— Ну, и дальше? — заторопил его Валерий.
— А дальше я пошел провожать ее. — Эль-К бросил на нас с Валерием взгляд, значения которого я не понял. — Домой она идти отказалась, я повел ее снова к Алине… нет, тьфу!.. к Алисе!.. Вот и все!.. — прибавил он не совсем уверенно, как мне почудилось.
— Все? — разочарованно протянул Валерий. — Но позвольте, ваш рассказ ровным счетом ничего не опровергает! Тем более если Марья Григорьевна, как высказали, возможно, успела все-таки забежать на ВЦ вторично. На чем, простите, основано ваше убеждение, что она забежала туда вторично, перед тем как вторично прийти к вам?
— Ах, отстаньте вы от меня с вашими «опровергает — не опровергает»! — схватился за голову Эль-К. — Заходила она туда или не заходила, это не играет никакой роли, вы слышите!
— Ваша субъективная уверенность… — начал было Валерий.
— Прекратите! — Эль-К от ярости даже покрылся пятнами. — Это не субъективная уверенность! Язнаю. Я знаю, вы это понять можете или нет?..
— Что вы знаете?! — опешили мы с Валерием. Несколько секунд Эль-К зримо колебался, затем безнадежно махнул рукой.
— А, теперь все равно! — Он тяжело дышал. — Я знаю, кто это сделал!
— Кто?! Что сделал?! Поджег машину?! — повскакали мы с мест.
— Да, — кивнул он. — Когда я провожал Марью, мы встретили его. Марья-то, впрочем, его даже и не заметила, да и я не подал виду, что заметил… Но он, конечно, понял, что я его засек…
— Да кто же это, Эль-К?!
Эль-К быстро оглянулся по сторонам, так, как будто преступник мог его услышать и выскочить с ножом откуда-нибудь из-за портьеры.
— Это Лелик… Сорокосидис… — произнес он одними губами.
— Лелик?!!
— Да, Лелик, — сжался он от нашего крика. — Только тише, прошу вас… Соседи, вы понимаете, они и так уже…
— Подождите, Эль-К, бог с ними, с соседями… Но какэтовозможно?! Откуда взялся Лелик?! Почему вы решили, что именно он?..
— Ах, поверьте мне, это так, — затосковал Эль-К. — Я его, как говорится, «вычислил»… — (Слабый виноватый смешок.) — Я ведь за ним наблюдал давно. Он ведь тоже представлял собою один из «параметров» в моем эксперименте.
— Нет, это у меня в голове не укладывается! — сказал я. — Он, конечно, тип крайне подозрительный, делец, авантюрист и все такое прочее, но не преувеличиваете ли вы, Эль-К?..
— Нет! — отрезал он. — Я ведь сошелся с ним давно из-за марок. Но я тогда же еще обратил внимание, что он только марками свое поле деятельности ограничивать не намерен. И не ограничивает. Он — как современные американские капиталисты, которые стремятся вкладывать деньги в различные отрасли: и в игорные дома, и в телевидение, и в строительство. Я с ним и познакомился поближе как раз в тот момент, когда он искал возможность расширить сферу своих спекуляций. И он ко мне-то и прилип не только потому, что видел во мне некоторое, так сказать, социальное для себя прикрытие — мой авторитет в филиале и тому подобное ему нужны были, — но и потому, что надеялся, что я окажусь своего рода каналом для его коммерческой экспансии. Он мне предлагал и с живописью, — Эль-К показал на стены, — кое-что провернуть, купить-продать какие-то картинки (благодаря ему я действительно несколько неплохих вещей приобрел), и к нумизматике моей интерес проявлял. — (Я, кажется, не упомянул, что Эль-К коллекционировал и монеты.) — А когда Маша свою пресловутую машину продать собиралась, то Лелик первым свои услуги предложил… Нет-нет, он не разбрасывался, это я разбрасывался, менял одно увлечение на другое, — перебил он сам себя. — А он именно что искал возможностей для увеличения оборота, чтобы капитал не лежал мертвым грузом… И вот когда я занялся своим экспериментом, особенно когда решил, что эксперимент необходимо вести активней, вот тогда мне и пришла в голову мысль, что Леликовы устремления тоже могут пригодиться, что подключение Лелика будет в какой-то мере способствовать обострению ситуации. Я еще и не знал даже, как именно будет способствовать, но уже начал играть, разговорил Лелика, сказал ему: «А почему бы вам не попробовать применить свои таланты в сфере компьютеризации (то есть ВЦ)?..» Нет, не подумайте плохого, в явной форме я, конечно, только мог бы посочувствовать ему, что вот, мол, в секторе у Опанаса Гельвециевича нет продвижения, я, мол, попробую помочь, поговорю с Иваном, может, он возьмет к себе, на административную работу, там будет вольготнее… Но ему больше ничего и не надо было, он меня понял с полуслова. Фактически я его спровоцировал, конечно… Что вы на меня так смотрите?!
