— П-пожалуйста, не надо, — промямлил пожилой мужчина, как только я отодвинула от его рта руку в перчатке.
— Осторожно, мистер Уильямс, — выдохнула я ему в ухо, продолжая прижимать лезвие к его горлу. — Сдвинетесь хоть на миллиметр, и вам станет сложно дышать.
— Мне нужно время, — взмолился он, дрожа от животного ужаса.
Я мрачно рассмеялась.
Все они так говорили.
— Как раз времени у вас было предостаточно. Мой отец не только дал вам несколько отсрочек, но и не потребовал неустойку, когда вы не уложились в срок. Но вы начали играть с ним в игры, Джон, — я чуть крепче прижала лезвие к его горлу. — Папочке не особо нравится, когда с ним играют.
— Я… п-прошу прощения!
— Да, — проворковала я, — готова поспорить, что просите. К сожалению, извинения не погасят за вас долги, и ваше время истекло. Не сомневаюсь, у вас уже возникли догадки о том, чем все закончится, верно?
— Нет… не надо. Половина денег спрятана у меня дома. Мне… мне просто нужна еще одна отсрочка и…
— Эх, неверный ответ, — я провела лезвием по губам Джона, немного надрезая их в уголках, и откинула его голову к своему плечу. Он смотрел на меня широко распахнутыми карими глазами, блестевшими от навернувшихся слез, только и ждавших возможности пролиться. — Почему грустим, мистер Уильямс? Разве вы не чувствуете облегчение от того, что избавитесь от долгов?
Он отчаянно замотал головой.
— Уверяю, вам стоит порадоваться. После того что вы сделали, я предлагаю еще и бонус. Давайте взглянем на ситуацию под другим углом. Если я вас не убью, за вами придет мой брат. А его методы… что ж, они в разы хуже. Теперь давайте поменяем хмурое выражение вашего лица, ладно? Вам ведь хочется выглядеть как можно лучше, когда Сатана примет вас с распростертыми объятиями, — удовлетворенно сообщила я и, проведя острием от одной щеки Джона до другой, нарисовала на его лице идеальную кровавую улыбку.
Как подхлестнула страх, и из горла Джона вырвался надрывный стон — один из самых удовлетворяющих звуков в моем мире. Музыка для ушей, если позволите.
Еще минуту я уделила тому, чтобы полюбоваться творением рук своих. Новое дополнение к его рылу было неглубоким, но в том и суть. Всего лишь моя подпись. Во всяком случае, один из ее штрихов. Еще несколько минут, и я бы рискнула выдать себя, нарушив свои собственные правила.
— Не надо… не делай этого, — снова начал заикаться Джон в очередной слабой попытке спасти свою шкуру.
Я закатила глаза. Мольбы никогда не устаревали. В отличие от моливших ублюдков. Джон Уильямс знал, что оскорбил моего отца — точнее, украл у него — и почему-то решил, будто крокодильи слезы, заикание или оправдания обелят его. Как и все прочие перед ним. Они умоляли, изнашивая мое терпение.
— Все произойдет быстро, — рукой в перчатке я зажала его окровавленный рот. — Закройте глаза и сосчитайте до десяти.
Джон безмолвно тряс головой.
— Начинайте, — кивнула я без капли сожаления. — Один… два… — подсказала я.
— Три, четыре, — промямлил Джон мне в ладонь, и по его щеке скатилась одинокая слеза.
— Пять. Покойтесь с миром, мистер Уильямс, — тихо сказала я.
Вдавив лезвие в горло Джона, я медленно прочертила полосу. Пока он задыхался, я в восхищении наблюдала, как яркий алый поток хлынул на белую рубашку, забрызганную темно-красными каплями. Когда голова Джона завалилась набок, я небрежно отбросила тело на кровать, вытерла лезвие о его брюки и, убрав нож в набедренные ножны, вышла из люкса.
Пару минут спустя я села на водительское сидение своего черного GranTurismo и мысленно вычеркнула еще один пункт из бесконечного списка.
Двести девяносто восемь…
Взревел двигатель, и я помчалась на другой конец города. Как только я свернула на магистраль, мое внимание привлекло чириканье телефона. Стянув с рук перчатки, я бросила их на пассажирское сидение и, нажав кнопку на руле, ответила на вызов.
— Дело сделано, — сказала я вместо приветствия, прекрасно зная, кто звонил.
— Превосходно. Отлично сработано, сестричка, как всегда, — похвалил мой старший брат Алессио. — Я как можно скорее пошлю ребят. Ты же знаешь, па порадуется этому пункту.
— Знаю, — ухмыльнулась я, представив себе его лицо. — Скажи ему, что скоро буду.
— Хорошо. Езжай осторо…
Я сбросила вызов, не дав Алессио договорить. Включив радио громче, я вдавила в пол педаль газа, пока у меня в голове во всех деталях проигрывались последние двадцать минут моей жизни.
Наверняка вы хотите знать, кто я.
Что ж, я скажу, если вы умеете хранить секреты.
Меня зовут Иден Скарзи.
Проще говоря, я — воплощение смерти.
Грязная работенка, но кто-то должен ею заниматься, особенно когда мой отец бывает настолько добр, что дает в долг свои с трудом заработанные деньги. Конечно, он устанавливает сроки, и порой заемщики совершенно не ориентируются во времени.
Но каждая минута на счету.
Что происходит, когда истекает срок, спросите вы?
Папочка отправляет меня.
Я — последний человек, чьему стуку в дверь вы порадуетесь. Разве что я не стучу. Я вообще не издаю ни звука.
Неспроста меня прозвали Тихим жнецом.