Я осталась одна в квартире. А ведь я могу сбежать. Открыть замок — для меня не проблема. Мы с Мариной, теперь уже просто соседкой по комнате, часто открывали замок шпильками и невидимками, смотрели видео на ютубе, в итоге научились взламывать замки. Нет, не для того, чтобы воровать, дверь в общаге туго закрывалась и открывалась, приходилось как-то выкручиваться.
Сбегу я, а дальше что? Ничего хорошо. Придётся сидеть и ждать.
Поела, порисовала, села и начала думать, что ещё можно поделать, как вдруг заметила красные пятна на простыни. Ну зашибись, как вовремя.
Придётся идти в магазин. Один вопрос: откуда взять деньги?
Начала искать в квартире, может, есть какие-нибудь заначки, ну не полотенца же вставлять.
Прошлась по всем комнатам. Пусто. В зале висела куртка Максима Романовича.
Нет, этого я никогда не сделаю. Лазить по чужим карманам… нет, нет, нет…
Закрыла глаза и… Ура, мятая купюра в сто рублей.
Я вся вспотела, пока лезла в чужой карман. Мне было так стыдно и страшно от того, что меня застукают за таким непристойным делом.
Первый и последний раз, не считая этого, я украла мел в шестом классе. Я даже не поняла, зачем я это сделала. После секции волейбола некоторые из ребят начали брать мел, и я подумала, а почему бы и да, все же так делают. Зашла внутрь школьной гардеробной взяла мел и… пришла вахтерша. В этот момент мы все ломанулись в окно. Хорошо, что был первый этаж. Своей осенней обувью испачкали весь подоконник. А потом…
Потом мне стало стыдно. Я выбросила мел в мусорку. А утром я боялась идти в школу. Я так сильно испугалась, что мою маму вызовут в школу к директору. Не вызвали. Все забыли об этом. Может, и в этот раз пронесёт.
Осталось дело за малым. Вскрыть замок. Долго я крутила шпилькой, заколкой, найденным сломанным ключом — всё без толку.
Изнутри был один ключ, который можно было открыть с внутренней стороной. Поворот. Дверь открыта.
Я столько пыхтела над замком, а дверь практически и не была закрытой, по крайней мере, с внешней стороны.
Я выбежала наружу, прикрыла дверь, надеясь, что ни один вор не решит посетить эту квартиру сейчас. Вышла на улицу и стала искать ближайшие магазины с хозяйственными товарами.
Обошла весь квартал и в пару сотен метров от дома нашла гипермаркет.
Закинула в корзину прокладки, оплатила товар и пошла в сторону дома.
Зашла в квартиру и услышала шорохи. До ужаса испугалась. С правой стороны на стену была облокочена бита. Даже в руки страшно её брать, не то, что ударять ею.
Подняла биту и пошла искать своего противника.
Дошла до конца коридора и с левой стороны увидела тень человека. Только хотела замахнуться битой, как меня резко схватили и вывернули так, что я оказалась прижата спиной к груди…
— Евгения, это вы. Ну слава Богу. Где вы были? Я чуть с ума не сошёл. Вам велено было сидеть дома.
Царёв не просто делал мне замечания, а орал на меня во всю глотку. Слёзы непроизвольно начали подкатываться к моим глазам. Я впилась ногтями в свою ладонь, сжимая кулаки рук, чтобы сдержать себя и не заплакать.
— Где вы были? — более спокойно спрашивает он.
— Ходила в магазин.
— Зачем? У нас холодильник полон еды! — повышая голос, говорит он.
— Мне нужна была не еда, я…
Не успела договорить, как он начал:
— Ещё раз покинете пределы этой квартиры без моего ведома, я вас посажу в СИЗО, ясно вам?
Боже, он совсем ужасный. Ну не мог этот человек купить мне милую кофточку и платьице. Он ужасен и точка. Никогда у меня не будет такого злого и раздражающего мужа.
— Я… я ходила за прокладками, — выпаливаю я и начинаю краснеть.
