Твитч
Прошло двадцать четыре часа, а Лекси все еще не выходила из своей спальни, вот почему я зашел. Мне нужно было убедиться, что с ней все в порядке.
Моего сына все это время не было дома, но Молли заверила меня, что он вернется завтра.
Ради всеобщего блага, лучше бы так и было. Если этого не произойдет, я пойду за ним, и я сказал ей об этом. Никто не удержит меня от него.
Было уже за полночь, и когда я лег рядом с ангелом, который украл мое сердце, я заговорил тихо, чтобы не спугнуть ее.
— Лекси, — произнес я, наблюдая, как напряглась ее спина. — Ангел. — Я протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но остановился на полпути, сжав руку в кулак, прежде чем отстраниться. — Нам нужно поговорить.
Я смотрел, как она обнимает себя. Ее тело было напряжено, она оставалась в таком положении долгое время. Ее голос был слабым, и тихо произнесенные слова ранили меня.
— Уходи.
Ладно.
У меня было все время в мире.
Я действительно надеялся, что она это поняла, потому что я никуда не собирался уходить.
Не без нее.
Я поехал с Молли, чтобы забрать своего сына из школы. Когда она наотрез отказалась взять меня с собой, я сказал ей, что все равно последую за ней, и, должно быть, выглядел достаточно убедительно, потому что она довольно быстро сдалась. Я остался в машине, терпеливо ожидая, пока она заберет его.
В ту секунду, когда он увидел меня на заднем сиденье, его лицо расплылось в широкой ухмылке.
— Папа! — но потом он сосредоточился на моем распухшем носу и фиолетовых синяках под глазами, и его лицо вытянулось. — Папочка?
— У меня был небольшой несчастный случай, приятель, но все в порядке. — Я протянул к нему руки, и он забрался ко мне на заднее сиденье, упав на меня. Я обнимал его так долго, как только мог, прежде чем пристегнуть. Пока мы ехали, я объяснил: — Твоя мама плохо себя чувствует, так что мы дадим ей передышку. Я зайду ненадолго, хорошо?
Лицо моего сына просияло.
— Ты остаешься?
Улыбаться было больно, но для него я справился с небольшой улыбкой.
— Черт возьми, да, я остаюсь.
Впервые в своей жизни я стал отцом своему сыну и не знаю, кто был больше взволнован этим, я или он.
Когда мы вернулись в дом, я вошел на кухню и потер руки друг о друга.
— Итак… — я посмотрел вниз на маленькую и более худую версию меня, — …что ты ешь?
Молли издала сдавленный смешок, и я развернулся к ней, сверкая глазами. Увидев силу моего хмурого взгляда, она подняла руки в знак капитуляции и стерла ухмылку со своего лица, что было хорошо, потому что у меня не было никаких проблем с тем, чтобы надрать ей задницу.
ЭйДжей посмотрел на девушку.
— Молли готовит мне перекусить после школы.
— Сегодня я готовлю тебе, приятель, — сказал я ему, незаметно отмахиваясь от Молли, когда она усмехнулась преданности моего сына ей. — Что ты обычно ешь?
— Яблочный сэндвич с миндальным маслом, — сказал ЭйДжей, а я моргнул.
— Повтори?
Что это за херня такая?
Молли вмешалась:
— Я действительно могу это сделать. Это не проблема. Это вроде как моя работа.
Я повернулся, прикусив внутреннюю сторону щеки.
Я, бл*дь, могу сделать это. Если она может это сделать, и ей было — сколько? — тринадцать, тогда и я могу приготовить своему чертову сыну дерьмовую закуску.
Дерьмо.
Мое сердце бешено колотилось. Мне нужно было успокоиться.
Закрыв глаза, я глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Я сделаю. Просто покажи мне, где все лежит.
Девушка, должно быть, почувствовала во мне раздражение, потому что сделала, как я просил, и принесла мне яблоко, нож и какую-то дрянь под названием миндальное масло.
— Все, что тебе нужно сделать, это разрезать яблоко вдоль, вырезать семена и намазать их толстым слоем миндального масла, прежде чем положить сверху еще один кусочек яблока. Видишь? Яблочные сэндвичи с миндальным маслом.
