Ника
После того ночного разговора с Дамиром, мы больше не общались. Точнее, на утро Дамир прислал мне сообщение, в котором говорил, что он понимает мое состояние и то, что я сейчас на взводе и большую часть его слов воспринимаю в штыки. Что дает мне время прийти в себя и немного успокоиться. При этом, как обычно, бескомпромиссно заявляя, что мы с малышом Его и никуда от него не денемся. Я тогда поймала себя на том, что улыбалась, читая сообщение.
Сегодня, проходя регистрацию, я все время ждала, что он появится. Не так, как в сопливых мелодрамах, где герой бежит через весь зал регистрации с криками о любви и просьбами остаться. Нет. Это было бы смешно. Но все же думала, что придет и хотя бы проводит нас. На самом деле я просто по нему сильно соскучилась и дико хочу его увидеть, а потому и перебираю в голове варианты нашей “случайной” встречи, к которой я не имела бы никакого отношения. Типа так звезды сошлись… Потому что делать первый шаг самой мне страшно. Снова боюсь обжечься, боюсь предательства и разочарования. И хоть душой и сердцем я уже простила Дамира, разум все же ставит барьер и не позволяет полностью снять свою броню. Уж очень живы все неприятные воспоминания.
Мы проходим в салон самолета, усаживаемся на свои места. Я занимаю кресло у иллюминатора, чтобы иметь возможность любоваться облаками. Обожаю это зрелище, оно меня успокаивает, дает иллюзию полной свободы. Да и вообще я очень люблю летать. А тут целых два с половиной часа полета. Красота и умиротворение.
Сижу в своем кресле, меня немного потряхивает от волнения. Летать-то я люблю, но вот терпеть не могу взлет. Меня и в обычном-то состоянии всегда мутило, а тут еще и токсикоз. Я, конечно, подготовилась, выпила таблетку, чтобы проще перенести полет, но все же и бумажный пакет наготове, потому что запах парфюма впереди сидящей дамочки уже посылает сигналы моему желудку. Жесть. Достаю мятный леденец. Мята — мой спаситель. Всегда обожала мятные конфетки и моему счастью просто не было предела, когда я поняла, что меня от них не просто не тошнит, но и, наоборот, всегда становится легче.
Взлетаем. Хрумкаю леденцами. Костя сидит рядом и ржет надо мной.
— Ты как хомяк! — угорает, — мы только взлетаем, а ты уже пачку леденцов умяла со страшно бесячим звуком.
— Ну, я могу, конечно, от них отказаться. Но тогда ты рискуешь своим костюмом. Я не гарантирую, что у меня не случится приступ тошноты. Так что ты выбираешь? Леденцы или? — многозначительно играю бровями.
— Ну уж нет! Лучше хрусти своими конфетками! — беззлобно посмеивается надо мной брат, держа при этом за руку. Он помнит, что я не люблю момент взлета. — Не бойся, все будет хорошо, — чувствуя дрожь моей руки.
— Угу, — киваю и закрываю глаза.
Наконец, самолет в воздухе, начинается долгожданный полет. Я с улыбкой на лице разворачиваюсь к окну, отстегнув ремень безопасности. Вот она та самая красота на высоте около десяти тысячи метров над землей. Облака, словно сахарная вата, переливаются разными цветами от нежно-розового до насыщенного плотного белого цвета. Лучи солнца рассекают эти пушистые “подушки” и добавляют им новых оттенков. Они так близко. Кажется, протяни руку и сможешь дотронуться до них.
Мерный гул самолета убаюкивает. С учетом того, что накануне ночью я почти не спала из-за волнения от предстоящей поездки, меня быстро начинает клонить в сон. Поворачиваюсь к брату — он что-то просматривает в своем телефоне. Да, привилегии бизнес-класса во всей свое красе — тут можно пользоваться своей портативной техникой.
— Кот?
— М? — не отрываясь от экрана.
— Я, наверное, посплю.
— Тебе плохо? — Костя тут же разворачивается ко мне, отвлекаясь от телефона. — Позвать стюардессу?
— Что? Нике плохо? Ника? — Аврора, сидящая по другую сторону от прохода, наклоняется к нам. — Тебя снова тошнит?
— Блин, — закатываю глаза, — вот вы два паникера! Все со мной нормально. Просто спать хочу. Хотела воспользоваться плечом родного брата, чтобы не вдыхать ароматы парфюма вон той леди, — взглядом показываю на место впереди нас, — а вы тут устроили…
— Ну, хорошо, — соглашается Кот, — любезно предоставляю тебе свое плечо, — и двигается ближе ко мне.
