Мирослав.
Чёрт, что ж так гадко на душе? Знал же, что не надо пускать посторонних в свой дом. Теперь и своя берлога уже не кажется крепостью. Если б не Данка с Серёгой, вообще хоть круши всё, что под руку попадётся. Этот тощий хлыщ вчера довёл до того, что Мир чуть ли не сбежал с собственной кухни. Как его там? Данил? Денис? Дмитрий? Как-то на Д… Очень хочется назвать его долбо…жуем. Его восторженный заискивающий взгляд хотелось снять с себя вместе с одеждой. Да чёрт, и с кожей тоже. И эта Светлааааана. Боже, кольцо на пальце есть, замужем, а чуть не задавила его своими дынями. Чёрт его за язык потянул согласиться с Даной, что к нему можно обращаться по имени и на «ты». По имени! А не это гнусаво-томное «Слааааааавочкаа». Вот вроде удивительно — они все ровесники, в одном классе учились. Но почему же Данелия и Юля — совсем девчонки, милые, солнечные. А их одноклассники… Как с ними душно и гадко. И вроде ж нормальные люди. Общались, смеялись, шутки понятные, близкие. Есть такой момент в общении — когда кидаешь фразу и видишь мгновенный отклик, пинг. Общий культурный код. Но почему же с ними не получилось? Мир вспомнил удивлённый взгляд сестры, когда отодвинул от себя тарелку и, сообщив, что устал, ушёл с кухни. И чего сорвался? Ведь привык же общаться с любыми людьми. Видеть их неискренние улыбки и так же неискренне улыбаться в ответ. Вести ничего не значащие беседы. Быть всегда галантным, приветливым, максимально тактичным, безупречно вежливым. Почему же вчера эта привычка дала такой конкретный сбой?
Неужели всё дело в этой Белке, как называли Юлю одноклассники? Вот точно Белка — как с ветки на ветку скачки настроения. А он как Медведь неповоротливый. Не успел переключиться на нейтрально-холодный тон. Раскрылся, расслабился. И не выдержал этого бала-маскарада за ужином. Пропустил удар. А потом и сбежал. И сам не понял, как оказался на пороге юлькиной комнаты. Захотелось снова увидеть её, пусть даже такую закаменевшую. Но увидеть, убедиться, что она здесь. Поговорить наедине, без посторонних, без зрителей. Снова глотнуть свежего воздуха и согреться рядом с солнечными зайчиками в её глазах. Сделать что-то, чтобы вернуть её из того неприступного ледяного замка, где снежная королева заперла саму себя. Не успел придумать, что сказать, как объяснить своё появление. А потом и вовсе залип на её глазах. Она плакала. Не так, чтобы рыдала, без лопнувших капилляров в глазах, без покрасневшего носа и щёк. На её светлой, почти прозрачной коже было бы видно. У многих блондинок так. Все эмоции на щеках. Но видно, что слёзы срывались, она не успела вытереть. Откуда взялось это желание укрыть её от всех? Набить морду тому, кто посмел обидеть хрупкую нежную девочку. И главное — откуда взялось чувство, что бить морду придётся одному наглому медведю? Совершенно непонятно, чем он успел её обидеть, самому обижаться в пору. А вот где-то в глубине прорывался маленький росток вины. Пришлось себя одёргивать. Она чужая. Незнакомая. Мало ли причин поплакать у женщины? Может, дома чего, может, вспомнила что грустное? С чего он взял, что она ревёт из-за того, что случилось внизу? Что её вообще что-то там тронуло? Наоборот, она же как снежная королева уходила. Равнодушная ко всему. Непробиваемая. И как заговорила-то. Как на приёме у королевы Англии. Извинилась так, что у Мирослава аж зубы свело. А он тоже хорош. Что за вопросы. Сразу ж понятно, чего её так заморозило. Как всегда — его деньги и статус либо притягивали людей, либо отталкивали. Не могли они не повлиять на общение. Не было ещё такого, чтобы люди оставались совсем равнодушны и не занимали какой-то из этих полюсов. Даже Машка. Чёрт, вот она к чему вспомнилась?
Ну и чёрт с ней. Со всеми ними. Юльки, Машки, Светы… Да хоть Снежаны и Анжелы… Играть в эти игры он тоже не намерен. Но как же на душе гадко. Выходить из комнаты не хочется, хотя давно пора вставать и ехать в гостиницу. Утро в самом разгаре, хотя с этими белыми ночами и так не поймёшь, пока на часы не посмотришь. А просыпаться без будильника Мирослав привык уже очень давно. Когда почти перестал спать, работая как раб на галерах. Конечно, не физически, но поднимать своё дело, о чём грезил чуть ли не со школы, потом терять почти всё, и снова поднимать с нуля, параллельно ещё и сшивать разодранную на куски душу — это не то, что позволяет спать до обеда и устраивать себе постоянные выходные по желанию.