— Спровоцировали? В каком смысле?..
— Да что вы строите из себя невинных девочек?! — повысил он голос. — Я же фактически знал, что пустить его к бухгалтерской отчетности, к деньгам, к материальным ценностям — это все равно что щуку в море! И он знал, то есть знал, что я знаю, знаю об этом… Разумеется, меж нами никогда ни слова на эти темы не было произнесено, нет-нет, он, разумеется, ни во что меня не посвящал, а я в его дела не совался, нет-нет! Но я был убежден, что он какие-то операции там проворачивает наверняка. Какие? Нет, это мне неизвестно. Но я, например, несколько раз подвозил его в город, в областной центр, я знаю, что у него там такие обширные знакомства, причем среди публики самой разнообразной, что вам и не снилось!.. Материалы какие-нибудь сбывал, я так полагаю. Впрочем, откроюсь уж до самого конца: я соврал, сказав, что меж нами никогда ни полслова… это не совсем так. Порою шуточки кое-какие меж нами были. Он после перехода на ВЦ, например, не раз свою признательность выражал, называя меня иронически «благодетелем», смеялся: «Эх, научить, что ли, вас, мой благодетель, деньги делать?..» Я как-то спросил его, почему он себе автомобиль не купит, боится разбиться, что ли, или денег жалко? А он в тот же миг отвечает: «Да, боюсь разбиться, вы правы, мне есть что терять, особенно теперь благодаря вам». Вот видите, все это ерунда, конечно, спроси я его, что он имеет тут в виду, так он посмеялся бы только, сказал бы, что, дескать, благодаря мне стал получать на пятьдесят рублей больше, и все тут… Не раз он острил также и по поводу того, с какой это стати я его благодетельствую. Догадывался, что это неспроста, не верил, когда я говорил, что хочу всего-навсего насолить своему другу из черной зависти. Но, конечно, дойти до сути моего замысла он был не в состоянии… И перед концом, то есть когда история стала близиться к завершению, он тоже сперва все острил, в том духе, что я, дескать, не столько благодетелем его оказался, сколько погубителем. Я и заметил, что развязка назревает, прежде всего потому, что он стал приходить и жаловаться: «А плохо дело-то. Выручайте. Не оставьте в беде», — тоже сначала с шуточками да со смешочками. А я, в свою очередь, тоже пошучивал: «Запутались? Ага, понимаю: Копьев хочет отчетность на машину перевести. Она у вас не совсем в порядке, а математики уже программу расписывают! М-да, действительно, плохи дела ваши. Выведут вас на чистую воду…» Вот после одного из таких разговоров я и предложил на ученом совете — помните? — Лелика главным администратором сделать. Не прошло… И я почувствовал, что он занервничал уже не на шутку, задергался, заметался: «Что делать? Что делать?! Подскажите! Вы же умный человек, ученый, а я в этой проклятой технике не разбираюсь». Это, как я понял, он допытывался, можно ли на машине что-нибудь так напортить, чтобы она надолго вылетела из строя. Закралась ему, значит, такая мысль в голову… Да, я думаю, он там и портил по мере сил, портил вместо меня, но и машина работала уже надежно, быстро восстанавливалась… Я же только смеялся, веселился от души, на него глядя, с нетерпением следующего его визита ждал. Вот как-то прибежал он, смотрю: ого, это уже настоящая паника! Знаю, в чем дело: Иван первый вариант своей бухгалтерской программы запустил, и я-то понимаю, что это лишь первый вариант и до конца еще очень даже далеко… но Лелик-то этого не понимает, он-то думает: все, катастрофа!.. Я ему и говорю тогда бодрым тоном: «А что вы долго размышляете? Вы действуйте по старинке — огонечку, и все тут!.. И концы в воду! Хе-хе-хе-хе! И запалите-ка с четырех сторон, не мудрствуйте лукаво… Хе-хе-хе-хе!»
