет смысла. Думаю, что они нам сами всё расскажут, где мы и кто мы…
— Давай для начала выясним… мы братья или просто похожи.
— Давай…
— Слушай, Лёш! Я сейчас устрою небольшой скандальчик, что бы их спровоцировать. Так они нам быстрее всё нужное разболтают. Если что, ты пока молчи и делай суровый вид. Можешь даже снова этому рыжему врезать, как следует. Похоже, что ему это не помешает.
— Да не вопрос. Я тут недавно, а кулаки уже чешутся…
— Не переборщи! #Онижедети…
Лёха усмехнулся. Улыбочка у него получилась какой-то зловещей.
И мы стали по очереди загребать доской, направляя плот к берегу. Нормальных вёсел не было, конечно же…
А на берегу вообще получилось шоу. Рыжий с ходу попытался наехать на Лёху, но снова получив по морде, скулил, валяясь на травке, зажимая разбитый нос.
— До свадьбы заживёт! — пообещал ему я. — Если ты доживёшь до свой свадьбы, конечно…
Выяснить особо много не удалось. Из этих малолетних оболтусов хреновые получились информаторы. Так что вся информация, полученная мною уместится всего в нескольких предложениях.
Сейчас лето одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года. Мы с Лёхой родные братья. Да к тому же — близнецы. Родителей и других ближайших родственников у нас нет. Мы живём и учимся в школе-интернате. Фамилия со слов этих мальчишек у нас с братом немного странная — Тихий.
То, что мы в Москве, я уже и сам понял. Мы стояли на берегу Новоспасского пруда, а прямо перед нами на высоком холме раскинулся Новоспасский монастырь… Правда, купола его были облезлые, а креста на колокольне не было. Да и вся колокольня была облеплена лесами. Похоже, что там идёт ремонт или реставрация…
В своё время я работал недалеко от этого района. Так что местность эта мне вполне знакома. К тому же слева за забором располагалась та самая школа-интернат, в которой мы и жили теперь.
Осталось разобраться, куда делись наши родители. А если они куда-то делись, то не осталось ли нам от них хоть какое-то жильё. А то перспектива учиться и дальше в этом практически закрытом учреждении что-то не прельщает ни фига.
Но от наших нынешних собеседников больше никаких подробностей узнать не удастся. Поэтому дальнейший разговор с ними бесполезен.
Вся одежда мокрая. Хорошо ещё, что на дворе сейчас лето. Судя по всему самое начало… Солнце уже жарит, в вода ещё холодновата для купания. Невдалеке какие-то старые тётки уже загорают. Но кроме нас, идиотов, никто не купается…
Мы с братом разделись до трусов. Своё шмотьё развесили на кустах для просушки. Трое ребят расположились чуть поодаль. Они тоже свои штаны с рубашками на кустах пристроили. Но сидели отдельно от нас. Похоже, что жёсткие беседы с применением физической силы в виде тычков и лёгких ударов, произвели на них определённое впечатление… Как бы потом нам это боком не вышло.
— Как думаешь, Лёш, ближе к вечеру нам предъявят за то, что мы не за хрен собачий слегка побили этих «славных мальчиков»? — спросил я у Лёхи в полголоса.
— Судя по всему, да. Я ещё не разобрался толком, и похоже, хоть нас тут и двое, но мы занимаем не самое высокое место в местной иерархии. А рыжий и повыше меня, и покрупнее будет. Ладно сейчас… Он был испуган тем. что чуть не убил меня, да и тебя тоже… А к вечеру он оклемается и решит с нами поквитаться. Мы же его при пацанах побили, а значит, что практически унизили, или вовсе опустили… Он этого не простит. Старшаков подтянет для разборок или сам с дружками начнёт базары базарить… Хрен его знает. Но какую-нибудь бяку обязательно запланирует. И скорее всего это будет сегодня вечером. Откладывать такое на потом ему нельзя — это всё равно, что признать своё поражение.
— И что будем делать? Ну не калечить же парней…
— Боюсь, что придётся. По сколько нам сейчас лет? Тринадцать? Или уже четырнадцать? Помнишь же, что с четырнадцати можно и на нары загреметь.
