Лекси
Я смотрела дневные новости в полной тишине.
«Фигура преступного мира Линг Нгуен, матриарх печально известной вьетнамской банды «Летающие драконы», приобрела в собственность скандально известный ночной клуб «Крест» в Дарлинг-Харбор», — сказал репортер.
Я держала руку на животе, а другую подняла к горлу, пока слушала дальше.
«Репутация «Креста» с годами испортилась, и теперь он известен как место встречи преступников и головорезов. В прошлом году там были убиты девять человек, в то время как ошеломляющее количество людей, а именно сто три человека, получили серьезные ранения на территории клуба, и полиция сбита с толку продажей».
На экране появился сержант полиции, который разговаривал с репортерами.
«Если мисс Нгуен здесь для того, чтобы вести законный бизнес, ей не о чем беспокоиться. Тем не менее мы будем проявлять особый интерес к происходящему в этом месте».
О Боже.
Это было нехорошо.
Мой телефон начал звонить. Я посмотрела на экран и сразу же ответила.
— Юлий, ты видел это?
— Смотрю прямо сейчас. — Он сделал паузу, затем произнес: — Я позабочусь об этом. Не говори ни слова Ане.
Позаботится об этом.
Позаботится о Линг.
Мой желудок скрутился, а губы приоткрылись. Не имело значения, как далеко эти люди пытались уйти от своего прошлого, оно всегда преследовало их. Хотела бы я, чтобы им была дана мирная жизнь, о которой они мечтали. К сожалению, было пролито слишком много крови, и их мир работал иначе.
Не то чтобы она этого не заслуживала. Линг была причиной того, что Ана оказалась в руках сумасшедшего. Линг была причиной того, какой сломленной женщиной Ана стала сегодня.
Да, она заслуживала смерти, и я быстро решила, что меня это устраивает.
— Хорошо. — Я облизала губы, не отрывая глаз от телевизора. — Делай то, что тебе нужно сделать.
— Послушай, — тихо сказал он. — Не думаю, что она настолько глупа, чтобы делать что-то средь бела дня, но… — он колебался. — Я поговорю с Молли. И ты скажи ей, чтобы она была бдительна.
Я нахмурилась. Одной мысли о том, что Линг будет рядом с моим сыном, было достаточно, чтобы свести меня с ума от беспокойства. Этого было достаточно, чтобы сделать меня жестокой.
Пусть только попробует приблизиться к моему ребенку.
Она понятия не имела, на что способен человек, когда речь идет о безопасности его ребенка.
Юлий рассказал мне о неестественной одержимости Линг ЭйДжеем, о том, как она открыто плакала из-за того, что я его мать, а она осталась без чего-либо от Твитча. Она была безумно ревнива, и это делало ее опасной — не то чтобы она не была такой раньше — и это было самой тревожной частью. Какой бы безумной она ни была, не было ничего, чего бы она не сделала, чтобы получить то, что хотела. Пока она была далеко-далеко, это не было проблемой. Но сейчас она была здесь, в Сиднее, а это означало неприятности.
Если бы мне пришлось выбирать между жизнью Линг и безопасностью моего сына, Линг каждый раз проигрывала бы. Это был простой факт.
Слова, которые я произнесла, были твердыми и непреклонными.
— Позаботься о ней, Юлий.
— Оставь это мне. Не волнуйся, — произнес он самоуверенно, а затем тихо вскипел: — Считай, эта сука уже покинула нас.
Он говорил так уверенно, прежде чем повесить трубку.
Так почему же я не почувствовала себя лучше?
Позже той же ночью я услышала шум.
Вздрогнув, я проснулась и, задыхаясь, побежала по коридору, чтобы найти Молли, которая держала ЭйДжея подальше от окна.
Открытое окно.
ЭйДжей боролся с хваткой Молли и, вытянув руки, сонно кричал:
— Папа, вернись!
Именно тогда я посмотрела вниз на руку Молли, руку, которая держала пистолет, и я вздрогнула, бросившись к окну. Задыхаясь от страха, я выглянула наружу, но ничего не увидела.
Не было никаких признаков чьего-либо присутствия. И я вдруг обрадовалась, что попросила Молли спать в комнате, смежной с комнатой моего сына.
