Чемодан Юля всё же разобрала, развесила вещи по местам, запустила стирку. Постепенно отодвигала куда-то всё дальше и дальше сказочную поездку, перелистывая в голове воспоминания. Страничка за страничкой раскладывала их по полкам, картинка за картинкой заменяла на мысли о ближайших планах. Илюшка вертелся рядом, внося суету и хаос в совершенно обыденные действия, не давая делать вид, что никакой Черногории не было — расспрашивал, уточнял, отвлекал, подбегая с юлькиным телефоном в руках, комментируя фотографии и требуя больше подробностей. Параллельно что-то рассказывал про свой лагерь, друзей, вожатых. И во всём этом тёплом и уютном, пахнущем летом и солнцем разговоре так легко было спрятаться, укрыть себя от тревожных, грустных мыслей, забот и раздумий, ежедневных мелких трудностей и ответственных решений, из которых и состоит вся наша обычная — «взрослая» — жизнь. А хочется иногда вот так — сказать «я в домике» и зажмуриться крепко-крепко, чтобы никто не нашёл. Всё завтра. Завтра думать, решать, планировать. Завтра надо сходить на работу и написать заявление на увольнение — это Юля уже точно решила. А сейчас — наслаждаться. Надышаться, напитаться домом, семьёй, этим островком безопасности, куда Юля так стремилась вернуться. И откуда совсем не страшно будет сделать новый шаг — возможно, безрассудный, глупый, непродуманный. Но такой же необходимый, как и сегодняшняя пауза.
— Сына! — Юлька выключила миксер и разлила по стаканам коктейль из молока, бананов и пломбира. Илья, отвлёкшийся на свой телефон, пока мама шумела на кухне, оживился при виде любимой вкусняшки и выжидающе уставился на Юлю. Спросить или нет? Пока они оба вот такие — расслабленные, открытые, никуда не спешащие. И Юлька решилась. — Что ты думаешь о переезде?
— Что это геморрой, — поморщился Илья, растерянно обводя взглядом кухню. И даже в коридор выглянул, как будто там могли оказаться коробки и толпа грузчиков. — Да и нафига? Места нам хватает. Кухню бы, конечно, побольше. А ты чего это?
Под подозрительно-настороженным взглядом сына Юля немного растерялась и попыталась спрятать смятение под непринуждённым смешком.
— Да не, просто так. Чисто теоретически. Вот там, в Черногории… Не-не, не делай такие глаза. Никуда никто не переезжает. Просто там столько народа с разных точек земного шара. Так легко берут и меняют всё. Год в одном городе, полгода в другом… А потом вообще в другой стране. Вот я просто задумалась…
Под конец речи юлькин голос совсем дрогнул. Что же это, она сама не поняла, как действительно задумалась?
— Не знаю. — Илья почесал кончик носа. — Точно просто так? А то мало ли, чего там тебе… Не, ну если теоретически. Вот Виталька с отцом только полгода назад к нам переехали. До этого в Ростове жили. Нормально ему тут. Говорит, даже лучше. Там всё о маме напоминало. Она болела долго. Полинка из нашего класса наоборот скоро в Москву переезжает — её предкам там работу предложили. Она не хочет, у неё тут художка ж ещё. Хотя я чего думаю. В Москве вряд ли есть проблемы со школами.
— А ваша школа, например? Твои друзья, учителя? — Уточнила Юля. Она и подумать не могла, что Илюха вот так легко будет рассуждать о переезде. Она бы в пятнадцать лет закатила истерику, если б родители только заикнулись о такой возможности. Конечно, истерика бы ничего не изменила, но спокойно принять то, что её могут оторвать от любимой школы и подруг, Юля бы тогда не смогла.
— А что школа, мам? — Илюха смешно сморщил нос, как будто учуял неприятный запах. — Сама знаешь. У нас учителя меняются как яблоки на дереве — одни отвалились в середине года, новые появятся. Не, у кого всё клёво, наверное, не захотят переезжать. Вот та же Полинка. Её от Ленки оторвать нельзя — типа дружба навек. Ещё и краш у неё в параллельном классе. Всем уши прожужжала своим Максиком. Он от неё прятаться скоро будет.
