Даже спустя десятилетия, вспоминая это счастливое время, Хелена скажет, что она была "одной из немногих женщин в его жизни, кто мог высекать в нем случайные искры веселости". Удивленно и несколько изумленно вглядываясь в фюрера, Хелена находила в нем дарование настоящего актера. Его любовь к драме - очевидна. Гитлер сам рассказывал, что в детстве его самым горячим желанием было стать проповедником.
Когда провалился пивной путч, Гитлер в панике бежал в дом Ханфштенглей, где спрятался в платяном шкафу Хелены от преследовавших его полицейских. Увы, дом в Уффинге был хорошо известен и полиция уже шла по следам Гитлера. На следующее утро Хелена забрала у него из рук пистолет, чтобы предотвратить истерическое самоубийство. Вращая глазами, Гитлер, рыдая, говорил: "Все кончено... Финиш! Это уже конец!"
Но все ещё только начиналось. Вскоре Хелене, по её собственным словам, опять пришлось спасать Гитлера от самоубийства, когда он вдруг стал отказываться от всякого приема пищи в первое время своего тюремного заключения.
Как и при других любовных похождениях Гитлера, обе стороны, по-видимому, умели очень хорошо прятать все концы туда, где их не сумели найти до сих пор. Тем не менее, сын Хелены Эгон засвидетельствовал-таки один любопытный инцидент интимной биографии фюрера. В тот раз он сидел один в гостиной с Хеленой на низкой софе при гаснущем вечернем свете.
"Гитлер испытывал эмоциональное и физическое влечение к моей матери, вспоминал Эгон. - Что-то в ней особенно взывало к нему. Возможно, то, что она никогда не поощряла его чувств. Она смотрела на него, как на сексуальное "ничто", хотя лично я думаю могла и ошибаться. Я уверен, что она была для него чрезвычайно привлекательна.
Момент самый подходящий: вместе, одни, полумрак смягчает очертания вещей, его обычная сдержанность должна была отступить. Совершенно внезапно он оказался на коленях у её ног - его темная голова искала что-то в складках её платья.
- О, если бы, - он рыдал, - у меня был кто-нибудь, чтобы позаботиться обо мне!..
Миг или два успели пройти, прежде чем молодая дама смогла понять, что происходит: Адольф на свой собственный странный манер занимается с ней любовью. Его руки обвивали её колени, их объятия становились все сильней. С максимальной деликатностью, на которую она была способна, Хелена оттолкнула его в сторону.
- Послушайте, это не поможет, - сказала она своему кавалеру, будто плачущему малышу.
Гитлер шатался, его руки висели как плети, он казался обессиленным, когда вновь сел на софу. Но она вела себя совершенно спокойно. Наверное, больше всего ей хотелось по-женски его утешить, но, как светская дама, она не могла рисковать и должна была отвергнуть его патетическое притязание. Поэтому Хелена сделала вид, будто ничего не произошло, и просто спросила:
- Почему же тогда вы не женитесь? Ведь, конечно...
Он разрыдался, прерывая ее:
- Я никогда не смогу жениться. Моя жизнь посвящена моей стране!
Взрыв эмоций заставил её замолчать. Она вспоминала другие случаи, когда он проявлял к ней необычайное внимание...".
Но в этом семействе была ещё одна дама - сестра Путци, - Эрна, о которой Адольф Гитлер писал:
"Однажды в Хоф-отеле Байрейта собралась толпа женщин: все удивительные, все в бриллиантах; но тут появилась одна дама, красота которой заставила всех остальных поблекнуть в сравнении с ней. На ней не было бриллиантов. Это была Эрна Ханфштенгль".
В тот день, когда Эрна в первый раз ждала к себе в гости нацистского лидера, она приготовила на ланч омлет и салат, которые, как она знала, должны были ему понравиться:
"Мне удалось получить от одного друга из деревни несколько яиц, вспоминала Эрна, - и наскрести достаточно жира, чтобы его приготовить. У нас было так мало всего в те дни. Но я слышала об этом мужчине и хотела произвести на него впечатление, поэтому сделала все, что могла".
В тот день он пришел в её мюнхенские апартаменты, но был сдержан и подозрительно насторожен. Однако после еды Адольф несколько расслабился.
