Линг
Что ты здесь делаешь, Линг-Линг?
Я, черт возьми, не знаю.
Как бы усердно я ни думала об этом, не могла понять, какая цепочка событий привела к тому, что я оказалась здесь сегодня, но я была здесь и не могла уйти. Нет, пока я не увижу ее.
Стоя в тусклой прохладе хрустящего апрельского вечера, я ждала. Наблюдала. И когда она, наконец, появилась в поле зрения, моя бровь недоверчиво приподнялась.
— Вот черт, — тихо произнесла я.
Серьезно?
Ладно. Итак, Ася Садык оказалась не такой, как я ожидала.
Я закатила глаза в темноте, разочарованно вздыхая.
Ну, конечно.
Она просто должна была быть в инвалидном кресле, не так ли? Потому что почему бы и нет?
Мои губы скривились.
Отлично. Просто охрененно здорово.
Я была монстром, но даже я не смогла бы убить беспомощную женщину в инвалидном кресле.
Нет.
Я не могла этого сделать.
Но когда я вышла из своего темного укрытия и повернулась, чтобы уйти, задняя дверь открылась, и она остановила меня:
— Ты так и будешь стоять там всю ночь или зайдешь?
Медленно повернувшись, я прищурила глаза на женщину. Медленная улыбка тронула мои губы, и я оглядела ее с ног до головы.
Она была никем.
Я была прекрасна.
Она была… больна.
Я была смертельно опасной гребаной гадюкой.
Она была не более чем спущенным воздушным шариком.
Мое же правление было реальным, и ужас, окружавший меня, заставлял взрослых людей падать на колени.
Я взглянула вниз на ее прикрытые одеялом ноги.
Она даже не смогла бы упасть на колени, если бы я ее толкнула.
Отвращение пробежало по мне.
Она была жалкой.
Так какого черта он любил ее настолько, чтобы бросить меня?
Мои вишнево-красные губы растянулись в усмешке, когда я наклонила голову и пробормотала:
— Ты не боишься, что я убью тебя?
Ее ответная ухмылка произвела на меня небольшое впечатление.
— Смело с твоей стороны предполагать, что я хочу жить.
Мои брови изогнулись, губы поджались от уверенности, которая исходила от явно больной женщины.
Туше, сука.
— Заходи. — Она повернулась ко мне спиной и вкатила себя обратно в дом. Вот это да. Она была дерзкой маленькой сучкой. — Я хочу поговорить с тобой.
Прошло короткое мгновение, прежде чем я сделала глубокий вдох и последовала за ней внутрь, закрыв за собой дверь руками в кожаных перчатках. Она внимательно наблюдала за мной по мере моего приближения. Просто чтобы нам была ясна моя позиция, я держала свой великолепный «Глок» из розового золота в руке, и когда глаза маленькой женщины сузились при виде него, она спросила:
— Это мой муж дал тебе этот пистолет?
Медленная усмешка растянула мои губы.
Да, он, черт возьми, сделал это.
Когда я не попыталась ответить, она выдержала мой пристальный взгляд, дернув подбородком в сторону пистолета.
— Это мой пистолет. — Ее губы растянулись в небольшой улыбке, она покачала головой и издала невеселый смешок. — Он дал тебе мой пистолет. Трахни меня, Ас. Ты ублюдок.
Мое сердце сжалось так сильно, что пропустило удар.
Я моргнула, глядя на любимый подарок, моя улыбка погасла, и я услышала, как она сказала:
— Должно быть, он действительно любил тебя.
Да.
Я тоже так думала.
Ас, ты гребаный мудак.
Положив запятнанный подарок на стойку, я села на табурет и бросила на нее взгляд, полный искреннего разочарования.
— Ты так думаешь, и все же… — мой тон был мрачным. — … он приходил домой к тебе каждую ночь, даже когда я умоляла его остаться. — Мои плечи дернулись. — Это было жестоко. Он не должен был позволять мне так полюбить его. — Мое горло сжалось от эмоций. — И я полюбила. Я так сильно любила его.
— Похоже, до смерти, — тихо ответила она.
Я бы никогда не призналась в этом, но я могла понять, почему Ас любил свою жену. Ася Садык обладала такой уверенностью, которая сделала бы ее великим лидером. Может быть, в другом мире, при других обстоятельствах мы бы понравились друг другу.
… Не-а.
