Я не появляюсь, Шот умирает.
Я появляюсь без Алекс, и мы, вероятно, оба умрем.
Но, по крайней мере, мы сделали бы это вместе.
Казалось, это был почти подходящий конец для двух закоренелых преступников. Два человека, которых никто не знал достаточно хорошо, чтобы скучать по ним. За исключением Пейна и, возможно, Алекс, если она когда-нибудь узнает, что произошло.
Она сказала, что ей не все равно.
Она сказала, что я дал ей повод поверить, что жизнь стоит того, чтобы жить.
Чертова Алекс.
Дело было не только в том, что она была важной фигурой на шахматной доске, в которую мы играли с Лексом. Дело было не только в том, что она была невинной, думая, что сможет справиться сама, как пятилетний ребенок, сбежавший из дома.
Я просто… Я, блядь, хотел, чтобы она вернулась.
Если я переживу эту неделю, я хочу, чтобы она была тут со мной, и мы бы убрались к чертовой матери из этого дерьмового города раз и навсегда и начали бы новую жизнь. Я хочу, чтобы она была рядом. В моей постели. Ужиная напротив меня, пытаясь прикусить язык о том, насколько удобнее было бы есть в постели. Смеясь вместе со мной и смотря какую-нибудь глупую комедию.
Если я буду жив, она каким-то образом должна стать частью моих планов на будущее.
И я даже не знал, где она, черт возьми, была.
Блядь.
И у меня было всего полтора дня, чтобы выяснить, где она была, и придумать план, который не гарантировал кровопролития и смерти. Ну, по крайней мере, не наши.
Я встал с дивана и направился к своему грузовику.
Полтора дня.
В любом случае, я войду в дом Лекса меньше чем через тридцать шесть часов.
Будь что будет.
Глава 18
Алекс
Было холодно. Очень-очень холодно. Такой холод, который проникает в твои кости и заставляет тебя чувствовать, что ты никогда больше не согреешься. К тому же было темно. И лес был жутким, как ад. И имея только карту с нарисованной линией, обозначающей, где лес упирается в дорогу, я не чувствовала себя уверенной в том, что уход был правильным выбором в конце концов.
Ну, нет. Это неправда. Это был правильный выбор. Для Брейкера и Шотера. Мой уход не сделал все проще. Брейкеру придется придумать какое-нибудь оправдание тому, куда я исчезла. Или найти способ проникнуть к Лексу, чтобы вытащить Шотера до того, как Лекс позвонит ему. Но это было то, в чем я была уверена, что они справятся. Они были профессионалами. Они постоянно попадали в ситуации и выходили из них. С ними все будет в порядке.
Или, по крайней мере, это было то, что я должна была продолжать говорить себе, иначе у меня не хватило бы воли продолжать все это. Как бы то ни было, каждый шаг посылал укол в область моей груди.
Это было то, что я пыталась игнорировать.
Я как раз начинала терять веру в Джейшторм (проклиная себя за то, что была такой дурой), когда линия деревьев, наконец, оборвалась и появилась дорога. Никаких домов, которые я могла бы увидеть. Или магазинов, ничего. Просто дорога. Мои инструкции закончились после того, как я нашла дорогу. Поэтому я решила, что это означает, что я сама по себе.
Что было не плохо.
Всю свою жизнь я была предоставлена сама себе.
Я к этому привыкла.
До появления Брейкера.
Черт возьми.
Я отогнала эту мысль прочь. Это не помогало. Это не помогло мне двигаться дальше, думая о том, как хорошо было не иметь веса каждого решения, которое давило на меня. Знать, что я могла поделиться этим, обсудить это, принять обоюдное решение.
Всего лишь короткое пребывание с Брейкером, и моя жизнь так сильно изменилась. Черт, мне даже не пришлось задумываться о том, что я буду есть, потому что Брейкер готовил. Он позволил мне попробовать один раз, и мне удалось каким-то образом превратить коробку вкуснейшей китайской лапши из волос ангела (прим. перев.: разновидность китайской лапши) в один гигантский, рыхлый комок отвращения, который я даже не хотела пробовать, хотя я выживала на рамене с натрием и китайской еде дольше, чем я хотела.
Брейкер, шутя, бросал пасту и готовил свежую порцию, которая выходила раздражающе идеальной.
Я знаю, что получила лишь небольшое представление о его жизни. Жизни, когда он был дома, что, по его признанию, случалось нечасто. Он все время был на работе. В городе. За городом. По всей стране. Я, должно быть, увидела перерыв на каникулы. Я не видела, чтобы он входил весь в крови. Я не видела, чтобы он входил весь в порезах и синяках. Вещи, которые, как я знала, случались часто, потому что на его теле было больше шрамов, чем я могла сосчитать. Я не знала, каково это — беспокоиться о том, что он не вернется.
Я получила лишь небольшое представление о его образе жизни.
Но я чувствую, что увидела его как на ладони. Как личность.
И мне понравилось то, что я увидела.
Слишком.
Я никогда особо не разбиралась в отношениях между людьми. Я никогда не давала себе возможность сблизиться с другим человеком. И, возможно, это можно винить в иррациональной, подавляющей связи, которую я чувствовала к нему.
Я ничего не знала о любви. Но потребовалось шесть поцелуев, чтобы добраться от его рта до уха. Девятый, от уха до ключицы. Шестнадцать, от ключицы до бедра. А иногда, когда он был уставшим, ему становилось щекотно прямо там, в этой ложбинке. Нет, я ничего не знала о любви. Но я клянусь, все, чего я хотела до конца своей жизни — это лежать на его груди, впитывать его тепло, чувствовать, как он очерчивает узоры на моем бедре. Я хотела просовывать свои пальцы между его. На его руках было семнадцать шрамов. Я хотела знать историю каждого из них до последнего.
Если это не было любовью… ну, тогда я не знаю, что это было.
Не имело значения, что это произошло слишком быстро.
Не имело значения, что это ярко вспыхнуло, а затем мне пришлось погасить это, прежде чем у меня появилась возможность погреться в тепле. Не имело значения, что я больше никогда не почувствую его рук на своей коже, не услышу, как мое имя слетит с его языка. Не имело значения, что я буду ходить и скучать по нему и по тому, что у нас было всегда.
Все, что имело значение — это то, что он мог продолжать дышать. Продолжать получать поцелуи. Дарить тепло. Готовить идеальную пасту. Даже если это будет для других женщин. Может быть, особенно если это будет для таких женщин. Женщин таких как я. Женщин, которые никогда не знали прикосновения, от которого по их телу пробегал ток. Женщины, которые не знали, как приятно иметь кого-то, в ком можно потеряться. Женщины, чьи жизни навсегда изменились бы, просто узнав его мельком.
Вот почему я делаю то, что делаю.
Потому что миру нужны были такие люди, как Брейкер.
Я не собиралась позволить миру потерять его.
Я бы первой бросилась на Лекса.
Я вздохнула, встала и двинулась по дороге. Я понятия не имела, где нахожусь. Куда вела дорога? Кого я могу встретить? Где мне можно будет остановиться и согреться?