Эрна продолжает:
"Я помню, мы говорили очень много, главным образом о политике, он был чрезвычайно интересен. Гитлер не показывал и тени нетерпения, когда я высказывала ему свои взгляды. И, надо признать, он совершенно не пугал меня, понимаете, я была испорченная девочка, красавица. И я происходила из большого дома, где было четырнадцать слуг, лошади и английская гувернантка. Когда я впервые встретила его, то подумала: "Вот молодой человек, получивший диплом за хорошую учебу, подобно многим другим из простых семей. Только и всего... Я не думаю, что он слушал женщин так, как мужчин. Я узнала также, что он стал ненавидеть евреев, когда жил в Вене. Конечно, в то время венское общество находилось под их господством: их женщины имели лучшие бриллианты, наилучшие меха и духи. Было нетрудно не любить их. Мы же в Германии оказались страшно бедными. Такие, как я, не имели нижнего белья и часто располагали только одним заношенным платьем. А у бедняков вообще не было одежды. Они не могли даже послать своих детей в школу. Никто в Англии никогда не поймет, как мы тогда страдали... Когда я думаю об этом времени после войны, то спрашиваю себя, чем мы тогда действительно жили? Не было ни картошки, ни хлеба, ни яиц, ни жиров в достаточном количестве, ни мяса... Это просто ужасно. И мы думали ещё о миллионах наших брошенных солдат, у которых ничего не было за плечами: ни продуктов, ни работы. Это действительно страшно. И мы очень хорошо понимали, что нам говорил Гитлер. Он предлагал всем тем, кто не имел ничего, шанс получить по меньшей мере корочку хлеба, молоко для детей и, возможно, даже какую-то работу. Таков он был, небольшой забавный человечек, ничего больше. Немного ниже меня ростом и очень худой в то время. Потому что у него тоже не хватало еды. Но он имел смелость предложить нам надежду, и ради этого каждый готов был идти за ним.
И я, конечно, оказалась права, - продолжает вспоминать Эрна, - Гитлер был бедной личностью, с которой плохо обходились. И именно это обеспечивало ему успех у женщин. Когда женщина видит, что мужчина беден и нуждается, она хочет защитить его. Часто она готова дать ему все. Знаете, католички молились, заказывали мессы о спасении души Гитлера, потому что думали, что он находится в руках демона-разрушителя, который заставляет его творить страшные вещи. Они хотели спасти его, потому что были женщинами!
Он не мог заниматься любовью ни с одной женщиной, разве что в извращенной, перверсивной форме. И ее-то разделила с ним Ева Браун, которая была просто маленькой продавщицей. Она стала добровольным партнером его актов садо-мазохизма".
Наблюдательная Эрна, сама не раз присутствовавшая на публичных актах Гитлера, настойчиво подчеркивает:
"Так много женщин оказалось жертвами его политики. Он, как кажется, возбуждал в них странный трепет, граничащий с экстазом. Это состояние легко могло привести к саморазрушению, но оно ощущалось как высшее удовлетворение страсти. Человек, который работал уборщиком в Мюнхене во времена Гитлера, говорил мне, что после речей, произнесенных фюрером, много мест, на которых сидели дамы, нуждались в уборке. Оглушенные бешеным возбуждением, эти женщины не могли больше контролировать свои мочевые пузыри. "Иногда весь фронтальный ряд, где сидели женщины, нужно было досуха вытирать губкой", говорил мне этот человек".
Была ли Эрна любовницей фюрера?
Тонкая и злая наблюдательница, Белла Фромм, корреспондент одной немецкой газеты, писала:
"О Гитлере говорят, будто он осаждает Эрну своими ухаживаниями в то время, когда её штатный любовник-хирург, профессор Фердинанд Зауэрбух, читает лекции в Мюнхенском университете. Но Эрна не захочет давать отставку хирургу - это кажется ей меньшим риском..."
У Эрны Ханфштенгль было много любовных афер с высокопоставленными партнерами, но о её самой блестящей победе говорить не полагалось. Адольф восхищался красавицей Эрной, блондинкой с огромной копной волос. Она одевалась провоцирующе: простая маленькая белая юбка и блузка, но никаких украшений или накрашенных ногтей. В её профиле, светлых, тициановского оттенка волосах, зачесанных на верх от бледного лба, в расположении глаз, изгибе теплого рта и коже, подобной полированной слоновой кости, было нечто такое, что привлекло фюрера.
Через много лет после его гибели Гитлера Эрна говорила:
"Он не был совершенно нормальным. Это правда. Мне всегда казалось, что это его самая большая проблема. Видите ли, его перверсия была просто страшной. Любил ли он Еву Браун? Я сказала бы "нет", определенно - "нет"! Но он был ей благодарен. Потому что оставался одинок. А эта простоватая, без сложностей девица стала для него просто подушкой... Гитлер единственный мужчина в её жизни. Это несомненно. Она была девственницей, пока не встретила его. Он также происходил из простого дома, имея самое поверхностное образование и никакого реального тренинга. Он чувствовал, что находится, и действительно находился, в крайне невыгодной ситуации. Он нуждался в ней так же, как она в нем".