— А у тебя? — Юля даже дыхание затаила. То, что у Ильи не особо складывалась дружба в классе, она знала. И класс вроде неплохой, и вообще по жизни сын общительный и легко сходится с людьми — во дворе друзья есть и в том же лагере легко нашёл себе компанию. Но вот именно в классе почему-то не было тех самых «друзей навек», с которыми потом детей крестят. — Есть краш? Или как это у вас называется, когда девочка? Света — это краш?
— Ты что? Светка — это френдище! — Гордо и даже как будто обиженно отозвался Илья. — Ну, в смысле, она ж своя! Друган, братан.
— Ну, по «друганам» ты бы скучал? — Юля улыбнулась. Со Светкой Илья действительно дружил, и Юля сама её воспринимала уже чуть ли не дочкой. Ну, ладно, племянницей. Её скромное «тёть Юль» слышалось в их квартире нередко. И, чего уж скрывать, как любая мама сына, ещё и единственного, Юля ревниво оценивала всех илюхиных знакомых женского пола. Ведь возможно для кого-то из них она растит свой цветочек. И приходилось признать, что Света успешно проходила все проверки и оценки. Может, в будущем и Илья бы рассмотрел под маской «братана» то, что Света — девушка. Привлекательная, скромная, умная, ироничная. Не сейчас, конечно. Им всего по пятнадцать. Но Юля-то уже продумывала сразу на двадцать лет вперёд.
— Не, ну я… — Задумался Илья. — Ну, наверное. А ещё папа? А Ба? Они как же. Ба и телегой пользоваться не умеет.
— Да я ж говорю, это просто так вопрос! — Юля внезапно поняла, что вот эта реакция сына её немного расстроила. Ведь и правда, они вдвоём — ещё не вся семья. И развод с мужем не значит расставание отца с сыном. — Просто интересно твоё мнение. «Нет» — значит «нет».
— Не, ну чего сразу нет-то? — Илья даже подобрался как-то, задумчиво нахмурив лоб и постукивая пальцами по стакану. — Нуууу. Это ж смотря куда. Если не на Дальний Восток и не в Австралию какую. На какой-нибудь остров, откуда раз в месяц можно улететь на вертолете. Вот это зашквар. А если где в цивилизации и поблизости. Можно ж приезжать, прилетать. И инет тот же. Да и условия. Ну как ехать в Москву, чтобы ты там полы мыла, а я листовки раздавал, лишь бы за съёмную хату платить — нафиг надо. Зато типа в столице ага. А если где-то там жильё норм, работа… Ну и недалеко, чтоб приезжать… Так что тут, мам, теорией не прикрывайся. Колись, к чему такие вопросики.
— К тому, что у меня очень умный и взрослый сын. — Юлька потрепала Илью по макушке. И когда он так вырос? Почему она не заметила? — Который не любит теорию. Кстати, о теории. Ты уже узнавал, что пропустил по школе?
— А, это… — Илюха залпом допил коктейль и облизнул с губы смешные молочные «усы». — Так… Скоро папа подъедет, пойду собираться, чтобы он не ждал.
Белка рассмеялась и повернулась к холодильнику. Поест Илья в кафе с отцом или нет — а руки чесались наготовить всего и побольше. В голову упорно лезла Будва. Конечно, отдельная квартира с Мирославом стала её уютной и наполненной страстью гаванью, но Юля часто ловила себя на мысли, что хочет такой дом, как у Ирэн — полный гостей, шума, танцев и вкусной еды. Юля осмотрелась — да, кухню надо побольше. Здесь им троим — с мужем и сыном — места хватало, но и только. Больше трёх людей уже не поместятся.