Мы с Молли обменялись испуганными взглядами.
— Папа! — крикнул ЭйДжей на этот раз громче, и тревожной потребности в его голосе было достаточно, чтобы мои руки покрылись мурашками.
Но там никого не было.
***
Твитч
Было поздно, и я не должен был быть там, где был, но после ссоры с сестрой мне нужно было увидеть моего мальчика.
Мысли о том, что меня будут держать подальше от него, было достаточно, чтобы заставить меня потерять свой гребаный разум, и мне было все равно, что думает Аманда. Этого не будет.
Если бы я был честен с самим собой, то, возможно, признал бы, что был здесь, доказывая свою точку зрения.
Кому?
Хрен его знает. Думаю, по большей части себе самому.
Натянув капюшон на голову, я вышел на улицу в темноту ночи, засунул руки в карманы и совершил короткую прогулку к дому. Я положил руки на оконное стекло и медленно толкнул его, прислушиваясь к легкому скрежету, пока оно поднималось. Без единого звука я забрался внутрь, и в тот момент, когда я увидел его маленькую спящую фигурку, путы, стягивающие мою грудь, ослабли.
Ноги бесшумно понесли меня к сыну, и я опустился на колени у его кровати, наблюдая за ним в лунном свете, нежно поглаживая его волосы. Он сонно моргнул, и я улыбнулся, прошептав:
— Привет, приятель.
— Папа. — Он зевнул, затем пробормотал: — Я скучал по тебе.
Он был моим сердцем.
— Я тоже скучал по тебе. Не мог дождаться, когда увижу тебя, поэтому решил навестить.
Именно тогда глаза ЭйДжея распахнулись.
— Папа, ты знал, что у тебя есть сестра?
Я шикнул на него, глядя в сторону двери.
— Тише, ЭйДжей.
— И у тебя тоже есть отец. Тетя Аманда сказала, что однажды я с ним встречусь. И я должен называть его Нонно Тони, но…
Мое сердце забилось быстрее.
— ЭйДжей, приятель, мне нужно, чтобы ты говорил тише.
— …я не знаю, что это значит. И она подарила мне часы. Не такие, как у тебя, другие, папа. — Он выдвинул ящик с нижним бельем и, ухмыляясь, вытащил их. — Видишь?
Черт меня побери, он слишком шумный.
Я приложил палец к его губам.
— Тихо, приятель, или папе придется уйти.
— Нет. — Его лицо вытянулось, а губы начали дрожать. — Ты всегда уходишь. — Он умоляюще посмотрел мне в глаза. — Останься со мной. Пожалуйста.
Это был скрип или мне что-то послышалось?
Прошептав, я встал и быстро побежал:
— ЭйДжей, мне нужно идти…
Мой маленький мальчик закричал:
— Нет, папа. — Затем его лицо сморщилось, когда он заплакал. — Ты всегда уходишь!
Бл*.
Мое сердце бешено колотилось.
— …но я люблю тебя. — С этими словами я выпрыгнул из окна и побежал так быстро, как только мог.
Когда я бежал, то услышал его.
— Папа, вернись!
Затем тихое женское:
— ЭйДжей, что случилось? Поговори со мной.
Я сглотнул комок в горле.
Именно тогда я услышал его отчаянный крик.
— Папа! — и от этого, бл*дь, у меня мурашки побежали по коже.
Нет.
Это было плохо.
И когда все это превратилось в дерьмо, мне некого было винить, кроме себя.
***
Лекси
— Не похоже, что кто-то вломился, — произнес Хэппи, осматривая окрестности дома. Он обернулся и спросил: — Ты уверена, что ЭйДжей не трогал сетку от мух?
Уставшая и встревоженная, я обхватила себя руками.
— Я не знаю. Он расстроен. И не хочет со мной разговаривать.
— И ты сказала, что он звал Твитча?
Я устало кивнула, но Хэппи ничего не ответил.
Что за ночь.
Я так и не смогла снова заснуть после этого инцидента. И кто мог бы винить меня?
Панические крики ЭйДжея были предметом моих ночных кошмаров.
Когда Хэппи повернулся ко мне, он пожал плечами и сказал:
— Я не знаю, что тебе сказать, детка.