Надо спуститься вниз. За окном давно яркое солнце, что нормально для этого города — вчера дождь стеной и совсем не летний холод, а сегодня уже даже через прикрытое шторами окно чувствуется начало жаркого солнечного дня. Хотя это совсем не значит, что днём не налетит дождь, а через час после него опять не будет синеть чистое небо. «Это ж Питер, тётя, чисто Питер»*. Надо выяснить, какие планы у гостей, если они проснулись. И сбежать из собственного дома. Видеть никого не хотелось. Кроме сестры, Серёги. Ну, ещё Егор, которого все звали Гошей, вроде нормальный мужик. По крайней мере, не пытался подлизаться с порога. Хотя… Он вообще почти всё время молчал. Наверное, этим и расположил к себе. Как бы так уйти, не пересекаясь с Долбо-Димой, Светланой-прилипалой. И с Юлей? Хотел ли он увидеть Юлю утром? Мирослав сам не решил. С одной стороны, конечно, хотелось бы. Но только ту Юлю, которой она была с Миром, а не с Мирославом Андреевичем. Второй вариант скорее мог испортить настроение на весь день, чем поднять его.
Но кто бы его спрашивал, чего хочет сам Мир. Вставать и собираться всё же пришлось.
Быстрый душ, белая футболка-поло, светлые бежевые брюки, часы на одну руку, кожаный браслет, когда-то давно подаренный Даной, на вторую. GUCCI guilty, пара капель. Осталось выпить кофе и можно ехать. Ключи и коды от сигнализации у Даны есть, она вполне справится с гостями сама.
Спустившись на кухню, Мир сначала уловил звуки готовки и запах чего-то жареного, а уже потом увидел Юлю, которая в шортах и той же футболке с леденцом пританцовывала у плиты и что-то тихо напевала. Сейчас она снова была яркой и солнечной. Двигалась так легко и плавно. А ещё у неё был очень красивый голос — она пела тихо, но чисто и звонко. Как Электроник в старом детском фильме. Мир прислушался и тихо усмехнулся. Конечно, песня из детского мультика. «Не открывай, храни секрет, будь хорошей девочкой для всех» **. Ей подходит. Куча стереотипов и запретов в голове, как «правильно», как «надо». Интересно, следить за её танцами и не отлипать взглядом от круглой задницы, очертания которой угадывались под широченной футболкой — это в её системе входит в норму или уже где-то за гранью? А Мир не мог отказать себе в удовольствии и снова ловил себя на мысли, что вот такая далеко не модель, но открытая и живая, намного гармоничнее смотрится на его кухне, в его доме, где угодно. Смотрится, слышится, чувствуется, наполняет дом жизнью. Он потянул носом, пытаясь понять, что Юля готовит. Пахло вроде омлетом, но ароматы смешивались, точнее было не понять. Как давно вообще на этой кухне никто не готовил? Мирослав практически не бывал дома, утром вместе с ним просыпалась только кофемашина, обед и ужин — в ресторане на работе. Или заказанная готовая еда. Мир шагнул ещё ближе. Как хочется протянуть руку и поправить прядку волос, выбившуюся из скрученного на затылке пучка. Или кончиками пальцев повторить прикосновения к шее этого рыже-медового завитка. Чёрт, что ж его так ведёт-то.
— В холодильнике закончилась готовая еда, Юлия Ильинична?
Юля подпрыгнула на месте, тут же разворачиваясь и вытягиваясь по струнке. Вот и нет солнечного зайца. Спина прямая, взгляд вежливо-виноватый. Привет, реальность.
— Мирослав Андреевич, доброе утро. Простите. Я всё уберу, вымою и поставлю туда, откуда взяла. Я никого не хотела будить, поэтому не спросила, что можно здесь брать…
— Юлия Ильинична, я разве запрещал брать что-то? — Мир аж поморщился. Эти извинения. Опять наигранная вежливость. А если это искренне, то ещё хуже. Не хватало, чтобы в его доме гости чувствовали вину за использованные продукты и сковородки. — Мне казалось, в холодильнике достаточно еды.
— Да, вполне. Но, честно говоря, хотелось привычного домашнего завтрака. И вчера Дана привезла продуктов, из которых как раз…
— И что Вы готовите? — Перебил этот поток неловких объяснений Мир.
— Омлет с помидорами, сыром и зеленью… — Отрапортовала Юлия. И после небольшой паузы, явно заметив, как принюхивается Мир к содержимому сковороды, добавила. — Вы… Хотите? Омлет?