Когда мой стоический взгляд встретился с ее, она закатила глаза.
— Знаю-знаю; тебя там не было. Ты не имеешь никакого отношения к его смерти. Линг невиновна, настаивал твой брат. Как мы смеем спрашивать, какого черта наш драгоценный Ас оказался выброшенным в гавань? Потому что, видит Аллах, это не могла быть Королева Драконов. Она не такая сумасшедшая. — Ее игра в сарказм была сильной. — Я знаю, что сказал Ван. И мы обе знаем, что он всего лишь выполняет свой долг. Не могу сказать, что я бы сделала то же самое, но я могу уважать семейные ценности. — Она опустила подбородок, избегая моего взгляда. — И мы обе знаем, что это была ты.
Это было странно. Она ничего не значила для меня, но казалось, что мы были родственными душами, заключенными в тюрьму нашей собственной тьмы, нашей собственной формы ада.
Нам обеим было больно.
— Я не хотела. — Слова, которые вырвались у меня, преследовали меня. — Это был несчастный случай.
Она обдумала это.
— Несчастный случай или нет, — произнесла Ася, — он умер, и мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала. — Когда я прищурилась, глядя на нее, она не дрогнула. Ее тон был суровым. — Назови это компенсацией.
Я ни хрена ей не была должна. Но поймала себя на том, что спрашиваю:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты убила меня.
Мой взгляд был жестким, и я удерживала ее взгляд долгую минуту, прежде чем из меня вырвался смешок. Но выражение ее лица оставалось неизменным. Я покачала головой и пробормотала:
— Нет.
Щека Аси Садык задрожала, когда она подалась вперед и проговорила сквозь стиснутые зубы:
— Не думаю, что ты поняла меня, Линг Нгуен. — Ее тон не оставлял места для переговоров. — Ты убила моего мужа. Оставила меня одну в этом мире, без мужчины, которого я люблю. И ты убьешь меня, бессердечная сука. — Она тяжело дышала через нос, и ее голос дрожал. — Это самое меньшее, что ты можешь сделать.
— Я пришла сюда не за этим, — сказала я ей, хотя так и было, но теперь, когда я поговорила с ней, все изменилось. Можете называть меня жестокой, но осознание того, что я не одинока в своем горе, скрепляло разбитые части меня вместе.
Если я шла по дороге страданий в тишине, то предпочла бы не делать это в одиночку.
Она пойдет со мной.
Лицо Аси скривилось, и она выплюнула:
— Я умираю. — Ее лицо сморщилось. — Ты понимаешь это? — ее отчаяние было очевидным. — Я обуза для своей семьи, Линг. Каждый божий день они приходят и уходят, и оставляют меня без моего гребаного достоинства. — Ее глаза засияли, когда она выпалила: — Я не сделаю этого с ними. Я не могу. Больше нет. — Выпрямившись, она шмыгнула носом, затем выпрямилась, повысив голос. — Итак, ты убьешь меня. И ты сделаешь это сейчас. — Она сделала глубокий вдох, говоря на выдохе. — Я готова.
Черт побери.
Прямо вздох всех вздохов.
Я действительно сочувствовала этой сучке. Но я стану ее убивать.
Я прошла немного и посмотрела сверху вниз на ее жалкое «я» в ее жалком инвалидном кресле с ее жалкой болезнью и твердо сказала:
— Я не убью тебя, Ася Садык.
Ее лицо снова вытянулось, но прежде чем она успела возразить, я положила ее пистолет ей на колени, нежно взяла ее руку и накрыла своей, положив поверх красавца из розового золота.
Почему я стала такой эмоциональной, я не знала. Эта женщина ничего не значила для меня. Мы не были друзьями. Мы не были семьей. Она была никем. И все же я чувствовала ее боль на личном уровне.
Наша агония была нашей связью. Прочная связь между нами. Будь я на ее месте, я бы тоже хотела умереть.
Черт.
Я хотела умереть, несмотря ни на что.
Я проглотила комок в горле и прошептала:
— Передай от меня привет Асу.
Ни секунды не колеблясь, я повернулась и вышла через заднюю дверь, закрыв ее за собой руками в перчатках. Не знаю, как далеко я успела уйти, когда раздался выстрел, но одиночество, которое я почувствовала, тяжелым грузом легло на мои плечи.
Снова одинока в своем страдании.
