С этим человеком было на удивление легко. Не то, чтобы Юля после развода сделалась затворницей или старалась избегать людей. Скорее, наоборот — она перестала это делать. Стала возвращаться в «большой мир», как шутила Лерка. Но всё равно прекрасно понимала, что знакомиться с новыми людьми ей пока ещё сложно, смотреть в глаза собеседнику — непривычно, а принимать комплименты или добрые шутки-подколы — вообще что-то, вызывающее ступор и дрожь в конечностях одновременно. И ещё подозрения в корысти, ведь не могут же люди говорить и делать что-то приятное другим людям просто так. Мир же просто смешил, просто отпаивал тёплым чаем и просто, как маленькую девочку, подгоняя словечками «брысь» и «кыш», сопроводил с кухни снова через холл к плавно изгибающейся лестнице на второй этаж, показав аж четыре гостевых спальни на выбор.
— Одна тебе, одна Светлане, в двух мужики сами разберутся, кто куда. Ванна, душ, в каждой спальне. Свет включается вот здесь, либо голосом. Комнаты хозяина и родственников — с другой стороны от лестницы. Выбирай, располагайся, и быстро дуй в душ. Я так думаю, минут через десять все подтянутся, будем ужинать. А тебе ещё отогреваться и отогреваться.
И что-то в этих словах вдруг царапнуло Юльку глубоко внутри, на уровне диафрагмы. Не больно, скорее привлекая внимание, чем доставляя дискомфорт. Мир уже ушёл вниз, Юля уже расстегнула свою сумку (которую, кстати, в комнату занёс Медведь сам, оттеснив Юлю, когда она попыталась подхватить лямки, и проворчав «вот ещё, нельзя таким хрупким девочкам тяжести таскать»), выбрала удобные джинсы и широкую футболку с большим розовым леденцом на груди. И вот теперь стоит под тёплыми струями в удобной душевой кабине, похожей на что-то космическое. Это был просто центр управлениями полётами с разными кнопочками на стене. Или скорее погодой, потому что кнопки включали то «тропический дождь», то «водопад», то «северное сияние» — мягкую подсветку по всему периметру. И теперь Юлька совершенно по-детски больше развлекалась разными режимами, чем проводила простые гигиенические процедуры. И снова и снова возвращалась к сказанным Миром словам. «Отогреваться и отогреваться» ей ещё. Доверять, подпускать, не искать обидного подтекста. Вспоминать, как это — смеяться во весь голос, как сейчас на чужой кухне, и не слышать «ты не белка, ты лошадь, чего ты ржёшь!». Принимать такую казалось бы естественную, но такую непривычную помощь и заботу, когда человек отправляет греться, потому что сам увидел или понял, что ты замёрзла. Или вот так просто носит твою сумку, потому что ты «хрупкая девочка». Да, сорокалетняя, да, восьмидесятикилограммовая, но для кого-то — девочка, хрупкая и требующая заботы. И это всё без какого-то неловкого подтекста, пошлых намёков или оплаченной услужливости. Мир вёл себя не как хозяин большого дома, но и не как прислуга в нём. Скорее как… А вот как кто — Юля сформулировать не могла. Настолько естественно у него всё выходило. И дела, и слова. Холодно — согрейся. Голоден — поешь. Устал — сядь. Юля же настолько привыкла во всём и всегда видеть подвох, загоняться и по сто раз прогонять в голове каждую фразу и поступок («а что это значило», «а что этим хотели сказать», «а на что теперь он обиделся»), что такое вполне обычное поведение обычного человека вызывало внутри вот то самое ощущение. Как будто мягким колоском или травинкой проводили не по коже, а по самому краю души.