— У него… — я сморгнула внезапный прилив слез и попыталась снова, мой голос был грубее наждачной бумаги. — Думаю, у него галлюцинации, Хэппи.
— Нет. — Хэппи нахмурился, шагнул ко мне и положил руки мне на плечи. — Лекси, у него не галлюцинации. — Его лицо смягчилось, и он вздохнул. — Он просто так отчаянно нуждается в отце, что пытается создать собственные воспоминания о нем. Вот и все.
— Тебя там не было, — прошептала я. — Ты его не слышал. То, как он кричал. — Я закрыла глаза и задрожала. — Это было ужасно.
Когда Хэппи продолжил сочувственно растирать мои руки, я вздохнула и шагнула к нему, прижимаясь лбом к его груди, ища утешения. Он держал меня столько, сколько мне было нужно, потому что Хэппи был отличным другом.
Прошло долгое время, прежде чем я посмотрела на него, прямо глаза, и заявила:
— Я хочу, чтобы на его окне были решетки.
Без колебаний он заговорил:
— Я сделаю несколько звонков.
И вот так просто я снова смогла дышать.
***
Твитч
— Ты облажался, — сказал Хэппи, входя в дом.
Я ничего не сказал, потому что, по правде говоря, знал, что он прав.
Он стоял передо мной, закрыв глаза и вытягивая шею из стороны в сторону.
— Завтра я ставлю решетки на его окна.
Ублюдок.
У меня внутри все сжалось.
Проклятие. Я действительно все испортил. И это стоило мне времени, проводимого с моим сыном.
Бл*дь. Ненавижу свою жизнь.
Услышав мой долгий вздох, Хэппи поднял голову, чтобы посмотреть на меня.
— А чего ты ожидал? Ты входишь в ее гребаный дом, как будто он тебе принадлежит. Это был только вопрос времени, когда ты переступишь черту, как ты это делаешь, и вляпаешься в дерьмо. Но знаешь, что меня бесит? — я молча стоял, слушая, а он, прищурившись, смотрел на меня. — Ты не берешь на себя вину за это, и ты заслуживаешь того, что происходит. Вместо этого ты оставляешь гребаного пятилетнего ребенка брать на себя ответственность за твои испорченные игры.
Я не играю в игры. Я просто хочу быть со своим сыном.
Моя челюсть сжалась, но я ничего не сказал.
Хэппи накинулся на меня.
— Ты такой чертовски эгоистичный, и в результате твоему мальчику, вероятно, придется поговорить с психиатром. Ты знаешь, что произойдет, когда они не смогут найти причину его галлюцинаций? — его взгляд был пронизывающим. — Они будут лечить его лекарствами, потому что ни один здоровый мальчик не видит своего мертвого отца, разгуливающим по улице, Твитч.
Мой желудок скрутило.
Моему мальчику никто не даст лекарств. Только, бл*дь, через мой труп.
Неужели он не понимает?
ЭйДжей был моей новой зависимостью. Я нуждался в нем.
Я нуждался в своем сыне больше, чем в ком-либо другом. Он вдохнул в меня жизнь почти так же, как его мать, и если я не мог получить ее, я нуждался в нем.
— Тебе нечего сказать? — Хэппи ждал, но я ничего не говорил.
Какой в этом смысл?
Он не мог понять. Даже близко.
Хэппи кивнул.
— Хорошо. Что ж, я просто пришел сообщить тебе, что твои игры окончены. — Прежде чем уйти, он посмотрел мне прямо в глаза и пробормотал: — Держись от него подальше, Твитч. На данный момент, просто… — он сокрушенно выдохнул, — держись подальше.
Когда он ушел, и я остался наедине со своими мыслями, я задался вопросом, насколько сильно бы рискнул, чтобы увидеть своего сына.
Ответ вскоре стал ясен.
Я бы рискнул всем.
***
Лекси
Это был безмолвный день в нашем доме, что само по себе было редкостью.
Я не знала почему, но ЭйДжей был зол на меня. Или, по крайней мере, я так думала, пока не увидела ярко-красную циннию на своей тумбочке. С грустной улыбкой я подняла цветок и поднесла к губам, запечатлев легкий поцелуй на его мягких лепестках, прежде чем подойти к комнате моего ЭйДжея и остановиться в дверном проеме.