— Виктор Викторович! — ужаснулись мы с Валерием.
— Что «Виктор Викторович», что?! — окрысился он. — Я же говорю вам: все это были лишь шутки! Такой меж нами был принятстиль! Я не знал ничего, я мог только чувствовать, предполагать! Я и теперь ни-че-го не знаю! Я только пред-по-ла-гаю! Ясно вам это или нет? Ни-чего!.. Я только случайно видел однажды, примерно за неделю до пожара, как он в областном центре из керосиновой лавки выходил, а я на машине мимо ехал… Нет, вру, если по правде, то я его сам до центра подвез, высадил, направление, куда он двинулся, засек, а потом боковыми переулками наудачу опять на ту же трассу выскочил, гляжу, нет его… я осторожненько тронулся и гляжу, он из керосиновой лавки выходит. Меня не заметил. Я подождал и в лавку зашел. Керосину там не было, да Лелик и выходил с обычным своим портфелем, не с бидоном, да и ему глупо было бы бидон керосина за сорок километров везти… Но вот свечки, хозяйственные свечки там продавались! Я же, однако — повторяю вам в сотый раз, — не знаю, точно ли он покупал эти свечи, и у продавщицы я не спрашивал: что, дескать, у вас только что покупал джентльмен в кожаной шляпке и с чарли-чап-линской походочкой? Хотел спросить, но не спросил! И с Леликом я на эту тему больше не разговаривал… как и он со мною… Я лишь на последнем ученом совете, вы помните, не удержался, бросил фразочку насчет того, что, мол, от копеечной свечки Москва сгорела… и видел, какова была на это реакция Лелика. А вы обратили внимание на это?..
Я вспомнил подсмотренную мною сцену на лестнице в перерыве и кивнул. Валерий сидел с отвисшей челюстью.
— Япредполагаю, он сделал это так, — продолжал Эль-К. — Там на складе был один из люков под фальшпол, остался с тех пор незаделанным, когда на том месте находились стойки. Лелик, кончив с вами игру в преферанс, зашел к себе, потом еще несколько раз входил и выходил, пока охран-ница не задремала или же не запуталась окончательно, здесь он или уже ушел. Потом дождался у себя в каморке, пока все разойдутся, открыл люк, забрался под фальшпол — под ним же по всему залу ползать можно. Вот он всюду свечечки-то и расставил… Там, под фальшполом, полно мусору-стружек, деревянных обломков и обрезков полно еще осталось от строительства, да и в щели проваливается, уборщица иногда для облегчения своего труда, чтоб мусор не собирать, люки приоткроет и мусор туда сметает, я сам видел. Бумагу с печатающего устройства туда тоже неоднократно запихивали… Лелик свои свечечки, я думаю, мусором обложил, бумагой, стружками, да и зажег. Прием старинный. А сам вышел — мимо спящей охранницы. А мог и в окно вылезти (мог, кстати, вначале уйти, окно оставив открытым, а потом в окно обратно влезть)… Подзадержался, наверное: сперва Марья, а за ней Иван появились, спугнули его, пришлось ему притаиться, полежать под фальшполом. Но то, что они туда так поздно приходили, было, конечно, ему только на руку… А уж потом, когда он вышел, мы с Марьей и наткнулись на него, он переволновался, наверное, дышал свежим воздухом, чтобы успокоиться, а может быть, нарочно петлял, чтобы следы замести, чтоб его не видели, как он со стороны ВЦ к дому подходит…
— Но… но… почему же… — едва мог вымолвить Валерий на все это.
— Опять «почему же»! — затрясся Эль-К. — Почему же я «не сообщил», вы это хотите спросить, да?! А вы подумайте сами, у вас должно хватить на это ума — что именно я должен был сообщить?! Что?!! Нет, вы подумайте сами: ну, допустим даже, я прихожу к вашему начальству и сообщаю… Что я сообщаю?! Что я проводил эксперимент?! Меня сочтут за психа… Что мы с Аеликом в течение года шутили, посмеивались друг над другом?! Меня сочтут за дурака… Какие у меня доказательства-то?! Что мне доподлинно известно-то?! Разве сейчас мало у нас по городку ходит идиотов, и у каждого своя версия?! Чем моя лучше?.. Но предположим даже, они меня послушают и им, Аеликом то есть, займутся, то… Ведь он же выкрутится, выкрутится, точно вам говорю! Вы не представляете себе этого человека! Он наизнанку вывернется, а от них ускользнет меж пальцев, точно вам говорю! Вы меня понимаете? Вы же его не знаете!.. А что тогда?!