Уже одеваясь в сухую чистую одежду, Юля услышала голоса внизу. Видимо, приехала Дана с Сергеем. Сразу стало шумно, весело, захлопали двери, послышался радостный визг, смех и перекрикивания. Что-то стучало, хлопало, топало, потом ненадолго становилось тихо, и снова радостная суета наполняла коридоры. Юля улыбалась, расчёсывая и просушивая руками мокрые волосы. С появлением новых людей как будто всё стало на свои места. В таком доме не должно быть тихо и сонно. Она, конечно, видела всего ничего — часть первого этажа и гостевые комнаты на втором. Но уже чувствовала, как этим светлым стенам не хватает большой общительной семьи. Здесь просто необходим целый табор из взрослых и детей, гостей, друзей, родственников, а ещё обязательно пары наглых толстых котов и хотя бы одной смешной ушастой собаки. И всё это очень бы подошло большому и доброму хозяину-медведю. Жаль, что сам дом достался какому-то неизвестному одинокому богатею и вынужден просыпаться и оживать только тогда, когда приезжают гости.
Юля спустилась вниз, надеясь застать кого-нибудь на кухне и начать уже накрывать стол к ужину. Очень уже хотелось есть, а ещё выяснить у Даны, кто же этот Мир, ну и познакомиться, наконец, с её сводным братом Славой. А потом завалиться на идеально мягкую кровать и уснуть, чтобы закончить этот сумасшедший день и отключиться хоть ненадолго. В гостиной было тихо, только с кухни были слышны шаги и тихое бормотание. Мир крутился между столом, полками и холодильником, доставая и расставляя из термо-пакетов красивые контейнеры с готовой едой явно из какого-то дорогого ресторана, о чём говорил не только умопомрачительный запах, но и эффектная упаковка каждого блюда в изящные коробочки с золотистыми вензелями. Можно было не перекладывать их в другую посуду, потому что и так упаковка выглядела как уже готовая сервировка в едином стиле. Юля усмехнулась — это вам не мятая коробка с пиццей из рук тощего доставщика на велосипеде. Белкина прислонилась боком к стене и любовалась картиной. Причём не столько красивым мужчиной в красивом интерьере. Да, она признавала, что Мир хорош собой. Породистый, спортивный, холёный. Хотя самой Юльке нравились больше мужчины другого типа — более утонченные, не такие широкие и крупные. Скажем так, между Тором и Локи она бы выбрала более изящного и тонкого Хиддлстона, причём не только за внешность, но и за ум и чувство юмора. Но главное, от чего было трудно отвести взгляд — это само явление «мужчина у плиты». Как ловко и быстро он двигается по кухне, как гармонично в неё вписан. Как спокойно и естественно воспринимается в таком привычно «женском» мирке, что было так незнакомо, а от этого ещё привлекательней для Юли, привыкшей, что мужчина себе даже макароны не хочет разогреть сам. Выступление одного «официанта» было прервано самым банальным и неловким образом — от обилия ароматов юлькин живот решил напомнить о себе и громко и задорно заурчал. И, конечно же, Юлька сразу смутилась и даже сделала шаг назад, ожидая недовольного осуждающего взгляда. Но и тут Мир не подвёл — повернулся с добродушной улыбкой, от которой Юле казалось, что здесь ждут именно её, подмигнул и, как-то по-мальчишески махнув рукой в сторону стола, рассмеялся.
— Абсолютно и бесповоротно поддерживаю! Непростительное ожидание! Выбирай место и садись.
— Может, могу чем-то помочь?
— А давай. Вот тут тарелки, здесь вилки, ножи, расставляй. Салфетки, салфетки… А, вот они… Вино ещё надо принести. Мы же выпьем за знакомство?
В четыре руки они быстро расставляли посуду и перебрасывались лёгкими фразами, как будто делали это уже не в первый раз.
— Ну, вот. — Мир выставил на стол фужеры и достал две бутылки вина. — Сейчас мелкие спустятся и будем есть.
— Мелкие? — Удивилась Юля.
— Дана с Серым. Да, я знаю, что по возрасту они постарше, но как-то уже привык, что они для меня как младшие.
Юля только хотела спросить, как давно Мир знаком с Даной и её семьёй и как-то подвести к тому, чтобы как бы между делом выяснить, кем же им приходится сам Мир, что так уверенно хозяйничает в доме. Уже набрала воздуха в лёгкие, и тут же выпустила его, потому что, налетев на Юльку со спины, в кухне возникла Дана и завопила с порога:
— Славка! Медведь ты неуклюжий! Уже Белку нашу к работе привлёк!