Я знаю, что он слышал, как я подошла, но он не посмотрел на меня, а просто продолжал смотреть в окно через решетку, которую установили.
Мое сердце болело, когда я видела его таким.
Что происходит с моим счастливым маленьким мальчиком?
С каждым днем мой сын становился все более и более взволнованным, и из-за невозможности точно определить причину я была несчастна.
— Спасибо за цветок.
Он даже не удостоил меня взглядом.
— Я не дарил тебе его.
Мои брови нахмурились, когда я осторожно покрутила циннию между пальцами.
— Тогда откуда он взялся, малыш?
Он колебался.
Беспокойство во мне возросло в десять раз.
— Детка?
Он неохотно, но заговорил, и когда заговорил, то это был тихий шепот.
— Папа оставил это для тебя.
Ладно, знаешь что?
Я была терпеливой женщиной, но с меня было достаточно.
Ритм моего сердца ускорился. Я уронила цветок, вошла в его комнату и опустилась перед ним на колени.
— ЭйДжей, папы больше нет.
Мой сын выглядел усталым.
— Нет, это не так.
Воздух вокруг меня сгустился, стало трудно дышать.
— Да, это так, детка. — Я взяла его лицо в свои руки и твердо сказала: — Он ушел, и он не вернется. Он не может.
И ЭйДжей улыбнулся так безмятежно, что волосы у меня на затылке встали дыбом.
— Папа не ушел навсегда, мамочка. Вот увидишь.
Это было уже слишком.
Мое дыхание стало тяжелым, я крепко сжала его маленькие ручки и повысила голос.
— Достаточно! С меня хватит. Я знаю, тебе грустно, но…
ЭйДжей выглядел смущенным.
— Я не грущу.
— …это уже слишком. Прекрати. Больше никаких разговоров о папочке. — Мой голос дрогнул. — Он покинул нас.
Но сын просто улыбнулся и покачал головой.
Все мое тело было словно охвачено огнем. Я не могла дышать. Не могла видеть сквозь жгучую пелену в глазах.
Мое сердце разрывалось на части.
Именно тогда я нанесла последний удар. Дрожа, я слегка потрясла сына, сморгнула слезы и закричала:
— Папа мертв, ЭйДжей! Он мертв, и он никогда не вернется! — мой голос сорвался. — Никогда!
Видеть, как мой сын смотрит на меня так, как он смотрел, было ужасно, и в тот момент, когда я отпустила его, его губы начали дрожать. Его глаза наполнились слезами, и когда его лицо осунулось, я хотела умереть медленной, мучительной смертью, потому что это было то, что я заслужила. Он опустил подбородок, его плечи затряслись, и я прислушалась к его едва слышным крикам.
Я была чудовищем. Ужасным человеком. И в тот момент я почувствовала себя ниже самого мерзкого подонка.
Тихо плача, я наклонилась и подняла своего сына, прижимая его к себе, как спасательный круг, которым он и был. Его руки обвились вокруг моей шеи, и все мое тело затряслось от тяжести нахлынувших эмоций. Я проводила его до своей комнаты и положила на кровать, скользнув рядом с ним.
Не знаю, как долго мы так лежали. Казалось, прошла целая вечность.
Он моргнул на меня сквозь мокрые ресницы и сказал:
— Не плачь, мамочка. — Его маленькие губы задрожали, когда он выдавил: — Мне очень жаль. — Он приложил маленькую ладонь к моей щеке, вытирая там влагу, и, делая это, прошептал: — Я больше не буду говорить о папочке.
ДА. Я действительно чудовище.
Мне потребовалось мгновение, но я тихо произнесла:
— Прости, что накричала. — Когда он перевернулся и прижался ко мне, я крепко обняла его, покрывая нежными поцелуями его затылок. — Ты можешь поговорить о папе. — Я была рада, что он не смотрел на меня; так он не мог видеть отчаяния, написанного на моем лице. — Говори о нем столько, сколько захочешь, малыш. — Оставив, еще несколько поцелуев на его сладко пахнущей яблоками макушке, я закрыла глаза и тихо прошептала: — Мне так жаль, что я накричала.
Он выпотрошил меня, но если бы это было то, что ЭйДжею было нужно прямо сейчас, я бы отдала ему нож.