Да, я понял.
Казалось, это было достаточно просто.
Я начал резать яблоко, и Молли издала горловой звук.
— Не так. Вдоль. — Она держала яблоко на боку.
Мое раздражение поднялось на целый уровень.
— Неужели так важно, каким способом я разрежу это дурацкое яблоко?
— Да, — сказала эта всезнайка, какой она и была. — Если ты не хочешь, чтобы ЭйДжей ел яблочные семечки с мышьяком. — Когда я нахмурил брови, она тихо произнесла: — Ты этого не хочешь.
Ладно. Дерьмо.
Здесь было жарко?
Чертовски взволнованный, я почесал челюсть.
Кто знал, что приготовить закуску будет так сложно?
После того как я покончил с дурацкими фруктовыми сэндвичами, я положил их на тарелку и протянул ЭйДжею, и взгляд, который он бросил на меня, полный чистого восторга, заставил все беспокойство исчезнуть.
— Они выглядят точно так же, как у Молли. — Затем он пристально посмотрел на меня, спрашивая: — Могу я увидеть маму?
Я начал:
— Не думаю, что…
Но Молли прервала меня.
— Конечно, приятель. Просто помни, она плохо себя чувствует, хорошо? Так что используй свой внутренний голос.
И он ушел, тихо открыв дверь и войдя внутрь, прежде чем так же тихо закрыть ее за собой.
Когда я посмотрел на Молли, она произнесла:
— Она не будет возражать, поверь мне. Он всегда рядом с ней. Всегда так было.
Конечно.
Это было потому, что она была замечательной мамой. Ничего похожего на мою, ничего похожего на ее, такая, какой я знал, что она будет.
И это дало мне надежду, что, может быть, даже такой человек, как я, мог бы стать хорошим отцом, если бы приложил к этому все усилия. С помощью Лекси я бы научился.
***
Лекси
Я была раздавлена, совершенно опустошена осознанием двуличия последних пяти лет. Я не справлялась. Совсем нет. Каждый раз, когда я думала об этом, у меня перехватывало дыхание и падало больше слез, чем я даже подозревала, что скрывала.
Что еще хуже, мой сын пытался сказать мне об этом снова и снова, но я не только не верила ему, но и заставила его почувствовать, что он больше не может говорить со мной об этом.
Крепко зажмурившись, я обхватила себя руками под одеялом, когда от чувства вины у меня скрутило живот.
Я ужасная мать.
Дверь в мою спальню скрипнула, открываясь, но я отказалась открывать глаза. Я была трусихой, но смотреть в мягкие карие глаза мужчины, которого я любила, было больше, чем я могла вынести. Это было напоминанием о лжи и обмане, о том огромном горе, которое я испытывала тогда и сейчас, и я не знала, хватит ли у меня сил справиться с этим в этот самый момент.
Но потом я услышала его нежный голос.
— Мамочка, ты в порядке?
Не говоря ни слова, я подняла одеяло, и он скользнул под него. Что-то холодное коснулось моей руки, и я прищурилась сквозь горячие, опухшие глаза.
— Что у тебя там?
ЭйДжей взял сэндвич с яблоком и откусил.
— Папа приготовил мне перекусить.
Мое хрупкое сердце треснуло еще немного сильнее. Еще одна трещина, и оно наверняка разлетится на тысячу осколков.
— О, он это сделал, да? — я старалась, чтобы мой голос звучал непринужденно, но это было труднее, чем казалось. — А Молли тоже где-то там?
— Ага, — сказал он, откусывая от закуски, и часть моего напряжения спала.
Молли ни за что не позволила бы ЭйДжею куда-либо пойти без нее. Я знала, что она рискнет почти всем, чтобы уберечь его. Даже от его отца.
Понизив голос, ЭйДжей спросил:
— Ничего, если папа останется ненадолго?
Я подумала об этом и решила, что лучше пока оставить Твитча счастливым, потому что это не продлится долго, а несчастный Твитч — это не то, к чему стоит относиться легкомысленно. Я видела его расстроенным. Воспоминания все еще мучили меня.