УБИЙСТВО МОЛОДОЙ ЛЮБОВНИЦЫ
Гели Раубаль родилась 4 января 1908 года. Она была вторым ребенком Ангелы Гитлер, сводной сестры Адольфа Гитлера, и Лео Раубаля.
В доме своего дяди, Гитлера, в Мюнхене Гели появилась в сентябре 1929 года. Ее мать служила экономкой у фюрера. 40-летний "дядя Альфи" сам назначил себя попечителем и защитником Гели, поселив в комнате по соседству с собственной спальней.
Гели совсем не отвечала вкусам Гитлера. У неё были жгуче-черные волосы и овальное славянское лицо. Высокая, стройная девушка, говорившая с милым венским акцентом, не казалась ни раздражительной, ни истеричной. Она была на 19 лет моложе своего дяди и примерно в том же возрасте, в котором его мать вышла замуж за его отца - тоже своего дядю. Такие "совпадения" завораживали Гитлера. Он просил Гели называть себя "дядя Альфи", а сам всегда обращался к ней: "моя племянница Гели", подражая собственным родителям, которые звали друг друга "дядя" и "племянница".
Накануне гибели Гели в её апартаментах слышали приглушенный шум и возбужденные голоса. Утром 18 сентября 1931 года, в субботу горничная Адольфа Гитлера Анни Винтер обнаружила, что комната Гели заперта изнутри. На сначала осторожный, а затем все более и более настойчивый стук никто не ответил. Когда муж Анни выбил дверь, они увидели, что Гели Раубаль лежит на полу мертвая. Ее светло-голубая, вышитая алыми розами ночная рубашка пропиталась кровью. Рядом валялся пистолет её дяди - "вальтер" калибра 6,35 мм.
Пуля прошла мимо сердца, и девушка медленно истекла кровью. Для всех, кто её знал, это самоубийство было необъяснимым. Накануне вечером Адольф отправился в очередное пропагандистское турне по Германии. На прощание Гели помахала ему с балкона. Мать должна была приехать к дочери только в понедельник, двадцатого. За ней следила партийная полиция - по личному распоряжению фюрера, безумно ревновавшего свою племянницу.
Фрау Винтер тут же сообщила о случившемся Рудольфу Гессу, который связался с Гитлером по телефону и сообщил, что с Гели произошел несчастный случай. Пока фюрер мчался на своем "мерседесе" из Нюрнберга в Мюнхен, Гесс отправился в его роскошную квартиру на Принцрегентенплац и успел осмотреть место происшествия ещё до прибытия полиции.
Через несколько часов он заявит Адольфу, что Гели покончила жизнь самоубийством, но своей жене, Герингу и Геббельсу скажет, что ничего подобного не было: "Войдя в комнату, - констатирует он, - я наклонился над её телом. На носу были подозрительные кровоподтеки, виднелись явные следы ударов на плечах, верхней части бедер и правой груди, которая обнажилась, наверное, потому, что порвалась бретелька ночной рубашки".
После смерти Гели Гитлер всем понравившимся ему женщинам станет твердить, что они похожи на Гели, а своим близким скажет о любви в действительности только к одной женщине, на которой мог бы жениться, своей племяннице.
Генриетта Хоффман и её муж Бальдур фон Ширах, хорошо знавшие Гели, находили её простой, приятной и "неотразимо обаятельной". Бальдур фон Ширах вспоминает в своих "Мемуарах" о том, как фюрер впервые представил её партии в ночь на Новый год, и о том впечатлении, которое она производила: "...в его голосе была смесь гордости и нежности, когда он её представил, как свою племянницу фройляйн Раубаль... Она называла его "дядя Альфи"... Это шокировало меня, не знаю, почему... Он оживленно болтал с ней, похлопывал по руке и едва нашел время произнести краткий спич. Точно в 11 часов он поднялся и ушел вместе с Гели, хотя праздник только начинался. У меня осталось впечатление, что Гели охотно осталась бы и дольше... Мы её полюбили... Присутствие Гели делало Гитлера спокойнее, расслабляло его. Со своими близкими друзьями он показывал ей свои штучки с черными галками. По его призыву птицы влетали через открытое окно, и он развлекался, глядя, как они ссорятся с его овчарками. У Гели было право подсмеиваться над "дядей Альфом" и поправлять его галстук. Ей не тебовалось казаться особенно умной или веселой. Она подавала себя такой, какой была, - свеженькой и простой".
