Илюшка ворвался в квартиру всей своей загорелой летней силищей, сметающей грусть и раздумья. Батарейкой, впитавшей в себя энергию солнца, реки, свежего воздуха, дикой свободы, вечернего костра и даже какой-то арматурины, об которую разодрал ногу неизвестный Виталька. Удивительное свойство юности — впитывать в себя всё, и плохое, и хорошее, и неизменно преобразовывать это в яркую, ослепляющую энергию, которая потом не помещается внутри и расплёскивается без контроля и границ на всех вокруг. Как будто даже в квартире светлее стало.
— Сынулька! — Юля прижала к себе родную макушку, для чего сыну даже наклониться немного пришлось. — Вырос! Загорел!
— Мам! А сама-то! — Илюшка обнял маму в ответ. Вот что было особо ценно для Юли в их отношениях — даже в самый противный возраст Илья никогда не отстранялся и не избегал объятий. Хотя поворчать «ну, маааам» мог, но стойко терпел прилив материнской нежности. А сейчас Юле просто физически было необходимо запитаться от сына, подключиться к нему. Как же она соскучилась! Как ей не хватало его вихрастой головы, всегда полной каких-то бесконечных идей и мыслей. Его нескладных, внезапно вытянувшихся во все стороны рук и ног. Его хитрой улыбки, как будто он что-то задумал (и чаще всего так и было). Да даже разбросанных по всем свободным поверхностям вещей тоже не хватало — как будто из этого вечного хаоса и состояла та чистая энергия, которая сейчас буквально затапливала Юльку до самой макушки. — Тебя там буржуины заставляли на плантациях горох собирать что ли?
— Пляжи Будвы тоже неплохо способствуют загару, знаешь ли! — Рассмеялась Юля. — А вот заставляет работать меня только собственный сын. Всё утро блинчики пекла. Всё по заказу!
— Блинчики, блинчики, блинчики! — Вот что может оторвать соскучившегося пятнадцатилетнего телёнка от мамы? Еда! На кухне загремели тарелки, и хлопнул дверью холодильник. — Я тебе уже говорил, что люблю тебя?
— Не говори с набитым ртом! — По привычке подколола Юля, догоняя сына на кухне, где он уже жевал блинчик, даже не садясь за стол. Хотя… такие слова пусть говорит хоть с каким ртом. Простое «я тебя люблю» всегда действует на родителей как самый лучший антидепрессант, антиворчун и антигрустин. Возраст ребёнка при этом значения не имеет. — И руки! Руки не помыл!
— Мам, там папа звонил. Заехать вечером хотел. Ты не против, если мы с ним пройдёмся?
— Конечно, нет. — Юля вздохнула. Надеялась на то, что посидят с Илюхой вдвоём, наговорятся о своих поездках, поделятся впечатлениями, а потом включат какую-нибудь комедию, закажут пиццу… Хотя блинов должно на ужин ещё хватить. Но с отцом Илья виделся нечасто, а мешать им Юля не собиралась. Развод родителей — не повод рвать сына на части. А киношка и пицца никуда не денется. — На ужин что приготовить? Есть пожелания?
— Да мы с папой перекусим, наверное. Ты и так блинами заморочилась. Отдохнёшь как раз.
Ещё один вздох Юля подавила. Собственно, она свои ожидания Илье не озвучивала, ничего не предлагала. Логично, что он своих планов наделал, да ещё с своеобразной заботой. Вроде бы. Отдохнуть — это конечно мысль. Но вот что-то не хочется. В крови бурлила жажда деятельности.
