отвечал, что не чувствую себя больным; они назвали меня невеждой и
ушли. Врачи духовные советовали мне позаботиться о своей душе, но я
чувствовал себя столь же здоровым духовно, как и телесно, и не хотел их
слушать; они назвали меня безбожником и ушли. После них явился политик
и сказал, что все в природе подчинено одной цели - добиться, чтобы он
попал в парламент. Я сказал, что мне все равно, попадет он в парламент
или нет; он назвал меня ренегатом и ушел. Тогда явился романтик,
человек Искусства; он принес мне любовные песни, стихи и картины, и с
ним я был дружен много лет к большому своему удовольствию и некоторой
выгоде, так как его песни научили меня лучше слышать, картины - лучше
видеть, а стихи - глубже чувствовать. Но в конце концов он привел меня
к поклонению Женщине. Донна Анна. Жуан! Дон Жуан. Да, я стал находить в ее голосе всю музыку песен, в ее лице - всю
красоту картин, в ее душе - весь жар поэзии. Донна Анна. И вероятно, потом разочаровались. Но ее ли вина, что вы наделили
ее всеми этими совершенствами? Дон Жуан. Да, отчасти это ее вина. С удивительной инстинктивной хитростью
она молчала и позволяла мне превозносить ее, приписывать ей то, что я
сам видел, думал и чувствовал. Мой романтический друг был слишком беден
и робок и потому зачастую не смел подойти к тем женщинам, которые своей
утонченностью и красотой, казалось, отвечали его идеалу; так он и сошел
в могилу, не утратив веры в мечту. Но мне судьба и природа
благоприятствовали. Я был знатного происхождения и к тому же богат;
если моя наружность не нравилась, льстили мои слова, хотя обычно мне
и в том и в другом сопутствовала удача. Статуя. Фат! Дон Жуан. Вы правы; но даже мое фатовство нравилось. И вот оказалось, что
стоит мне только затронуть воображение женщины, она уже готова дать мне
уверить себя, что я любим; но, увенчав успехом мои искания, она никогда
не скажет: "Я счастлива: моя страсть удовлетворена", но всегда сначала:
"Наконец-то все преграды пали", а затем: "Когда мы опять увидимся?" Донна Анна. То же самое говорят и мужчины. Дон Жуан. Простите, я утверждаю, что никогда этого не говорил. Но женщины
все как одна произносят именно эти две фразы. И я хочу сказать, что
меня они всегда чрезвычайно смущали; ведь первая из этих фраз означала,
что дама была движима единственным побуждением - прорвать мою оборону и
приступом взять крепость; а во второй она довольно открыто заявляла,
что отныне смотрит на меня как на свою собственность и намерена
распоряжаться моим временем по своему усмотрению. Дьявол. Вот тут-то и сказалось ваше бессердечие. Статуя (качая головой). Не следует повторять слова, сказанные вам женщиной,
Жуан. Донна Анна (строго). Они должны для вас быть священны. Статуя. Оно, положим, правда, что женщины всегда говорят именно эти слова.
Насчет преград это бы еще ничего, но вот от второй фразы меня всегда
немножечко коробило, разве только уж и вправду был влюблен по уши. Дон Жуан. После этого дама, которая до той поры жила беспечно и вполне
счастливо, вдруг теряла покой, сосредоточивала на мне все свои помыслы,
принималась хитрить, преследовать, подстерегать, следить, всячески
стараясь удержать свою добычу, - добычей, как вы сами понимаете, был я.
Но ведь я вовсе не того искал. Быть может, это все было вполне уместно
и естественно, но где же музыка, живопись, поэзия, наслаждение,
воплощенные в прекрасной женщине? И я бежал прочь. Так бывало не раз.
Собственно говоря, именно это меня и прославило. Донна Анна. Вы хотите сказать - обесславило. Дон Жуан. От вас ведь я не убежал. Что же, вы осуждаете меня за то, что я
бежал от других? Донна Анна. Вздор, сударь, вы забыли, что разговариваете с
семидесятисемилетней старухой. Подвернись случай, вы бы точно так же
убежали и от меня, - если бы я вас отпустила, конечно. Со мной это было
бы не так легко, как с другими. Если мужчина сам не хочет соблюдать
верность долгу и семейному очагу, его нужно заставить. Все вы хотели бы
жениться на прелестных олицетворениях музыки, живописи и поэзии. Но это
невозможно, потому что их не существует. Если обыкновенная плоть и