— А мне уже не надо! — вредничаю, — Сама справлюсь.
— Вот ты вредина, — сокрушенно качает головой Кот, Ро смеется, а я, показав им обоим язык и скорчив рожицу, откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза.
Пытаюсь заснуть, но не особо получается. Сижу с закрытыми глазами несколько минут, но меня отвлекает все: тихий разговор людей в салоне, звяканье чашек, запах кофе, даже возле меня какая-то возня. Бесит все. Ну уж Кот-то мог спокойно посидеть?! Хотя, может, он в туалет захотел или ноги размять просто, судя потому, что он встал и почти сразу сел на место.
Понимаю, что так не засну, а потому, не открывая глаз, все же утыкаюсь носом в плечо брата, вдыхаю приятный аромат, так похожий на естественный запах моего Дамира. Я, наверное, уже с катушек слетела, если мне его аромат мерещится повсюду. Может, я просто уже сплю? Тогда можно и насладиться сполна. Из горла вырывается стон. Боже, стыдно-то как! Но я, честно, просто не смогла сдержаться! -Ч-и-т-а-й- -н-а- -К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-
Рядом с ухом раздается хриплый смешок. Знакомые интонации. Вот только принадлежат они вовсе не брату. Макушку обжигает нежный поцелуй. Так! Что происходит?
Открываю глаза, отстраняюсь. На меня смотрит тот, кого я меньше всего ожидала увидеть тут, в самолете.
— Ну, привет, Зеленоглазка!
— Что ты… Что ты тут делаешь? — от волнения, шока и, чего уж отрицать, радости голос не слушается и я практически шепчу.
— Да вот, решил на праздники к другу в гости слетать, — улыбается и руку не отпускает, а я и не пытаюсь ее выдернуть из сильной мужской ладони. Признаться честно, кайфую от ощущения его тепла.
— А друга, надо полагать, зовут Константин? — грозно смотрю на брата, быстро переместившегося на соседнее от Авроры кресло, так удачно оказавшееся свободным. — Предатель! — злобно шиплю на брата, но тот подмигивает и говорит:
— Не благодари!
Вот же ж! Заговорщики!
Тем временем, Дамир прижимает меня к себе сильнее, укладывает на свое плечо и, не встретив с моей стороны сопротивления, довольно улыбается и откидывается на спинку кресла, закрывает глаза. Он что, спать собрался?
— Ты спать собрался? — озвучиваю свой вопрос.
— Ну да, ты против?
— Да! — выбираюсь из его объятий, таких теплых, желанных и родных. Стараюсь не кричать, чтобы наш разговор не слышали окружающие. Ну, кроме союзников Дамира в лице моего родного брата и лучшей подруги! — Ты как вообще тут оказался?
— Я же сказал, — вполне спокойным тоном отвечает Дамир, — решил провести праздники у друга. Вот и лечу этим рейсом. Занял свое место, а потом смотрю — и ты тут. Какое прекрасное совпадение, правда? — вот, вроде, говорит серьезным тоном, но в глазах смешинки и скулы его сводит от едва сдерживаемого смеха. — Ты же, кажется, спать хотела?
— А ты, кажется, хотел дать мне время прийти в себя? — отзеркаливаю его же интонации.
— Ну, да, было дело. Я дал тебе сутки.
— Этого по-твоему достаточно? — нет, ну каков наглец! Хотя, надо признать, что возмущаюсь я сейчас, скорее, для поддержания образа “обиженной и оскорбленной”, а не по-настоящему. У самой сердце от радости заходится бешеным ритмом.
— По моим подсчетам, да, должно было хватить. А что, не хватило? — уже вовсю улыбается своей обворожительной улыбкой.
— Не хватило!
— Я бы так не сказал, судя по тому, как ты прижималась ко мне. Ну же, Зеленоглазка, — тон Дамира резко меняется, он прижимается лбом к моему, голос становится низким, хриплым, обволакивающим. Таким, что каждая клеточка моего тела стремится угодить ему, подчиниться, — признай, что скучала. Признай, что ты моя! Признай, что тебе самой хреново без меня и ты хочешь все вернуть, потому что я без тебя загнусь скоро. Ну же, малышка, ты же у меня смелая! Так найди в себе силы признать, что ты меня любишь!