Звонок в дверь раздался, когда Юля уже убавила огонь под тефтельками, слила воду с золотистой картошечки и домешивала второй салат. Первый — с фасолью, кукурузой и курочкой — уже ждал своего часа в холодильнике, пропитываясь юлькиной любимой заправкой из соевого соуса, горчицы и майонеза. Только сухарики останется перед едой добавить, чтобы раньше не размокли. А этот — с овощами, мягким сыром и базиликом — разливал по кухне обалденный аромат, который смешивался с остальными запахами и приманивал голодных хищников из дикого леса. По крайней мере Илья уже пару раз заглядывал на кухню и один раз пробормотал что-то неразборчивое про «нафиг кафе». Это он ещё не знал, что в духовке дожидается своего часа шарлотка.
Юля повернула замок, натягивая на лицо улыбку. Честно говоря, она предпочла бы, чтобы Костя дождался сына внизу, но Илюха вместо обещанных сборов проболтал всё время по телефону и теперь выглядывал из-за маминого плеча, стоя всё в той же домашней растянутой футболке и помятых шортах.
— Пап, привет! — Гаркнул сын отцу, а улыбка приклеилась к лицу Юли крепким армированным скотчем. — О, привет, бабуль. А ты тут как?
— Да вот, знала же, что вы вернулись. — Надежда Константиновна, хоть и не Крупская, но уверенно, властно и совсем по-хозяйски отодвинула бывшего зятя в сторону, и водрузила на полку перед зеркалом два объёмных пакета. — А тут Костенька к вам на ужин едет, и попросилась с ним. Посидим по семейному, как раньше. Костенька, проходи, разувайся, чего застыли все! Доча, вот забери, в пакетах варенье, клубничное, как ты любишь.
— Не я, — пробормотала Юлька, но послушно потянулась к пакетам. Нет, маме она была рада. Соскучилась даже. Но не готова была прямо сейчас её увидеть. Не настроилась, расслабилась. И теперь катастрофически не успевала натянуть броню. Ещё и Костя… Юля, конечно, понимала, что Костя бы и так зашёл. Она сама бы его позвала, чтобы не торчал под дверью. В конце концов, обид у них не осталось, а вот общий сын — очень даже. Но ключевое слово в этом — сама. Почему мама приглашает в её дом гостя, пусть даже и бывшего члена семьи? — Проходи, мам. Чувствуй себя как дома. Костя, тоже добро пожаловать.
Смешно, по-детски, но хоть так Юле захотелось побыть хозяйкой. Показать, что это она пригласила маму и бывшего мужа пройти, а не они просто вломились на её территорию.
— Здравствуй, Юль. Выглядишь прекрасно. — Костя отвесил дежурный комплимент, но было видно, что ему как раз немного неловко, в отличие от Надежды Константиновны, которая уже хозяйничала на кухне. — Прости, я так понял, маму ты не ждала. Она позвонила. И так уверенно сказала, что едет к тебе, а раз уж и я тоже, то я бы мог её привезти, чтобы она по автобусам не…
— Спасибо, Кость. — Перебила его Юля и усмехнулась. — Ничего не меняется, да? Надежда Константиновна на броневичке встречает рабочих.
— Прости. — Повторил Костя и улыбнулся в ответ, становясь похожим на того озорного старшеклассника, которого Юля помнит. Несмотря ни на что, помнит. И как-то стало легко. Как раньше, когда они были заодно. Против корвалольного диктатора и всего мира. До того, как всё пошло не так и не туда.
— Проехали. Проходи. Раз уж вы не идёте с Ильёй в кафе, давай ужинать.
Илья с отцом вытащили из угла легенду — стол-книжку, разложили и накрыли скатертью. Мама достала белые салфетки с ажурной вышивкой по краю и тарелки в цветочек. Стол получился совсем праздничным, каким-то… ностальгическим.
— Вот и славно — вся семья в сборе! — Довольно хлопнула в ладоши Надежда Константиновна. Юля хмыкнула, но спорить не стала. Кому от этого станет лучше? Одну простую фразу можно и проигнорировать. Такой же смешок она услышала со стороны бывшего мужа и бросила быстрый взгляд на Костю. И тут же попалась — он тоже смотрел на неё.