Лекси
Было около одиннадцати, когда раздался стук в дверь. Молли выбежала из своей комнаты с пистолетом в каждой руке и твердым выражением лица. Когда она повернулась ко мне, то строго сказала:
— Иди в свою комнату.
Так странно выполнять приказы няни, особенно той, которая была вдвое моложе меня. Но я сделала, как она просила.
Раздался еще один стук, а затем:
— Лекси.
В ту же секунду, как я услышала его, я вылетела из своей комнаты, и Молли выглядела взбешенной, когда распахнула дверь и рявкнула:
— Ты не знаешь, как звонить?
Юлий стоял на крыльце, его челюсть была сжата, а глаза были прикованы ко мне.
— Хватай свое барахло.
Тон Молли стал взволнованным.
— Что происходит?
Юлий повернулся к ней.
— Ася Садык покончила с собой.
— Ла-а-адно, — протянула Молли. То, как она это произнесла, подсказало мне, что она его не поняла.
Я тоже не поняла.
— Звонил Лука, — пояснил он. — Сказал, что на записи с камер наблюдения видно, что Линг находится в помещении. Через десять секунд после того, как сучка уходит, Ася убивает себя. — Обращаясь непосредственно к Молли, он произнес: — Через несколько секунд после звонка Луки Амохо сказал мне, что потерял ее из виду. Мы не знаем, где она. — Его глаза нашли мои. — Я не говорю, что это так, но не могу гарантировать, что она не направляется сюда, Лекс, поэтому мне нужно, чтобы ты поехала со мной.
Моя рука взметнулась к горлу, когда я слабо произнесла:
— Куда?
— Куда-нибудь, где тебя никто не тронет, — вот и все, что он сказал. — Ана взвинчена. Я не могу присматривать за вами обеими.
И поскольку я была напугана до полусмерти, я позволила Юлию поднять моего спящего сына с кровати и повести меня, как послушное домашнее животное, которым я и была в данный момент.
Когда мы подъехали к особняку на северном побережье Сиднея, точнее, к Уорривуду, я разинула рот. Это был не Дарлинг Пойнт, но он все равно был чертовски огромен.
Мои губы двигались по собственной воле.
— Кто здесь живет?
Но Юлий не ответил. Он был слишком на взводе. Слишком сосредоточенный. Что, конечно, привело меня в ужас. И когда мы подъехали к высоким воротам охраны, Юлий опустил стекло и нажал кнопку на домофоне.
С другого конца раздалось:
— Юлий?
Юлий говорил спокойно.
— Открой ворота, Пав. Ты знаешь, что это я.
Ворота открылись, и Юлий в полной тишине выехал на длинную мощеную дорогу.
Пав.
Ах, черт.
Мы были в королевском замке, и я не была уверена, что Твитч обрадовался бы этому.
— Твитч знает об этом?
Юлий резко отрезал:
— Твитча здесь нет.
Все мое тело дернулось от грубости в его тоне. Это было так на него не похоже, что мои глаза расширились от шока, и я испуганно заморгала.
Святой ад.
Возможно, это не та предосторожность, о которой я думала. И когда Пав вышел из своего дома, выглядя мрачным в своем спортивном костюме, я подождала, пока Юлий откроет мне дверь, чтобы выскользнуть со своим сыном на руках.
Лука Павлович приблизился медленно, осторожно и заговорил также осторожно.
— Я знаю, что мы не с того начали, но я хочу заверить тебя, что здесь вы будете в безопасности. — Он взглянул вниз на моего спящего монстра у меня на руках, и когда он поднял руку, чтобы нежно погладить моего сына по голове, я позволила ему. — Вы оба.
— Спасибо. — Я не знала, что еще сказать.
— Пойдем внутрь, — сказал он тихо, чтобы не разбудить ЭйДжея. — Я покажу тебе вашу комнату.
Когда я повернулась к Молли, то увидела, что она осталась рядом с Юлием.
— Пойдем.
Но Молли опустила лицо, на мгновение устыдившись самой себя.
— Мне здесь не рады, Лекс.
— Да, — согласился Пав смертельно тихо. — Это так.
Что?
О, черт возьми, нет. Это неприемлемо.
— Ладно. — Я повернулась обратно к Луке и произнесла: — Я хочу поблагодарить тебя за предложение, но мы уезжаем.
Брови Луки сузились.
— Ты не можешь. Я этого не допущу.
Кем, черт возьми, он себя возомнил?