— И до четырнадцати можно. В СССР вроде были ещё и закрытые спецшколы для малолеток.
— Чего-то неохота…
— Сам не хочу. Поэтому будем бить больно, но аккуратно…
Я встал и перевернул нашу одежду, развешенную на кустах, чтобы быстрее просыхала со всех сторон.
— Как думаешь, Лёх, нам обязательно в этом интернате до совершеннолетия торчать?
— А что ты предлагаешь?
— Пока ничего… Так… Мысли вслух.
— Слышь, Саня! У меня какой-то шум в голове постоянно. Я не обращал внимания до этого. Думал, что это последствия того, что я почти что утонул. Но шум как бы нарастает… Это, как комар зудит, подлетая всё ближе и ближе…
— Ты приляг, отдохни! Может это и правда из-за того, что ты воды нахлебался.
Лёшка откинулся на травке, подложив руку под голову, и закрыл глаза.
Чтобы чем-то занять себя, я стал проделывать всякие упражнения. Нормальный такой среднестатистический разминочный комплекс. Такой и в армии на зарядке делают, и в средней школе, и в спортивных секциях, перед тем как начать уже изучать всякие приёмы и удары…
Трое наших однокашников смотрели на меня с удивлением и нескрываемым интересом. Похоже, что для них, занятие гимнастикой — есть нечто принудительное. Типа когда на физкультуре в школе заставляют. Я и сам так в детстве думал. Но за последние годы, прожитые в той жизни, я уже привык так разминаться, и не считал это чем-то таким уж ненужным действием. Но для этих троих, со стороны, видимо казалось, что у меня просто крыша поехала. Иначе я бы точно не стал бы этим заниматься…
Да… Прокол с моей стороны… Как бы они не обратили внимание на то, что мы с братом после купания в пруду, сильно изменились. Ведь в интернате мы практически двадцать четыре часа находимся на глазах друг у друга. А значит, что уже давно всем известны наши привычки и предпочтения… Так что, резкое изменение поведения, странные слова и поступки могут навести на ненужные мысли. Но следить за собой и не высовываться у нас с Лёхой всё равно уже не получится. Потому что мы ни хрена не знаем, как мы с «братом» вели себя раньше.
Так что наплевать и забыть… Что бы мы с Лёшкой не делали, мы всё равно будем делать всё не так, как братья делали до этого…
Я продолжил свои разминочные упражнения, не обращая никакого внимания на усиленный интерес ко мне со стороны… Даже как-то весело стало… Может, посмотрят-посмотрят, да и передумают устраивать с нами вечерние разборки. Ведь ненормальных всегда опасаются. А судя по тому, как я себя сейчас веду, я явно слегка кукушкой поехал. А может даже не слегка… Мало ли как там на меня повлияло утопление брата у меня на глазах.
Внезапно, лежащий на земле Лёха, вскрикнул и захрипел… Тело его свело судорогой и мелко-мелко затрясло. Что с ним? Эпилептический припадок? Что делать? Вспомнилось, что в припадке человек может себе язык откусить или сильно прикусить… Кажется там рекомендовали вставить в зубы какую-нибудь палку или жгут из ткани… Срываю с куста свою рубашку. Быстро сворачиваю рукав рубашки, и аккуратно разжимаю рот Лёшки, стараясь не совать пальцы промеж зубов, чтобы он мне их не откусил. Когда свёрнутый рукав мокрой рубашки занял своё место во рту «брата», не давая тому кусать что попало, я стал удерживать тело Лёшки, чтобы оно слишком не дёргалось. Открытые глаза брата меня пугали. Зрачки закатились. Видны были только белки с прожилками кровеносных сосудов.
Из носа Лёхи потекла кровь… Но судороги тела стали не такими сильными, как было в начале, а после и вовсе прекратились. Лёшка лежал на траве тяжело дыша. Глаза его были ещё мутными, но постепенно приобретали осмысленный вид.
Он выплюнул изо рта весь изжёванный рукав моей рубашки, посмотрел на меня и сказал:
— Саня! Я всё вспомнил…
— Что вспомнил, брат?
— Кто мы… Откуда… И куда делись наши родители…
А потом голова Лёшки откинулась на землю, и он потерял сознание.