— Хорошо, детка, но только на эту ночь, — я уступлю сегодня, но завтра… — Мне нужно поговорить с Молли, дорогой. Ты можешь позвать ее для меня?
— Хорошо. Поправляйся. — Он поцеловал меня липкими губами, и я любила его за то, что он знал, как сильно я в этом нуждалась. В тот момент, когда Молли вошла в спальню и закрыла дверь, я прошептала: — Если он попытается похитить ЭйДжея, я хочу, чтобы ты застрелила его.
Она не колебалась.
— Нет проблем.
Хорошая девочка.
Она оставила меня, и я нашла убежище в глубине своих одеял.
А теперь вернемся к моей депрессии, потому что завтра я снова оживу.
***
Твитч
Было чуть больше девяти, когда я вошел в свой дом и обнаружил Хэппи, сидящего за столом с Юлием и Аной. Я замешкался на секунду, переводя взгляд с брата на брата, прежде чем войти, слегка прикрыв за собой дверь.
— Ты пришел извиниться? — обратился я непосредственно к Юлию, и когда он сердито посмотрел на меня, я усмехнулся. — Посмотри, что ты сделал с моим лицом, брат. Я выгляжу как потрепанный мешок с дерьмом.
Да, я не знал, как с этим справиться, поэтому сделал то, что делал всегда, — начал умничать.
Но встала именно Ана. Она была такой маленькой, но то, как она держалась, делало ее еще меньше. В ее позе не было никакой уверенности, и я ненавидел это, потому что в какой-то момент она стала другим человеком. Ее руки заметно дрожали, когда она открыла рот, чтобы заговорить. К сожалению, ничего не вышло, и с того места, где я стоял, мне показалось, что на ее лбу выступили капельки пота, когда она пыталась сосредоточиться на дыхании.
Мои глаза встретились с глазами Юлия.
— Что с ней не так?
Я не пытался быть грубым, я просто спрашивал.
Юлий на мгновение посмотрел на меня, затем опустил взгляд на стол.
— У Аны посттравматический синдром. — Он не смотрел на меня. — Не знаю, почему мы здесь, но она хотела повидаться с тобой, так что мы здесь.
Он казался взбешенным, но он был здесь. Это немного сказало мне о том, как сильно он любил своего маленького воробушка.
Интересно.
Не спрашивая, я двинулся вперед, ближе к женщине, и посмотрел ей в лицо, не обращая внимания на поврежденный глаз и шрамы.
— Что случилось?
Юлий внимательно наблюдал за мной, готовый наброситься. Вот тогда-то я и услышал ее.
— «Твитч, сосредоточься и держи ее неподвижно».
Я нахмурился, глядя на нее сверху вниз, и пробормотал:
— А?
Что за хрень она несла?
— Иногда я слышу это в своей голове. — Ее голос был вялым, тихим. — Аманда сказала это той ночью. Ты был там. — Она сделала резкий вдох, прежде чем неуверенно выдохнуть. — Я знаю, что ты был. Я уже собиралась умереть, а ты меня отговорил.
О. Понимаю. Она вспомнила.
Моя челюсть напряглась.
Я взглянул на Юлия, который теперь с любопытством смотрел на меня, затем облизнул губы и также тихо заговорил, отводя глаза.
— Рад, что с тобой, Ана, все в порядке.
Со своего места в центре комнаты я видел, как Юлий перешел от замешательства к осознанию, и когда он закрыл глаза и вздохнул, я увидел, что он все понял.
— Это был ты. — Да, так оно и было. — Ты звонил мне той ночью. — Виновен, брат.
— Ты убил его, — выдохнула маленькая женщина, потому что слова были слишком тяжелыми, чтобы произносить их громко.
Я так и сделал. Я убил Максима Никулина.
Не обращая внимания на Юлия, я обратился к ней, прямо к ней, потому что ей нужно было это услышать.
— Бл*дь, да, я это сделал. И сделал бы это снова в мгновение ока. Ублюдок жестко прошелся по твоему окровавленному лицу, девочка. — Мои губы скривились. — Он легко отделался. Жаль, что у меня не было времени дать ему то, чего он действительно заслуживал. Печально, потому что я бы с удовольствием его помучил.