Я сохраняла свой тон ровным.
— Я не одна из твоих приспешников, Павлович. Ты не можешь указывать мне, что делать. И… — я повернулся к Молли, — … если Молли не рады, не думаю, что я хочу находиться здесь.
Подошел Юлий, выглядя чертовски раздраженным.
— Лекс, не говори херни.
Я развернулась к нему, разъяренная.
— А тебе лучше следить за своим тоном со мной, Юлий Картер. Не забывай, кто приветствовал тебя в своем доме и подверг свою семью риску ради тебя и твоих близких. — По крайней мере, у него хватило такта выглядеть смущенным. Я повернулась к Молли. — А Тама примет нас?
Ее лицо просветлело.
— Конечно. — Она уже вытащила свой телефон. — Позволь мне позвонить ему.
Лука выглядел явно взбешенным.
— Ты предпочтешь остаться с Н.Д.С., чем со мной? — он повернулся к Юлию и невесело пробормотал: — Какого хрена, брат? — когда Молли поднесла телефон к уху, Лука закатил глаза и ущипнул себя за переносицу. — Ладно. Все в порядке. — Его брови нахмурились, а губы сжались. — Она может остаться.
Я испытала огромное облегчение, и, держа сына на руках, нежно укачивая его, я искренне пробормотала:
— Спасибо тебе, Лука.
— Входите. — Он покачал головой, поворачиваясь к дому, и в его голосе звучало явное раздражение. — И поторопитесь.
Когда я уже уходила в своих тапочках с рисунком Пикачу, Юлий нерешительно заговорил:
— Я не сержусь на тебя, Лекси. Я зол на него.
Я повернулась к нему лицом, и когда это сделала, заметила усталость в его глазах. До этого момента мне не приходило в голову, что он, должно быть, чувствует прямо сейчас. Наши мужчины держались так, что редко можно было увидеть их слабости. И Юлий, казалось, был близок к падению.
Я тихо заговорила.
— Я тоже хочу, чтобы она умерла, милый.
Боль превратила меня в воина. Обида сделала меня острой по краям. Любовь вытеснила из меня страх.
Линг умрет. Это был только вопрос времени, когда карма наконец настигнет ее. И после всего, что она сделала с моей семьей, я хотела смотреть, как шлюха истекает кровью, пока ее вены не высохнут.
Линг
— Что, черт возьми, с тобой не так, Линг?
Мой брат сидел в изножье моей кровати, когда я вошла в свою комнату. Он казался взбешенным. Это было необычно. Ван был моим самым большим поклонником. Он думал, что я повесила эти гребаные звезды.
Я едва заметно дрогнула, проходя мимо него, направляясь в ванную комнату.
— Что у тебя в заднице?
Умывшись и раздевшись, я вышла в своей шелковой пижаме, но чистая ненависть, которую источал Ван, заставила меня остановиться на полпути.
Странно.
Да. Это было определенно странно.
И когда он встал и заговорил, это прозвучало как рычание. И от этого рычания у меня в голове пронеслись всевозможные образы.
— Я сказал тебе не покидать эту гребаную комнату, но ты приходишь и уходишь, когда тебе заблагорассудится. И к черту то, что само твое присутствие на улицах делает с твоей семьей.
О, да. Он взбешен.
Мой прекрасный брат был зол на меня.
О, нет. Мне это не нравится.
— Ван, — медленно начала я, нахмурив свой изящный лоб.
— Нет, — прорычал он, и когда я сделала шаг назад от него, его лицо стало безэмоциональным и тон почти такой же. — Это была ошибка. Я думал, ты была готова, но это не так. — Он сделал глубокий вдох. — Именно поэтому мы решили, что ты больше не будешь руководить Драконами. — Я разинула рот, а он продолжил. — Голосование состоялось. Я беру управление на себя, Линг.
Я моргнула, глядя на него, мой живот свело от подавляемого гнева.
Какой мудак.
Держась как королева, которой я и была, мое лицо оставалось пустым, когда я заявила:
— Мятеж, Ван? — из меня вырвался тихий смешок. — Серьезно?
Но Вана, которого я любила, не было видно. Вместо этого его место занял придурок Ван.
— Называй это как хочешь. Я уже начал устранять последствия. — Его холодный взгляд крепко удерживал меня. — Мне никогда не следовало тебя слушать. Но это моя вина. Я доверял тебе, а мне следовало бы знать лучше.