Тут же вспоминаю, что фактически украла у Царёва деньги и добавляю:
— Я из вашего кармана взяла сто рублей. Как освобожусь, сразу верну вам.
Он молча смотрит на меня, а потом разворачивается и уходит. Зашибись. И что это за человек?!
***
Утром я встала пораньше. Сегодня суд. Доказательств в пользу меня никаких, а это значит, что остаётся надеется только на чудо.
Я вошла на кухню и увидела Максима Романовича. Он сидел за столом и пил кофе.
Я была так зла на этого чудовищного следователя, что решила его игнорировать до конца своих дней. Видимо, у него были похожие намерения. Потому что за всё время, пока мы завтракали, никто из нас не проронил ни слова.
— Через час приедет Виктор Андреевич и отвезёт вас в суд. Будьте готовы, — перебил он наше молчание.
Что? Неужели он не поедет? Кто будет за меня отвечать, заступаться за меня? Я начала паниковать. Дрожь окутала всё моё тело и на миг меня, как будто парализовало от безысходности. Нарушила свой уговор, данный самой себе, в период сильного эмоционального состояния, и поспешно спросила:
— А вы? Вы не поедете?
— Я буду там. Сейчас у меня дела. — С этими словами он покинул кухню.
Ух, можно выдохнуть, я переволновалась, что даже не заметила, как половина напитка вылилось на мои новые джинсы. Чёрт. Вот же невежа. Придётся надеть платье. Как будто на праздник собралась. Если меня оправдают, это и правда будет праздник.
Я вытерла чай с пола, застирала джинсы, прибралась в комнате и начала собираться.
Сначала сделала хвост, но так декольте у платья слишком видно, я ведь не на свидание собралась. Распустила волосы и прикрыла ими вырез платья.
Заехал Виктор Андреевич, надел на меня наручники и усадил в машину.
Зашибись. Красивое платье и вот это вот у меня на руках. Мне даже неприятно произносить это слово.
На нервах я начала кусать губы, грызть ногти. периодически хотелось то кричать, то плакать. По пути я испытала весь спектр отрицательных эмоций.
Приехали.
Мы прошли в отведенную комнату, в которой находится следователь, подсудимый и адвокат.
Царёв, как только вошёл, сразу подошёл ко мне и снял наручники. Молча ушёл в сторонку. Адвоката я видела в первый раз. Он представился Михаилом Семёновичем. Дедушка лет шестидесяти пяти. Деловитый, в костюме. Небольшая седая борода и седые волосы. Приятная полуулыбка.
Царёв с ним долго болтали, не обращая на меня никакого внимания. Они делали вид, будто меня здесь нет.
Через несколько минут к нам вошла женщина в синем костюме и пригласила в соседний зал.
Заседание считается открытым. Всем встать. Суд идёт.
И тут меня охватила паника. У меня начала кружиться голова. Стало подташнивать. Я, не дожидаясь разрешения сесть, присела. Голова шла кругом.
— Вам плохо? — Спрашивает Михаил Семёнович.
— Всё хорошо, просто голова закружилась, — отвечаю я.
— Принесите воды, — кто-то крикнул в зале.
— Она просто притворяется, чтобы все её пожалели, — усмехаясь сказал Иван.
Боже, тот Иван, который говорил, что будет любить меня всю свою жизнь. Я ему доверяла, души в нём не чаяла, а он. Так подставил меня, а сейчас ещё и надсмехается.
Мне передали воды, я сделала пару глотков и начала приходить в себя.
Судья долго рассказывала правила, про дело, допросила свидетелей. В пользу меня ничего не было. Я мысленно сдавалась, опускала руки…
Встал Царёв и сказал, что есть улика — запись с видеокамеры, где чётко видно, как Марина и ещё один парень поджигают здание, а перед этим госпожа Марина звонит кому-то по телефону.
Помощник судьи подтвердил о том, что запись приходила на почту. Он открыл рабочий майл и замолк. Пусто. Ничего нет. Улика пропала.