Настойчивый дверной звонок ворвался в размышления так неожиданно, что в первую минуту он не сразу понял, что случилось, это было похоже на выстрел. На мгновение его охватил страх. Полиция? С обвинением? Кто же может явиться к нему так поздно и звонить с такой дерзкой настойчивостью? Остин подошел к дверям.
– Кто там?
Снаружи раздался чей-то голос.
Он открыл дверь. За ней стоял какой-то мужчина. Это был Гарс.
– Входи, – сказал Остин и придержал дверь перед своим рослым сыном.
Остин направился в комнату. Гарс шел следом, по пути устало бросая пальто, портфель, газету. Улыбнулся вялой, бесцветной улыбкой и начал осматривать комнату. Вид у него был очень усталый, он как будто потемнел и явно нуждался в бритье. Несвежая одежда явно была ему маловата и напоминала кое-как подогнанный старый мундир. Какой же он высокий, подумал Остин, и нет уже этого обаяния мальчишества. Какой высокий, какой худой, какие у него черные волосы, какое суровое смуглое лицо, ни дать ни взять – индеец.
– Боже мой. – И Остин со вздохом сел на стул. – Не ожидал увидеть тебя раньше июля.
– Ты не получил мою телеграмму? Тут все изменилось. Мебель стояла по-другому. Переставил?
– Да. Я думал, ты приедешь в июле.
– Решил бросить все. Где Дорина?
– Гостит у Мэвис.
– Можно от тебя позвонить?
Гарс поднял трубку, набрал номер.
– Аэропорт? – спросил он. – Меня зовут Гибсон Грей. Я вам уже звонил по поводу чемодана. Да, темно-синий чемодан, рейс из Нью-Йорка. Да, понимаю. Да, формуляр заполнил. Значит, вы сообщите, если отыщется? Спасибо. Доброй ночи.
– Что произошло? – спросил Остин.
– Чемодан потерял. В аэропорту поместил его, как и полагается, в автобусе, сзади, а сам не успел сесть. Пришлось дождаться следующего, через двадцать минут, а потом выяснять в бюро находок, где все эти вещи кружатся и кружатся…
– Кружатся?
– Ну, там что-то вроде карусели, а на ней чемоданы, и эта конструкция кружится, а увидевшие свой чемодан его снимают. И вот когда я туда добрался, моего чемодана уже не было. Кто-то, наверное, заметил, что я не успел сесть в автобус, ну и присвоил. А может быть, решили: раз владелец не является, можно взять.
– Сочувствую. Ну может, еще найдется. Там было что-нибудь ценное?
– Только рукопись.
– Философской работы?
– Нет, романа. И как на грех, единственный экземпляр. Ну да Бог с ним. Как ты, отец? Как поживаешь?
Когда-то называл меня папа, подумал Остин. Но что об этом вспоминать. Теперь передо мной совсем другой Гарс, рослый мужчина, нуждающийся в бритье, визитер, пришелец, судья.
– У меня все хорошо, – ответил Остин. – Рад, что ты вернулся домой.
– Домой, – повторил Гарс. – В том-то все и дело. Ну, что здесь происходит, как все, как Людвиг, он все еще живет у этой, как ее, Рикардо?
– Да. И он обручился.
– С кем же?
– С Грейс Тисборн.
– Как жаль. Жаль, но мне сейчас трудно говорить. Этот самолет меня расстроил. Если ты не против, я себе изжарю яичницу и улягусь в постель.
– Увы, в доме ни крошки еды… был хлеб, но я его выбросил.
– А молоко?
– Нет, понимаешь…
– Ну, тогда приму ванну – и в постель.
– Горячую воду отключили, – утомленным голосом произнес Остин. – Понимаешь, я как раз собирался уезжать… в отпуск.
– А куда именно?
– К морю.
– Прямо сейчас, в полночь?
– Да, а что тут странного?
– Можно мне пожить здесь, пока ты будешь там?
– Пожалуйста, живи.
– Тогда всего тебе хорошего. Извини, отец, но я в самом деле не в силах разговаривать. Помочь тебе снести чемодан?
– Стой. Я не в отпуск еду. Дорина меня бросила. Я потерял работу. И должен сдать эту квартиру кому-нибудь. Поэтому сам переселюсь к Митци Рикардо. Разумеется, на время. Мне ужасно жаль. То есть Дорина не навсегда ушла. Тут так все запуталось. Но все уладится, вот увидишь. Мне так жаль…
– Ну что ты. Не надо.
Слова иссякли. Остин с трудом дышал.
– Тебе обязательно надо идти? Ночью?
– Да.
– Значит, поговорим позднее.
– Хорошо, – согласился Остин, едва сдерживая слезы.
– Да, чуть не забыл. Там внизу для тебя письмо, нашел на ступеньках. Вот оно, у меня в кармане.