Она с трудом сглотнула, а затем тихо произнесла:
— Я знала, что это ты. Но думала, что схожу с ума, — она мягко улыбнулась.
Я покачал головой, поджав губы, потирая затылок и избегая зрительного контакта.
Она не была сумасшедшей, но должна была быть, пройдя через то, что она прошла. Я бы не стал судить, если бы так оно и было.
— Я хотела умереть. — Эти слова повисли в воздухе.
Я не винил ее. Часть меня хотела избавить ее от страданий той ночью. Она выглядела слишком поврежденной, чтобы ее можно было вылечить.
— Да, понимаю. Прости, что я не мог этого допустить.
Мягкая улыбка Аны преобразила все ее лицо. Она была хорошенькой, на самом деле красивой. Я имею в виду, не красавица Лекси, но в ней было что-то особенное.
— Благодарю тебя за это.
— Не упоминай об этом.
Серьезно. Не упоминай об этом. Никогда больше.
Мне было неловко от похвалы, которой я не заслужил, а устранение Максима Никулина не было поводом для восхищения. Я должен был сделать это много лет назад, еще до того, как он добрался до нее. А теперь она выглядела так, как выглядела, не в состоянии говорить не дрожа, как чертов осиновый лист.
Нет. Она не должна благодарить меня.
Прошла минута неловкого молчания, прежде чем Юлий встал, подошел к своей жене, взял ее за руку и направился к двери. Прежде чем они ушли, я крикнул:
— Мы когда-нибудь поговорим об этом?
Прежде чем закрыть дверь, он ответил:
— Да, когда я не захочу убивать тебя, придурок.
Я внутренне усмехнулся. Это был хороший знак.
Вздохнув, я повернулся к Хэппи, который выглядел чертовски мрачным.
— Ты связался со своими Ромео и Джульеттой?
Он медленно покачал головой и пробормотал:
— Не-а.
— Оставайся здесь столько, сколько тебе нужно, братан.
Лицо Хэппи медленно повернулось, и он нахмурился.
— Чертовски верно, я останусь здесь столько, сколько мне нужно. Ты — причина, по которой я вляпался в это дерьмо, ты сумасбродный ублюдок. — Он встал, прошел на кухню и открыл холодильник. — Я мог бы быть дома, проводить тихую спокойную ночь, трахая свою девушку или получая отсос от своего парня, но нет. — Он открыл пиво и сделал глоток. — Твитч решает, что пришло время, и, клянусь Богом, это охренительно не подходящее время. Но к черту всех остальных и любой хаос, который это вызовет, потому что у тебя есть свобода действий, как у зажженной динамитной шашки.
Мой сердитый взгляд был сильным. Я поднял указательный палец.
— Ты получил только один шанс вылить на меня дерьмо, и все. Запомни это.
Он вошел в спальню для гостей, махнув на меня рукой.
Придурок.
Не знаю, сколько было времени, когда я залез через окно, но мне просто нужно было быть рядом с ней.
Лекси знала, что я был там. Я знаю это, потому что, когда кровать прогнулась под моим весом, ее тело напряглось, и она на секунду перестала дышать. И хотя она была ко мне спиной, я чувствовал себя спокойнее, находясь на расстоянии вытянутой руки от моей женщины, независимо от того, что она чувствовала ко мне.
Я мог бы со многим справиться. Мог справиться с печалью. Мог справиться с гневом. Но это игнорирование, этого я не понимал.
Тишина начинала меня раздражать. Я решил сделать заявление, хотя и негромкое.
— Я сказал тебе, что вернусь за тобой. За вами обоими.
Тишину нарушило внезапное прерывистое дыхание, а затем кровать затряслась от силы ее беззвучных криков. Мне хотелось обнять ее, поцеловать и утешить. Я хотел напомнить ей о том, как хорошо мы подходим друг другу, но сейчас было не время. Когда Лекси придет ко мне, она сделает это добровольно. Я больше ничего не возьму от этой женщины, не тогда, когда она уже дала мне так много.
Когда ей удалось взять себя в руки, она вытерла нос рукавом, прежде чем шмыгнуть:
— Убирайся.
И я это сделал.
Не потому, что мне этого хотелось, а потому, что я был ей многим обязан.