Я не успеваю ничего ответить, потому что уже в следующий миг мой рот запечатывают самым сладким, самым невероятным, желанным и таким долгожданным поцелуем, что все мысли просто напрочь вылетают из головы. Все, кроме одной. Той, что мечется в голове, как бабочка, отскакивая от стенок банки, в которой ее заперли. Мысль о том, что все правильно сейчас. Так, как и должно быть. Я, Дамир, наш малыш, эти объятия и наш поцелуй. Поцелуй с привкусом соли…
— Не плачь, родная, — Дамир трется носом о мое лицо, собирает губами слезы с моих щек. — Я с тобой. Всегда. Так люблю тебя, Зеленоглазка… Так люблю… — и снова целует. Так нежно и трепетно, что мое сердце замирает от каждого касания его губ и языка. Я с ума схожу от его вкуса и удовольствия. С губ срывается чувственной стон. — Это можно считать знаком твоей капитуляции? — улыбается Дамир, отрываясь от меня на секунду, чтобы в следующую уже снова покусывать мою нижнюю губу.
Прикрываю глаза, стараюсь выровнять дыхание. Потому что вот он — момент истины. Сейчас или никогда.
— Поздравляю, Дамир… — шепчу, глядя в любимые глаза и вцепившись кулачками в его футболку так сильно, чтобы уже никто не смог оторвать меня от него, единственного и родного. — Поздравляю, ты победил! Я люблю тебя! Больше жизни люблю! — все, сдалась. Сказала. Словно в пропасть прыгнула без страховки. Просто в этот момент вдруг осознала, что именно сейчас должна сделать свой самый важный выбор: либо доверюсь ему сейчас, либо уже не смогу никогда. Доверилась. Будь что будет. Почему-то, несмотря на то, что с нами произошло, я все еще верю в то, что Дамир никогда не предаст меня. Не предаст нас. Зажмуриваюсь, чувствую дорожки слез, что бегут по щекам и щекочут кожу. — Люблю, Дамир.
— Ника, — аккуратно прихватывает меня за подбородок, вынуждая поднять голову, — посмотри на меня, — просит так тихо, но я слышу, как немного дрожит его голос. Или мне кажется… Но я послушно открываю глаза и смотрю на него. — Я. Тебя. Люблю. — чеканит каждое слово, будто клятву произносит. И я верю. Верю каждому слову. — Люблю тебя и его, — все также глядя в мои заплаканные глаза, накрывает своей большой горячей ладонью мой живот.
Вот тут все! “Финита ля комедия”! Моя выдержка и самообладание машут мне ручкой, в игру вступают бешенные “беременные”гормоны и я срываюсь. Буквально падаю на грудь Дамиру и рыдаю тихо, но изо всех сил. Будто выплакивая всю ту боль, весь страх, что пришлось пережить за столь короткое время. Освобождаясь от всего плохого.
Дамир бережно прижимает меня к себе, поглаживает спину, другая его рука запуталась в моих волосах и поглаживает мой затылок. Баюкает меня, как маленького ребенка. Шепчет мне на ушко какие-то нежные глупости. А я с каждой выплаканной слезой чувствую себя все более свободной.
Спустя несколько минут моя истерика сходит на “нет”. Я прошу у мягко улыбающейся мне Авроры влажные салфетки, Дамир провожает меня до уборной, чтобы я могла привести себя в порядок. В туалете смотрю на себя в зеркало. Глаза красные, немного припухшие, но в них светится счастье. Еще недавно я стояла вот также перед зеркалом в туалете университета и тогда мне казалось, что не будет у меня больше ничего хорошего в жизни, что я разбита и не подлежу восстановлению после предательства любимого. А что теперь? А теперь я беременна и у меня будет замечательный малыш. Дамир, как оказалось, и не предавал меня вовсе. Я люблю и любима. А жизнь-то налаживается!
— Ты как? Все хорошо? — на выходе из уборной встречаюсь с обеспокоенным взглядом Дамира. Обнимаю его, встав на цыпочки, дарю ему короткий поцелуй и уверенно, с улыбкой на лице, отвечаю:
— Все замечательно, любимый! Лучше просто не бывает.
— Бывает! — Дамир отвечает на мой короткий поцелуй своим долгим, тягучим, от которого жар скапливается внизу живота, — У нас — будет! Я покажу! — подмигивает и хищно улыбается. — Идем, через двадцать минут посадка.