Разговор за столом не клеился. Мама с Костей обсуждали жару и соседей, цены на овощи и невоспитанную молодёжь. Илья молчал и ковырялся в телефоне одной рукой. Юля устала и всё чаще отвлекалась на мысли о дальнейших планах. А ещё на то, что пыталась приладить к этому внезапному застолью Мирослава Медведева. А он никак не соглашался приладиться. И этот старый, ещё советский стол ему не шёл. И скатерть из древних запасов, доставаемая только по особым случаям, как-то вдруг, за минуту, прямо на глазах Юли, полиняла и выцвела. И тарелки эти, с розочками, казались неуместными и как будто немытыми. И тефтели-«ёжики» никак не хотели маскироваться под какую-нибудь черногорскую плескавицу или идеально прожаренный стейк.
— Вот и я считаю, что ничего хорошего в этих заграницах нет! Один разврат и гниль! — Донёсся до Юли голос мамы. — У нас и так всё прекрасно. И нечего мотаться, как будто своего дома нет!
Юля сжала вилку. Начинается сеанс нездорового патриотизма. Мама ни разу в жизни не была дальше дачи, но при этом точно знала, что «там» всё плохо. Причём это плохо было всегда — вне зависимости от времени, политики, моды и погоды. Обычно Юля и не спорила. Да и мама быстро успокаивалась. Выскажется, кулачком потрясёт и всё — как волна набежала и отступила. А сейчас родительница трибуну покидать не торопилась. Даже обычно активно поддерживающий её зятёк примолк и не мешал сольному выступлению. И только тихое похрюкивание Илюшки немного разбавляло драматичность момента.
— Вот ты смеёшься! Смеёшься? — Заметила не-Крупская признаки разброда и шатания в рабоче-крестьянских рядах и переключилась на молодое поколение. — А всё потому, что промыли вам головы вашими интернетами. Мы вот жили без них и нормально! Родину любили, а не глазели по сторонам. Вот и мать твоя. Чего понесло, спрашивается? Самый разгар у нас тут. Фрукты, закрутка. Зима придёт, где свежее возьмёте? Учишь вас, учишь, переживаешь. А вы…
— Ба! А мы твоё варенье будем есть! — Сориентировался Илья, пытаясь остановить этот поток мыслей и слов, скачущих с одной темы на другую и сваливающих в одну кучу загнивание Запада и невостребованных яблок. — Оно всё равно вкуснее любого магазинного.
— Вот! — Расплылась в улыбке Надежда Константиновна, и Юля выдохнула. Илюшка тот ещё лис. Но сейчас его невинная мордашка и своевременная лесть оказались способны остановить надвигающееся цунами политпросвещения. Или не оказались, судя по тому, как сузились глаза родительницы, а взгляд переместился на Юлю. Белка даже сжалась, понимая, что сейчас и ей достанется. — Видишь, дочь. Даже ребёнок понимает! А ты взяла и увеялась! И вот всё у тебя так! Ни кола, ни двора. Семью сохранить не могла, теперь и страна родная не мила стала.
— Мом, это была просто поездка! Ничего больше. Меня пригласили по работе! — Попыталась вставить своё слово Юля. Ой, зря! Глаза Надежды Константиновны окончательно сжались в узкие щёлочки, из которых в любой момент могли вырваться два тонких лазерных луча и покрошить непокорную дочь в салатик.
