Ведь мирятся женщины с мужьями из плоти и крови, да еще и этого-то
подчас маловато! Придется и вам примириться с женами из плоти и крови.
Дьявол недоверчиво хмурится. Статуя делает гримасу.
Я вижу, никому из вас это не нравится, но тем не менее это так; и, как
говорится, хоть оно и не по вкусу, а придется проглотить. Дон Жуан. Дорогая сеньора, вы в нескольких фразах изложили всю сущность моих
возражений против романтики. Вот именно потому я и отвернулся от моего
романтического приятеля с художественной натурой - как он сам называл
свое ослепление. Я поблагодарил его за то, что он научил меня
пользоваться ушами и глазами, но сказал, что поклонение красоте, погоня
за счастьем и идеализация женщины - все это в качестве жизненной
философии гроша ломаного не стоит; он назвал меня филистером и ушел. Донна Анна. По-видимому, Женщина, несмотря на свои многочисленные
недостатки, тоже кой-чему вас научила. Дон Жуан. Она сделала больше; она дала мне ключ ко всему, чему меня учили
другие. Ах, друзья мои, когда преграды пали в первый раз - какое это
было ошеломляющее открытие! Я ждал безумства, опьянения, всего того,
что в юношеских грезах связывается с любовью; и что же - голова моя
оставалась совершенно ясной и мысль работала с безжалостной четкостью.
Самая завистливая соперница не разглядела бы в моей подруге столько
изъянов, сколько видел я. Я не был обманут; я взял ее, не одурманивая
себя наркозом. Донна Анна. Но вы ее взяли. Дон Жуан. В этом и заключалось откровение. До той минуты я никогда не терял
господства над самим собой, никогда сознательно не делал шага, пока мой
разум не обсудит и не одобрит его. Я мнил себя существом сугубо
рационалистического склада, мыслителем. Вместе с глупым философом я
восклицал: "Я мыслю, следовательно я существую". Но Женщина научила
меня говорить: "Я существую, следовательно я мыслю". И еще "Я хотел бы
мыслить еще глубже, следовательно я должен существовать еще
интенсивнее". Статуя. Все это ужасно абстрактно и метафизично, Жуан. Если б вы были более
конкретны и излагали свои мысли в виде занимательных анекдотов о своих
любовных похождениях, вас было бы куда легче слушать. Дон Жуан. Ах, ну что тут еще говорить! Разве вы не понимаете, что, когда я
оказался лицом к лицу с Женщиной, каждый фибр моего незатуманенного,
мысляшего мозга советовал мне пощадить ее и спасти себя. Моя
нравственность говорила: нет. Моя совесть говорила: нет. Мое рыцарское
чувство и жалость к ней говорили: нет. Моя осторожность и опасение за
себя говорили: нет. Мое ухо, искушенное тысячью песен и симфоний, мой
глаз, изощренный в созерцании тысячи картин, не знали пощады, по
косточкам разбирая ее голос, ее черты, ее краски. Я улавливал в ней
предательское сходство с ее папашей и мамашей, по которому можно было
угадать, чем она станет через тридцать лет. Я отмечал блеск золотого
зуба в ее смеющемся ротике; вдыхая ее аромат, размышлял об отправлениях
ее нервной системы. Романтические грезы, в которых я шествовал по
райским долинам руку об руку с бессмертным, вечно юным созданием из
кораллов и слоновой кости, покинули меня в этот великий час. Я
вспоминал их, тщетно стараясь вернуть их обманчивую красоту; но они
теперь казались мне пустой выдумкой; мое суждение оставалось
неподкупным; на каждую попытку мозг мой сурово отвечал: нет. И вот, в
ту самую минуту, когда я готовился принести даме свои извинения, Жизнь
схватила меня и швырнула в ее объятия, как моряк швыряет объедки рыбы в
клюв чайки или альбатроса. Статуя. Могли бы и не раздумывать столько. У вас та же беда, Жуан, что и у
всех умных людей: мозгов слишком много. Дьявол. Но скажите, сеньор Дон Жуан, разве после этого вы не почувствовали
себя счастливее? Дон Жуан. Счастливее - нет; умнее - да. В это мгновение я впервые познал