Фюрера племянница покорила. Он терял голову. По-видимому, это становилось уже опасным. Адольф сам выбирал ей наряды и украшения, сопровождал во всех прогулках, пикниках, поездках за покупками. Ходил с ней в кинотеатры и оперу, подбирал круг общения и общество. Стал слепо ревнив, следил за Гели, регулировал её жизнь. Это не мешало Гели вступать в сексуальные отношения с охранниками, приставленными к ней Гитлером. В её присутствии он преображался, становился мягким, расслабленным, счастливым, "поступая, как 17-летний мальчишка".
Шофер Адольфа Гитлера, Эмиль Морис, с самого начала состоявший в службе безопасности НСДАП, которого фюрер прогонит от себя, заподозрив, что он имел интимную связь с Гели, высоко оценивает качества молодой женщины: "Она была настоящей принцессой... люди на улице оборачивались, чтобы посмотреть на нее, хотя в Мюнхене это не принято". Его наблюдения над Адольфом не оставляют сомнений в характере чувств диктатора к своей племяннице: "Гитлер любил выходить с ней. Ему нравилось показывать её повсюду... Он любил её, но странною любовью, которая не осмеливалась проявиться. Был слишком горд, чтобы признаться в какой-либо страсти".
Эмиль Морис рассказывает, что простым присутствием Гели удавалось "привести всех в наилучшее состояние духа". Для своего дяди она стала тем, чем когда-то Стефания, воплощением "совершенной юной женственности: прекрасной, свежей и неиспорченной, веселой, интеллигентной, такой же чистой и прямой, как её создал Бог..." Сам Гитлер в 1943 году скажет одной из своих секретарш: "Ева Браун очень мила, но в моей жизни одна Гели смогла внушить мне подлинную страсть. У меня никогда не возникла бы мысль жениться на Еве. Единственная женщина, с которой я мог бы связать свою жизнь, - это Гели". И за месяц до финальной катастрофы, в марте 1945-го он повторит: "Гели - это единственная женщина, которая сумела завоевать мое сердце и на которой я мог бы жениться".
Какими были собственные ощущения юной женщины? Сначала её очаровал этим загадочный человек. Он казался ей привлекательным и, как она пишет в письме к подруге, необыкновенным и редким мужчиной. Но её настроения и желания быстро менялись. Согласно воспоминаниям приближенного фюрера Ханфштенгля, Гели думала только о том, как бы воспользоваться ситуацией и женить на себе того, который заявил: "Шеф НСДАП должен иметь только одну жену - Германию!" Под предлогом стремления к "естественности" и желания принимать солнечные ванны она разгуливала по апартаментам своего дяди абсолютно голой. Но, видимо, не смогла ответить адекватно на чувства Адольфа. Ее, скорее всего, манил не он сам, её влекла та роль, которую она могла бы играть при нем.
Гели явно не нравилось то, что в интимных ситуациях навязывал ей знаменитый дядя. "Мой дядя чудовище, - говорила она Отто Штрассеру. - Вы и представить себе не можете, какие вещи он заставлял меня делать". После настойчивых просьб она дала следующую информацию, ставшую основным источником сведений о сексуальных пристрастиях фюрера: "Гитлер заставлял меня раздеться... Затем он ложился на пол, а я должна была присесть над его лицом", чтобы он вблизи мог исследовать анатомию любовницы. Это приводило его в упоительное возбуждение. Когда последнее достигало кульминации, он требовал, чтобы она помочилась на него, что давало ему дополнительное сексуальное наслаждение. Гели говорила, что вся эта процедура была для неё чрезвычайно неприятной... и не давала ей никакого удовлетворения".
Копрофильская перверсия (любителя экскрементов) Адольфа Гитлера подтверждается его давним и стойким интересом к моче, фекалиям и слизи. Ему нравилось ставить самому себе клизмы. Он носил с собой плети, которыми хлестал самого себя. Известна его детская страсть проклинать и поносить себя, которую он демонстрировал в интимной ситуации с различными женщинами. Забавлялся Гитлер и имитациями самоубийства: приказывал, например, слуге затягивать на своей шее галстук, пока он не досчитает до десяти.
Один из наиболее интеллигентных свидетелей среди приближенных фюрера, Эрнст Ханфштенгль, вспоминал несколько случаев, которые показывают, что отношения между дядей и племянницей отнюдь не были безоблачными. Однажды, когда Ханфштенгль пил кофе у казначея партии Ксавера Шварца (дело было в начале 1930-го), последний рассказал, что недавно вынужден был выкупить у одного господина порнографические рисунки, сделанные рукой Адольфа. В его руках оказалась серия абсолютно нецензурных набросков Гели Раубаль, выполненных с анатомической точностью. Только законченный извращенец был способен на подобные рисунки, а тем более на принуждение женщины принимать столь рискованные позы.
- Почему вы сразу не уничтожили эту гнусность? - спросил Ханфштенгль .