Он вдруг явственно застучал зубами и должен был прикусить нижнюю губу. Перед нами вновь была дрожащая тварь, трясущаяся комнатная собачонка, нет — вовсе какое-то недосущество, нежизнеспособный мутант, тупиковый отросток в эволюционном развитии. Расширенный, будто после атропина, взгляд его блуждал по комнате, с предмета на предмет… и я, машинально прослеживая те точки, где он на мгновение фиксировался, внезапно все понял.
— Вы что, боитесь?! — спросил я его. — Боитесь…. Лелика?! И все эти замки и запоры — это от него?! А топор, молоток — это против него тоже?! А охотничьи приготовления? Вы держите ружье заряженным!.. Эль-К судорожно сглотнул.
— Он способен на все…
— Вы думаете, он опасается, что вы все-таки можете его выдать… пойти и рассказать… про свечечку и тому подобное?
— Он способен на все, — повторил Эль-К. — Не оставляйте меня… одного…
— Он угрожал вам… кроме того случая на лестнице в институте?
— Он пришел в первый раз позавчера днем… Нет, он ничего не сказал… но у него был такой вид, что я… Потом он пришел во второй раз, уже поздно вечером, и не один, а со своим дружком, я видел его однажды в областном центре, кошмарный тип, рецидивист. Они ломились ко мне, изображали, что просто гуляют, так сказать, но я-то знал, зачем они явились! Я не открыл им. К счастью, они переполошили соседей, соседка выскочила, пообещала вызвать милицию, они и смотались. Наутро я позвонил пораньше Ваське-слесарю… да вы помните его, да-да, тот самый… Он мне врезал замки, но у меня не остался, у него какой-то очередной доклад был на симпозиуме, ему надо было готовиться… да я и не мог ему объяснить, почему мне нужно, чтобы он у меня остался… И вот… только он ушел, Лелик опять тут как тут! Я снова его не впустил, он потоптался и от двери ушел, но, по-моему, он караулит меня где-то здесь во дворе — вы когда шли сюда, ничего не заметили? — он или его приятель, а быть может, и не один, быть может, вся их шайка здесь!.. Я провел ужасную ночь, глаз не сомкнул, все время прислушивался, не лезут ли через окно, они могли сверху по веревке… Но, видимо, высоко, не решились. А вот в замках ночью кто-то ковырялся, пробовал открыть… Вы знаете, у меня идея: что, если позвать Лелика с собой якобы на охоту и, только мы выйдем из городка, пристрелить его там? А?! Скажу, несчастный случай, зацепился за сучок, ружье само и выстрелило… Я готов отсидеть год, два, больше ведь за это не дадут, как вы думаете?.. Вот только плохо, если много их… Хотя я и не трус… хоть мало жизнь люблю… Ну хорошо, убью по крайней мере двоих, а потом уж пусть остальные — меня! Я готов… искупить свою вину перед Иваном, перед Марьей… И перед всеми!.. Я ахнул:
— Что вы, Эль-К, побойтесь Бога! Надо немедленно пойти к Кондраткову или к кому там еще и все рассказать. Я понимаю, вы не хотите, чтобы это было как донос. Но это и не будет ни в коей мере доносом, это необходимость, ведь тут уже попахивает уголовщиной! Верно, Валерий?!
— Нет! — рубанул по столу Валерий; глаза его сверкали. — Нет, нет и еще раз нет! Этого делать нельзя ни в коем случае! Виктор Викторович совершенно прав, онине поверят ему. Сочтут за психа или за дурака. У них не хватает фантазии. Это же чиновники. Пока их бюрократическая машина раскрутится и пока они доложат начальству, пока посовещаются, пока разошлют повестки, пройдет много времени. В конце концов они Сорокосидиса просто спугнут, он примет меры, чтобы уничтожить все улики, он улизнет и… кстати, может, конечно, и отомстить Эль-К! Такая возможность вовсе не исключена! — Как же быть? — растерялся я.
Валерий погрузился в раздумье, потер рукою лоб, вспомнил про верную трубку. Эль-К, что называется, на полусогнутых побежал в кабинет и принес нераспечатанную пачку голландского табачку.