Эх, Юлия мать вашу Ильинична. Знала бы, что хотел в этот момент Мирослав. Но омлет так омлет. И это не эвфемизм. Просто омлет.
Мир прошёл к кофемашине.
— Кофе, Юлия Ильинична?
Краем глаза он увидел — не могло же показаться — что Юля улыбнулась и покачала головой. Похоже, не так уж и заледенела королева. И такое резкое и удушающее вчерашнее отторжение вдруг как маятник качнулось в обратную сторону. Несильно. Но Мирославу начала нравиться эта игра. А значит, будем играть.
— Да, пожалуйста, Мирослав Андреевич. Латте, если можно. — Мир усмехнулся. Какая ж она Белка? Самая настоящая кошка.
— Можно, Юлия Ильинична. Здесь можно всё.
На столе уже стояли две чашки с напитками — латте для Юли и двойной эспрессо для Мира. Юля разложила по тарелкам воздушный омлет с бледными прожилками тёртого расплавленного сыра и яркими пятнами чуть обжаренных помидоров. Зелень нарезала отдельно и поставила на стол в белом блюдце.
— Если хотите, посыпьте сверху зеленью. Мне так больше нравится, но это уже по вкусу.
Мир взял блюдце и высыпал на свою тарелку половину содержимого. Юля протянула вилку и села рядом. Опустилась на стул, аккуратно прижав локти и выпрямив спину. Если б не аппетитный аромат, такая вышколенная сдержанность уже отбила бы интерес к еде на весь оставшийся день.
— Вкусно? — Пока Мир отсекал вилкой кусочки омлета и медленно гонял их во рту, Юля украдкой бросала на него взгляды, явно не решаясь смотреть прямо. А сама даже не ела. Стесняется есть при нём? Но вчера вроде сидели за одним столом. Или? Неужели волнуется? Неужели ей важно, чтобы ему понравилось? И ведь ему нравилось.
Мир прожевал ещё кусочек. И ещё. Ему нравилось, как Юля заёрзала на стуле, как дрогнули её плечи. Как она оживает в этот момент, не в состоянии удерживать бесстрастную маску. Отложил вилку. Промакнул губы салфеткой. Потёр подбородок и задумчиво провёл пальцем по губам, пытаясь поймать взгляд заметно занервничавшей собеседницы. Юля отводила глаза и сжимала свою вилку всё сильнее. Ещё немного и согнёт её пополам.
— Не вкусно? — Голос дрогнул.
— Нет. — Мир отмёл желание прекратить эту игру и сразу признаться. Уж очень вкусно было не только завтракать изумительной едой, но и выводить Юлю на живые эмоции.
— Нет — вкусно? Или нет — не вкусно?
— Нет, это не омлет.
— Что? — Юля даже забыла, что надо держать лицо.
— Это не омлет, говорю. Юлия Ильинична, Вы же понимаете, что я привык питаться в самых дорогих и качественных заведениях. — Мир увидел, как дрогнули плечи Белкиной, но спина так и осталась прямой. И ни слова возмущения или возражения. Не перегнул ли он в своих играх? Но доиграть надо. — И этот завтрак выбивается из моего обычного образа жизни. Такой омлет я давно не пробовал. И знаете, Юлия Ильинична, ровно столько же я не получал такого гастрономического удовольствия. Это не омлет, это какой-то вкусовой оргазм.
На последних словах Юля вскинула голову и даже рот приоткрыла от удивления. Мир продолжил есть, отправляя в рот кусок за куском, и даже прикрывая глаза от удовольствия. А Юля, наоборот, как будто даже и не моргала. Только когда мужчина встал и, ополоснув пустую тарелку, поставил её в посудомойку, Белкина отмерла и смогла выдать хоть какую-то реакцию:
— А?
— Очень ёмкий и глубокомысленный ответ, Юлия Ильинична. Ешьте. Правда, очень вкусно. Без шуток. Давно с таким удовольствием не ел. Обычно еда мне нужна для того, чтобы заглушить голод. Ну и да, есть возможность делать это вкусно и комфортно. Но чаще я просто не успеваю почувствовать вкус. Спасибо, Юль. Серьёзно. — Уже направляясь к выходу, проверяя сообщения в мессенджерах, Мир обернулся. — Какие планы на сегодня?
Юля неопределённо пожала плечами.
— Дождаться остальных, гулять по Питеру, зайти в пару магазинов. Мы все, скорее всего, уйдём до самого вечера, так что не будем Вас беспокоить.
— Отлично. Тогда до вечера. Дана за старшего.
— Всего доброго, Мирослав Андреевич.
* — Песня «Ч.П.Х.» группы «Ленинград», 2017 год
** — Песня Эльзы («Отпусти и забудь») из м/ф «Холодное сердце» («Frozen»), 2013 год