Наконец пришли к Алешке. Комнатенка была небольшая: стол, да кровать, да книжные полки, да шкаф со всяким барахлом. Лаптев за столом хорошее место занял, возле окна. Занавеска была сдвинута, и дома, что стояли через дорогу, глядели в ночь печальными желтыми глазами.
Алешка уселся на кровать. Она была низкой. И теперь Лаптев глядел на сына несколько свысока. А хотелось бы глаза в глаза, да не пересаживаться же.
- Рассказывай, - начал Лаптев.
- Ты все знаешь, - опустил голову сын.
- От других, - сказал Лаптев.
- Они же не врали.
- Наверно. Но не знаю, почему ты бил.
- Подрались. Вот и все.
- Он тебя тоже бил?
- Нет, - вздохнул Алешка.
- Значит, не подрались.
- Выходит...
- Почему ты его бил?
- Без причины не бьют. Значит, была причина.
- Что за причина?
- Я не могу ее сказать.
- Большой секрет?
- Да.
Разговор остановился. Но не потому, что Лаптев обдумывал. Ответ сына не был для него неожиданным. Лаптев знал, что Алешка бил этого мальчика, своего одноклассника, не из-за пустяка, не из-за мгновенной гневной вспышки. Плохо ли, хорошо, но Лаптев знал своего сына и даже сейчас верил в него.
- Он чем-то оскорбил тебя?
- Нет.
А Лаптев-то предполагал, что причина в этом. Хотя, убей, не мог себе представить, какие слова нужно бросить в лицо Алешке, чтобы тот сделался... чтобы, чтобы...
- Тогда я не понимаю, - медленно проговорил Лаптев. - Какая причина может быть, чтобы вот так... бить человека. Он ровня с тобой? По силе?
- Нет. Он слабее, - поугрюмел Алешка.
- Значит, ты справился? Без сопротивления?
- Я не виноват, - поднял Алешка голову. - Если я здоровый, если я сильный... Так я, значит, должен... Пусть не лезет, - оборвал он. - Без причины бы я его не тронул. Ты знаешь.
Да, это Лаптев знал. Без причины Алешка не тронет. Он и с причиной не тронет. Были случаи.
- Так почему? Что он сделал... или сказал?
Алешка поглядел на отца.
- Не могу я, ты понимаешь?
За окном, на автобусной остановке, в конце скупого фонарного света, двое мужчин курили. И Лаптеву захотелось. Но в комнате сына он никогда не курил.
- Та-ак... Ладно. Но ты можешь мне сказать, что сегодняшний случай не повторится?
Алешка ответил не задумываясь:
- Не могу.
- Конечно. Ты же сказал сегодня: "Так будет с каждым, кто раскроет рот". Значит, ты их будешь бить, бить и бить. Ты им сказал: "Я научу вас свободу любить". Так?
- Не совсем. Но, в общем, правильно.
- Какую свободу?
- Да при чем тут свобода? - махнул рукой Алешка. - Чего ты, не понимаешь?
Лаптев начинал нервничать и, чтобы сдержать себя, говорил еще медленнее:
- А как я могу понять, если чего ни спросишь, ты говоришь - тайна. Как я могу понять?
Сын молчал.
- Я понимаю одно. Видимо, я просто слепой. Я все проглядел. И зря радовался. Вот, думаю, какой сын у меня растет: большой, сильный Алешка. Это хорошо. А выходит, это плохо. Ты почувствовал свою силу, понял, что кулаком можно придавить и править. Ты и меня можешь сейчас вышибить отсюда и спокойно лечь спать. Ты уже сильнее. И жаловаться я не пойду. Давай и в доме диктатуру устанавливай. Право кулака.
- Ну, что ты ко мне пристал с этой силой, с кулаками? - поднялся Алешка и жалобно поглядел на отца. - Я же не виноват, что я такой. - Он протянул руки. - Ну, забери все это. Я отдам, только не упрекай...- и отвернулся. Но только на мгновение. А когда Лаптев вновь увидел его лицо, Алешка уже улыбался. Счастливой улыбкой цвел. Он прошелся по комнате, оглаживая большими руками плечи. А остановившись, погрозил отцу пальцем, хитро прищурился. - Не-ет, сказал он,- не отдам. Ведь это единственное, что у меня есть, - поднял он к лицу кулаки. - Единственное, чем я могу защитить. Никакой тайны нет, я все тебе скажу,- проговорил он решительно. - Всем скажу. Да в школе и знают, пренебрежительно сморщился он. - Дурака валяют. Вон тебе даже не сказали. Или ты притворяешься? - пристально поглядел он на отца. - Нет, не сказали. Я его бил за то, что эта скотина, - глядя сверху вниз на отца, декламировал Алешка, и не было улыбки на его лице. - Эта скотина оскорбила Машу и Лидию Викторовну. Он сказал... Он оскорбил и получил за это.
- Как оскорбил? Что...
- Подожди,- перебил его сын.- И я очень рад, что я - сильный. Я смогу защитить Машу и Лидию Викторовну. Вы все отказались... Вы испугались... Ты испугался.
- Чего я...
- Подожди. А я буду их защищать, - лицо Алешки потемнело, обрезалось, стало вдруг старше. - Больше некому. Я их не брошу. Я никого не боюсь, - злым шепотом говорил он. - Уж молчать-то я всех заставлю, раз больше ничего не могу. Поэтому хорошо, что я сильный. Я даже не представляю, что бы я делал, если бы сильным не был, - и он снова сел на кровать и на отца уже не глядел.
- Так чего же я испугался? - переспросил Лаптев.
- Не знаю чего, - резко ответил сын. - Начальства, наверно. А может, ты просто не захотел. А вообще-то я сам дурак. Я пришел к тебе всерьез, а ведь знал же, что у вас все понарошку. Просто идти больше некуда было. А у вас же вся газета понарошку, вроде нашей, классной. Только у вас напечатано, а все равно такие же игрушки. За зарплату. Ведь ты же сразу не захотел,- сказал он с упреком. - Я сразу понял, что ты ничего делать не будешь. Я только зашел, а ты сразу мне начал объяснять: не мой отдел, не мое дело. Никому нет дела. Все боятся или просто не хотят. Лидия Викторовна никому не нужна. Все только болтают языком. И в твоей газете тоже. Одна болтовня, одно вранье. Врут и врут. А когда надо помочь - все в кусты. И ты тоже. Я предполагал... Но я не думал... Я все же надеялся... Дурак, зачем я пошел...