Его слова глубоко ранили меня.
Ублюдок.
Паника вспыхнула во мне.
— Ван, подумай об этом.
— Подумал. — Он кивнул. — Решение осталось прежним. — Он оглядел меня с ног до головы. — Так жаль, что ты оказалась такой, Линг. Ты превратила нас из одной из самых известных и пользующихся доверием фирм в Южном полушарии в свои личные игрушки, обращаясь с нашими сотрудниками как с детьми, а затем наказывая их, когда они плохо себя ведут. Наша репутация пострадала из-за твоего командования. Боюсь, твое отношение «мне похрен» обошлось нам дороже, чем ты того стоишь.
Что за херня?
Он никогда не разговаривал со мной в таком тоне.
— Итак, вот что произойдет. — Он сделал шаг ближе ко мне, и я не доверяла миролюбию в его тоне. — Ты будешь сидеть здесь, в этой комнате, как кукла, которой ты была рождена, и ты будешь слушать все, что я скажу, потому что ты знаешь, что я преследую твои интересы.
Таков план? Он запирает меня, как умственно отсталую сестру?
Моя кровь начала закипать.
Он вообще знает, кто я?
— Ты больше не будешь иметь ничего общего с Драконами. Ты не увидишь их, ты не будешь с ними разговаривать. Ты даже больше не увидишь наших братьев, потому что я знаю, какой ты великий манипулятор. Когда придет время, ты будешь жить со мной в моем доме, где я смогу постоянно присматривать за тобой.
Мой гнев перерос в горячую ярость.
Он сделал еще один шаг вперед.
— И когда ты пригласишь меня в свою постель, — тихо проговорил он, — я приду к тебе.
Мое сердце забилось быстрее.
Ярость превратилась в белую и обжигающую.
Нет. Ничего из этого не будет.
— Мы ненормальные, Линг, и мне надоело пытаться быть тем, кем я не являюсь. Поэтому я решил перестать бороться с тьмой внутри меня и вместо этого принять ее. — И он улыбнулся так злобно, что я увидела своего отца в этой пустой усмешке. — Это довольно освобождающе. Я могу понять, почему ты живешь так, как живешь. Думаю, ты поймешь, что из меня получится приличный король. И, наедине… — еще один уверенный шаг ближе. — … ты можешь быть моей королевой.
Мои внутренности болезненно скрутило, и когда я опустила глаза, мой брат ошибочно принял мою позу за покорность.
Я услышала гордость в его голосе, когда он протянул руку, чтобы тепло коснуться моей щеки.
— Моя прелестная маленькая куколка.
Мы сами по себе были членами королевской семьи, но у меня было то, чего никогда не будет у моего брата. Упорство. Это было то, с чем ты рождаешься. Этому нельзя было научить. К счастью для меня, дерьма у меня было хоть отбавляй.
Играя роль, которую он очень явно хотел, чтобы я сыграла, я медленно протянула руку, чтобы погладить его лацкан, и, опустив глаза, тихо спросила:
— Пойдем со мной в постель?
Ван обнял меня, положив ладони чуть ниже поясницы.
— Ты хочешь меня, Линг?
Хотела ли я его Высочество?
Нет.
— Да, — тихо пробормотала я, и когда он повел нас к кровати, спокойствие, которое я редко чувствовала, разлилось по мне, излучая тепло в ситуации, которая ничем хорошим не закончится, независимо от того, как все обернется.
Подойдя к краю кровати, я провела рукой по его груди к животу и еще ниже, пока мои пальцы не остановились прямо под его пупком.
— Ложись.
Он сделал, как я просила, и когда я перелезла через него, то положила руки ему на грудь и оседлала его живот. Я наклонилась ближе, пока моя грудь не встретилась с его, и я могла чувствовать, как его сердце колотится в груди. Он был взволнован этим, нашим позором. Его сердце взывало к моему; оно билось для меня и только для меня, и я скользнула руками под подушку, прижимаясь к нему.
Глаза моего брата прикрылись от удовольствия, и я застенчиво улыбнулась в ответ.
— Ты уверен, что хочешь этого? Я опасная женщина, Ван. — Мой голос стал хриплым. — Как только у тебя буду я, ты уже никогда не будешь прежним.
От мягкой улыбки Вана у меня заболел живот, и когда он грубо произнес:
— Я люблю тебя, — я поняла, что он любил.