Но всё потом, позже. Пока что Юля не могла оторваться от своего главного в жизни мужчины. Смешного, почти взрослого, забавно чавкающего блинчиком, макая его в приторную смесь сметаны и сгущёнки и ловя пальцами текущие по подбородку капли. Илья любил есть так — намешать в блюдечко сметану и сгущёнку или сметану и варенье и макать туда сложенный уголочком блин. Юля любила аккуратно завернуть начинку в трубочку. Костя предпочитал блины без начинок. Мясо только если. И то угодить было сложно — то фарша слишком мало, то лука переборщила, то недосолила. Лерка вообще совершала над блинами какие-то ритуальные действия. Или скорее ведьмовские — смешивая совсем уж дикие ингредиенты. Сыр с шоколадом. Крыжовниковое варенье с авокадо и яйцом. Крабовые палочки с яблоком и луком… Юля поймала себя на мысли, что не знает, как любит есть блины Мирослав. Они много говорили, много чего ели вместе, но в основном Мир угощал Юлю, таская её по разным ресторанам и кафе, заказывая непременно разные блюда, и с любознательностью исследователя ожидая её реакции. А вот она его вкусы узнать не успела. И почему-то именно сейчас это стало важным. Хотя и не понятно, зачем. Вряд ли он вот так возьмёт и заскочит на блинчики. Юля подтянула поближе телефон… Написать или нет… Вчера она так и не решилась спросить совета о своём будущем. Белке показалось, что это будет каким-то совсем не тонким намёком на то, что это самое будущее она видит общим. А вопрос про блины? Намёк на что? И зачем вообще ей эта информация? Юля не могла ответить на этот вопрос, но знала — надо! Просто необходимо выяснить.
Belka_juls: «Ты какие любишь блины? С какой начинкой?»
Медведь с балалайкой: «Вопрос с подвохом? Это какой-то тест?»
Belka_juls: «Нет, просто едим с сыном блины»
Медведь с балалайкой: «Сыну привет. Блины люблю с мясом. И с творогом и укропом. Или сладкие со сметаной и сахаром. С орехами и мёдом ещё. Если приготовишь ты — съел бы даже с чугунной стружкой и лыжной мазью».
Belka_juls: «Если приедешь, я даже найду чугунную стружку».
Вместо ответа на экране перед глазами Юльки замелькали ссылки, ведущие на сайты магазинов, какие-то частные объявления и маркетплейсы. Оказывается, купить чугунные опилки и стружку вполне реально.
Belka_juls: «Ты самоубийца или сумасшедший».
Медведь с балалайкой: «А я тебе сразу сказал, что у меня от тебя крыша едет. Но я верю в твои кулинарные способности».
Belka_juls: «Мир, я ещё вчера хотела с тобой поговорить, но не получилось. У меня есть пара вопросов. Важных. И нужна твоя помощь, чтобы с ними разобраться».
Медведь с балалайкой: «Что случилось?»
Belka_juls: «Да не то, чтобы случилось. Мне просто нужен совет умного человека. У меня есть некоторые идеи по поводу своего будущего, и я не представляю, с чего начать».
Галочки на сообщении посинели сразу, и Юля с замиранием сердца ждала ответа. Вот только Мирослав внезапно замолчал. Потом начал писать. И снова тишина. Он там что — поэму строчит? Или пишет и стирает.
Медведь с балалайкой: «Я сейчас немного занят. Давай завтра это всё обсудим?».
Юля отложила телефон. Взяла снова. И опять отложила в сторону. А что она скажет? Что надеялась, что уж он-то не отмахнётся? Что ей важно его мнение? А ему? На что она собственно рассчитывала? Она уехала, всё. Мир не обязан решать её проблемы, выслушивать, быть под рукой двадцать четыре на семь. Да и вообще — у него там стройка в разгаре, наверняка он и правда занят. До самого вечера, да. И поздно вечером тоже. И ночью. До завтра занят. И она не имеет права требовать его внимания. Не имеет права ревновать. Не имеет!
— Мам? Ты чего?
— Что? — Юля подняла взгляд на Илюшку, который удивлённо её рассматривал. — Что такое?
— У тебя такой взгляд, будто ты этот блин готова расчленить за особо тяжкое преступление. Что он успел сделать? Не прожарился?
— А? Нет, просто задумалась. — Юля отмахнулась и вышла из комнаты.
— Мам, а ты куда-то собираешься? — Догнал её вопрос уже в коридоре. — Чемоданы твои стоят.