устремляется к отцу; но Вайолет, в крайней досаде
вскочившая со стула, загораживает ему дорогу. Стрэйкер
тем временем успел исчезнуть, - во всяком случае его уже
не видно.
Вайолет. Ох, как некстати! Я вас прошу, Гектор: пожалуйста, ни слова.
Уходите и дайте мне закончить разговор с вашим отцом. Гектор (непреклонно). Нет, Вайолет! Я сейчас же, не сходя с места, должен
выяснить все до конца. (Отстраняет ее, делает шаг вперед и
останавливается лицом к лицу с Мэлоуном, у которого щеки постепенно
багровеют, по мере того как закипает его ирландская кровь.) Отец! Вы
сделали нечестный ход! Мэлоун. То есть как это? Гектор. Вы вскрыли письмо, адресованное мне. Вы себя выдали за меня и
хитростью проникли к этой даме. Так порядочные люди не поступают. Мэлоун (с угрозой). Эй, Гектор, думай о том, что говоришь. Думай хорошенько,
слышишь? Гектор. Я и так думаю. Я все время думаю. Я думаю о своей чести и о своем
положении в английском обществе. Мэлоун (горячо). Твое положение куплено моими деньгами. Ты об этом не
забывай. Гектор. Да, но вы же его и погубили, вскрыв это письмо. Письмо от дамы,
англичанки, не вам адресованное, - личное письмо! интимное письмо!
чужое письмо! - и мой отец вскрыл его! В Англии таких вещей не прощают.
Чем скорее мы уедем домой, тем лучше. (Без слов обращается к небесам,
как бы призывая их в свидетели позора и мук двух отверженных.) Вайолет (одергивая его с инстинктивным отвращением к патетическим сценам).
Перестаньте, Гектор. Совершенно естественно, что мистер Мэлоун
распечатал письмо: ведь на конверте стояло его имя. Мэлоун. Вот! Ни капли здравого смысла у тебя нет, Гектор. Благодарю вас,
мисс Робинсон. Гектор. И я тоже. Вы очень добры. Мой отец этих вещей не понимает. Мэлоун (в ярости сжимая кулаки). Гектор!.. Гектор (с непоколебимым моральным убеждением). Можете сердиться сколько
угодно. Чужое письмо, папа, есть чужое письмо; от этого не спрячешься. Мэлоун (возвышая голос). Не смей отвечать мне, слышишь? Вайолет. Тсс! Тише, ради бога. Сюда идут.
Отец и сын, вынужденные замолчать, молча обмениваются
свирепыми взглядами; в боковую калитку входят Тэннер и
Рэмсден, а за ними Октавиус и Энн.
Вайолет. Вы уже вернулись? Тэннер. Альгамбра сегодня закрыта. Вайолет. Какая досада.
Тэннер проходит дальше и оказывается между Гектором и
пожилым незнакомцем, которые, по всей видимости,
недалеки от того, чтобы вцепиться друг в друга. Он
переводит глаза с одного на другого, ища объяснения. Они
сумрачно избегают его взгляда, внутренне кипя от гнева.
Рэмсден. Вайолет, разве можно с головной болью выходить на солнцепек? Тэннер. А вы, видно, тоже выздоровели Мэлоун? Вайолет. Ах, что это я! Ведь здесь не все знакомы. Мистер Мэлоун,
представьте же вашего отца. Гектор (со стойкостью римлянина). Нет. Он больше не отец мне. Мэлоун (возмущенно). Ах, вот как! Ты отказываешься от родного отца перед
своими английскими друзьями! Вайолет. Ради бога, только без сцен.
Энн и Октавиус, замешкавшиеся у калитки, обмениваются
удивленными взглядами и потихоньку поднимаются к
цветнику, откуда они могут, оставаясь в стороне,
наслаждаться скандалом. Проходя мимо, Энн молча строит
сочувственную гримасу Вайолет, которая стоит спиной к
садовому столу и с бессильной досадой слушает, как ее
супруг уносится в заоблачные выси этики без малейшей
оглядки на миллионы старика.
Гектор. Мне очень жаль, мисс Робинсон, но это для меня вопрос принципа. Я
сын, и, смею сказать, довольно почтительный сын; но прежде всего я
Человек!!! И если папе угодно обращаться с моими письмами так, как
будто они адресованы ему, и потом еще заявлять, что я не посмею
жениться на вас, даже если вы удостоите и осчастливите меня согласием,
- мне остается только одно: отвернуться и идти своей дорогой. Тэннер. Жениться на Вайолет! Рэмсден. Да в уме ли вы? Тэннер. После того что мы вам сказали? Гектор (забывшись). Мне все равно, что бы вы мне ни сказали. Рэмсден (шокированный). Что вы, что вы, сэр! Это чудовищно! (Бросается назад
к калитке, его расставленные локти дрожат от негодования.) Тэннер. Еще один сумасшедший! Всех этих влюбленных нужно просто сажать под