— Просто! По работе! — Прошипела мама не хуже экзотической змеи. Хотя и на просторах Родины водятся вполне себе ядовитые и шипящие представительницы. — Что это за работа такая, интересно? Я полжизни отдала, чтобы ты нормальное образование получила и в достойном месте работала. И что? Там своих экономистов нет? Бухгалтеров? Операторов? Или тебя для другого твой этот вызывал? Деньги-то немалые заплатил! За что, интересно знать? Чтобы ноги…
— Хватит! — Юля резко поднялась с места, опустив ладони на стол и нависая над опешившей мамой. Почему-то злости она не чувствовала, но и прятаться и сжиматься Белка не собиралась. Вместо стеснения и зажатости вдруг пришёл какой-то ироничный кураж. Юля не хотела и не обязана была выслушивать оскорбительные предположения. Кстати, деньги Мирослав и правда заплатил, как сказала мама, немалые. Настолько, что Юля, проверив баланс карты, устроила Медведю настоящую русскую охоту, спустив всех собак. На что он долго смеялся, щекотал и зацеловывал боевую Белку, повалив её на кровать. А потом показал зарплаты остальных членов своей команды, после чего Юля устроила разборки, а чего ей недоплатили тогда? После этого Мирослав буркнул «остальное натурой отдам». И ведь отдал. Так отдал, что на следующий день Юля не пошла ни на какие экскурсии. Улыбнувшись своим воспоминаниям, Юля спокойно провела ладошками по скатерти, расправляя чуть съехавший от её порыва рисунок. — Мам, я тебя люблю и очень благодарна, что ты считаешь меня настолько красивой, что меня можно рассматривать как элитную проститутку. Настолько элитную, что надо везти из России, ведь заменить на месте некем. Это льстит, правда. Но, увы, мне там на самом деле пришлось работать. И даже получать за это зарплату, представляешь? А ещё отдохнуть получилось. Посмотреть на другой мир. Познакомиться с интересными людьми. В море искупаться, по горам походить. Ты можешь не соглашаться, но у нас прекрасная планета, красивая, интересная. И любить свою страну не значит ненавидеть все остальные. Как и наоборот, кстати. Корвалола нет, прости, но я всё выкинула. И насколько я помню, ты излечилась. Кто хочет десерт? Чай? Есть кофе. Могу предложить шарлотку и конфеты.
Юля развернулась и в полной тишине ушла на кухню. Почему-то очень хотелось смеяться. А ещё танцевать. Как девушки в гостях у Ирэн — взмахивая руками и громко ударяя каблучками об пол. Пока нарезала и красиво раскладывала шарлотку на блюде, не могла перестать улыбаться и притопывать ногой. Мама говорила, что она стала злая? Возможно, так видят со стороны люди, привыкшие не встречать отпора своей грубости и бестактности «из лучших побуждений». Им кажется, что они так проявляют заботу и неравнодушие? А Юля почему должна терпеть то, что кому-то там кажется? Когда кажется, надо креститься. Слишком долго её сжимали как пружину, и теперь эта пружина разжалась и больно шарахнула по всем, кто не успел отдёрнуть руку. Возможно, слишком сильно. И надо быть спокойнее, мудрее, терпеливее. Но как же Юльке надоело быть понимающей и терпеливой. Ко всем, кроме себя. Надоело молчать, оправдываться, стыдиться. А ведь, оказывается, так можно было!
— Ты изменилась.
Юля с улыбкой обернулась к Косте, бросив взгляд через плечо и возвращаясь к блюду с пирогом.
— Спасибо.
— Нет, серьёзно. — Костя протиснулся мимо стола и стал складывать в раковину грязную посуду. Открыл воду. Надо же. А раньше это было не барское дело — помогать по кухне. Чаще он либо молча морщился при виде грязных тарелок, если Юля не успевала помыть их к его приходу, либо громко возмущался нехозяйственностью жены. Странно, что он сегодня даже еду похвалил и вслух удивился, что Юля успела столько всего наготовить, когда сама только вернулась домой. — Я и не знал, как ты умеешь.
— Ты просто забыл! — Ещё шире улыбнулась Юля. А в голове мелькнула мысль, что она и сама забыла. Что уж говорить об окружающих.
— Ты права. — Костя вытер руки и пристально посмотрел Юле прямо в глаза. — Некоторые вещи забываются. Но ты сумела напомнить.
— Вы с Илюхой что решили? — Юля сменила тему, вести разговоры с бывшим мужем ей было просто лень. — Идёте куда-нибудь?
— Нет, он кому-то опять названивает. Пусть отдыхает с дороги. В другой раз. Я Надежду Константиновну домой отвезу. И, Юль… — Костя замялся, и Юля напряглась, что сейчас всё же что-то скажет неприятное, а ей не хотелось продолжать боевые действия. — А можно мне с собой твоих тефтелей? И шарлотки? Сто лет не ел такой вкуснятины.