Он действительно любил меня.
Ван думал, что Драконы будут процветать при короле, но он не ценил то, что было у Драконов, когда они это имели. Я знаю, он думал, что поступает наилучшим образом, но он уже принимал ужасные решения, и, к сожалению, я этого не потерплю.
— Думаешь, Драконам нужен король, брат? — сладко спросила я, оставляя дорожку поцелуев вдоль его подбородка.
— Да, — проворчал он, когда я провела языком по его подбородку.
Хотела ли я своего брата?
Я многого хотела.
Я хотела, чтобы он понял меня.
Я хотела, чтобы он осознал свою ошибку.
И больше всего я хотела, чтобы он умер.
Поцеловав его в щеку, я проговорила в его шершавую кожу:
— Мой прекрасный брат, ты был солнечным светом в моей тьме. Ты подхватывал меня каждый раз, когда я падала, и я благодарю тебя за это. Но мне нужно, чтобы ты услышал меня сейчас, и услышал хорошо. — Мои губы были в миллиметре от его губ, я посмотрела Вану в глаза и злобно прошептала: — Я гребаный король.
Его глаза расширились, когда я села, вытаскивая охотничий нож из-под подушки, подняла его над головой, и когда я опустила его ему на грудь, мои губы скривились. Удивленный звук, который он издал, когда двадцатисантиметровое лезвие вошло в его тело, был музыкой для моих ушей. Я механически опускала его снова, и снова, и снова, и каждый раз, когда нож скользил в него, из его рта вырывался хрипящий звук. Влажное тепло брызнуло мне в лицо, в глаза, но я не осмелилась их закрыть. Мне нужно было увидеть точный момент, когда свет померкнет в его глазах.
Я считала каждый удар.
Моя твердая рука успокоилась, только когда я дошла до шестидесяти трех, а грудь Вана стала похожа на мясной фарш.
Мои белые покрывала теперь окрасились в красный цвет. Я откинулась на изголовье кровати и поджала губы, глядя сверху вниз на своего брата, слегка задыхаясь. Он хрипел и кашлял, и когда его тело затряслось, я взяла охотничий нож и медленно облизала лезвие. Когда я сделала это, наши глаза встретились.
Выражение его лица было равной смесью шока и боли, но мне было абсолютно насрать.
— Прости, Ван, но, думаю, ты уже понял, что мой ответ на все, что ты только что предложил… — я помолчала секунду, мое лицо потемнело, и я медленно проговорила: —Нет.
Он открыл рот и попытался заговорить, но все, что получилось, был тошнотворный булькающий звук.
Мне следовало просто перерезать ему горло, но я не хотела этого. Я хотела посмотреть.
— Все могло бы сложиться по-другому. Ты же знаешь? — когда он не ответил, потому что не мог, я взяла его голову в свои руки и медленно кивнула. — Я не хотела этого делать. — Я обхватила ладонями его щеки, а он хватал ртом воздух. — Но наши интересы столкнулись, и одному из нас нужно было уйти. И уж точно, черт возьми, это не я, Ван. Ты же знаешь, я слишком эгоистична, чтобы делиться тем, что принадлежит мне. — Его хриплое дыхание стало слабее. — Это то, что делает меня хорошим лидером. Никто не в безопасности, Ван. Никто. Думаю, я пытаюсь сказать… — я крепко держала его, пока он делал короткий, прерывистый вдох. Выдоха так и не последовало. И когда я опустила его голову, я моргнула, глядя на свои окровавленные руки. — … да здравствует король.
Тишина начала давить на меня, пока мои действия повторялись в голове.
Я никогда больше не смогу править. Когда станет известно, что здесь произошло, моя жизнь будет под угрозой. Лука Павлович лично всадит мне пулю между глаз.
Потому что это то, что вы сделали бы с больными животными.
Помогли бы им уйти.
Я думала о том, что теперь делать, но на ум пришел только один вариант.
Если я ухожу, то сделаю это с шиком. И когда я, наконец, взорву свою бомбу, взрыв будет ощущаться повсюду. Я сотрясу каждое гребаное окно в этой городской дыре.
Кровавая ухмылка растянулась на моих губах, когда я соскользнула с кровати и вышла из комнаты, босая и выкрашенная в красный цвет.
ДА. Они почувствуют. Я позабочусь об этом.
Бум, суки.