Медленно и важно Валерий раскупорил пачку и набил трубку… План его уже созрел…
Валерий считал, что Лелику нужно устроить засаду. Эль-К должен придерживаться прежней тактики, то есть из дому не выходить и служить, таким образом, подсадной уткой, потому что сам Валерий будет постоянно наготове, в засаде, и когда Лелик совершит последнюю отчаянную попытку проникнуть в дом, чтобы «убрать» Эль-К, Валерий немедленно его схватит. Расположится Валерий здесь же, в квартире у Эль-К, в ближней ко входу комнате, в кабинете то есть. Но иногда будет выходить на рекогносцировку, чтобы не упустить из виду перемещений Лелика; будет выходить, переодевшись и загримировавшись (благо грим и различные театральные принадлежности у Эль-К дома имелись — для капустников и практикал джокс). Попытка ликвидировать Эль-К и станет решающим доказательством общей виновности Лелика. Начальство вынуждено будет всерьез отнестись к рассказу Эль-К. Лелику после этого уже не удастся выкрутиться. Сам же Эль-К, возможно, будет привлечен к суду «за подстрекательство» или же за «соучастие», но много ему не дадут; да и общественность вступится, поможет…
…Эль-К обнимал Валерия, повторяя, что готов понести наказание, искупить свою вину.
Я же, будучи профаном в такого рода делах, не мог оспаривать Валериева плана и внес лишь отдельные уточнения в диспозицию (как Валерию лучше мотивировать свое отсутствие на работе и т. д.). Я предложил также и свою помощь, но Валерий, сказав, что не имеет права подвергать меня риску, ее отклонил. Единственное, что он мне позволил, — это сходить для них в магазин и закупить на неделю продуктов…
Здесь, рассуждая теоретически, мне надлежало бы окончить свой рассказ и поставить точку: в аспекте последовательном мне больше нечего прибавить к сказанному выше, это практически вся информация, которой я располагаю; если у кого-то и возникнут какие-либо вопросы или пожелания относительно некоторых уточнений, пояснений и дополнений, я мог бы предоставить требуемое частным порядком.
Однако, постольку поскольку, как мне известно, мое повествование все равно уже вышло за рамки строго теоретического описания, то я понимаю: быть может, надо — раз уж так принято — сказать, что же произошло дальше.
Дальше, к сожалению, не произошло ничего особенного, уверяю вас.
Три дня я не находил себе места, поминутно отлучался с работы и из дому, чтобы тайком пройтись как бы невзначай мимо дома Эль-К или позвонить ему. Эль-К отвечал мне, что все в порядке. Лелик несколько раз звонил и дважды приходил, но он еще не дошел до кондиции, и они его не впустили, так что решающий момент еще не наступил. Во дворе же у Эль-К мне как-то раз удалось переброситься парой слов с Валерием, загримированным под дворника — в ватнике, с бородой и с метлой в руках. Валерий повторил, что «все нормально и Лелик уже на крючке»… После этого, однако, они запретили мне звонить и появляться возле дома: я своими звонками отвлекал их от дела, да и Лелик мог меня заприметить, он ведь тоже, конечно, все время вел наблюдение…
Оставшись без связи, я скоро потерял голову. Гнет неизвестности, тревога за друзей, сомнения в правильности избранного пути, принятого нами плана… все это разом будто навалилось на меня, закрутило, потащило… и буквально выбросило — напрочь не помню как — под самые двери Михаилы Петровича!..
Я выложил ему все, что знал. «Лелик?!! Да я его в порошок сотру!!!» — загремел Михаила Петрович, потрясая кулаками… и новый шквал, им произведенный, поволок меня по городским улицам.
Во дворе возле дома Эль-К нам с Михайлой Петровичем навстречу выскочил Валерий, загримированный на этот раз под точильщика, со станком на плече. «Все в порядке! — шепнул он нам. — А вы куда?!» — «Я тебе покажу „все в порядке!“» — взревел Михаила Петрович, зашвыривая походя драгоценное, взятое, должно быть, напрокат из магазина точило далеко в кусты…
У дверей Леликовой квартиры сгрудились соседи. «А жена-то его уже с месяц назад к сестре уехала, погостить…» — услыхал я. Пожилой милиционер уговаривал: «Расходитесь, граждане, расходитесь», — но, увидев Михаилу Петровича, козырнул, вытянулся и ступил в сторону. Вслед за Михайлой Петровичем мы с подоспевшим Валерием вошли в квартиру…