За четыре года работы Аня к этому так и не привыкла. Сначала такое поведение казалось забавным: ну, стоит за дверью директор — дядька-здоровенный лоб, пятьдесят плюс — ну, заглядывает в щёлочку, прежде чем войти в собственную приёмную, что тут такого? Прикалывается, наверное.
Или, может, ждёт, что она поднимет голову от груды бумажной работы, заметит его, улыбнётся широко и счастливо, поздоровается. Не тут-то было. Ни в тот, первый свой рабочий день, ни уж тем более теперь, Анна не собиралась вестись на странную провокацию собственного начальника. Да и дел, действительно, было невпроворот.
С утра уже забегали экономист Марго с нескончаемыми колонками цифр и вездесущая Марина Петровна, заместитель по вопросам, в которых вообще ничего не понимала. Да и много кто ещё хотел видеть непосредственного руководителя Театра русской культуры. Но не видел, потому как тот предпочитал приезжать после обеда, отоспавшийся, довольный жизнью и в шаловливом настроении. Последним фактом Аня объясняла его патологическую тягу время от времени простаивать под дверью и наблюдать за ней. В подобные моменты она чувствовала себя ужасно неловко, словно бы обезьянка в клетке питерского зоопарка.
— М-м-м, Анютка, ты сегодня прекрасно выглядишь! — произнёс вместо приветствия директор, широко распахивая дверь и впуская громкие звуки проходящей в соседнем зале репетиции.
— Здравствуйте, Максим Сергеевич, — дежурно улыбнулась девушка в ответ. — Подпишите документы?
— На-ка, разбери. — На стол ей тут же плюхнулась кипа каких-то журналов в ярких, зазывающих обложках. — И кофе мне сделай, будь добра.
— А документы? Там срочно!
— Ну, раз срочно, — усмехнулся начальник, проходя в кабинет.
Пространные его ответы Анна уже давно привыкла расценивать в свою пользу, поэтому, оторвавшись от составления очередного регламента и подхватив стопку бумаг, она направилась следом за Максимом Сергеевичем. Тот уже успел скинуть лёгкую олимпийку на спинку кожаного кресла и скрыться в дверях небольшой, совмещенной с гардеробом кухни, что располагалась в дальнем конце его кабинета.
— Вам со сливками или без? — уточнила Аня, кладя документы на директорский стол.
Ответа не последовало, и девушка недоуменно обернулась. Точно знала, что начальник мгновение назад стоял в дверном проёме и не мог не слышать вопроса.
И он действительно там стоял. Оценивающим взглядом проходился по её фигуре и широко ухмылялся:
— Очень сексуальное платье, между прочим.
Платье было обычным: строгим, белым, чуть выше колен, как раз самое то для приёмной руководителя, когда за окнами плюс двадцать пять, а летние сарафаны носить запрещено, ведь они не вписываются в офисный стиль.
— Максим Сергеевич, вам кофе со сливками или без? — с нажимом повторила Аня.
— Ну, допустим, без.
— Тогда позвольте мне пройти на кухню.
— Иди, кто тебе мешает? — Мужчина, сложив руки на широкой груди, облокотился о дверной косяк. Проход он собою загородил полностью и стал пристально, с затаенным в уголках глаз издевательским интересом наблюдать за чужой реакцией. Девушка подошла чуть ближе, но Максим даже не подумал пропустить её.
— Максим Сергеевич! — воскликнула Аня, чувствуя себя полной дурой.
— Ты идёшь делать кофе или нет?
— Отойдите!
Начальник пожал плечами и нарочито медленно развернулся, оставляя мизерное пространство, чтобы девушка могла пройти. Габаритное тело его она ожидаемо задела бедром, но на кухню протиснулась, даже сделала пару торопливых шагов, когда в спину ей донеслось:
— Да ты истеричка, Ань.
Анне захотелось разбить любимую директорскую чашку об уже давно нелюбимую директорскую голову. Но она лишь глубоко вздохнула и щелкнула кнопкой небольшой кофемашинки. Та затарахтела, выпуская из себя переработанную воду вперемешку с горячим паром. Светлая кухня наполнилась тягучим, чуть кисловатым ароматом перемолотых зёрен, что привнесло хоть какую-то приятную ноту в этот невыносимо долгий и, видимо, только начинающий набирать обороты рабочий день.
Кратко прогудел мобильник в кармашке платья, словно напоминая Анне о вот-вот грозившем переполнить края чашки кофе.
«Последнее твоё про бога, которому бы родиться девочкой», — высветилось на экране сообщение из мессенджера.
Тимур, её персональная энциклопедия, личная подушка для жалоб и лучший друг в одном лице, отвечал на предыдущий вопрос о том, какое из стихотворений ему больше всего понравилось. На днях Аня решилась подаваться на конкурс, но всё никак не могла выбрать наиболее подходящее из своих произведений.
Другу в чат она отписалась кратким «спасибо», и вновь поймала себя на мысли, что хорошо бы им когда-нибудь встретиться, хотя бы разок. Интересно же увидеть человека вживую после стольких лет общения в сети.
— Анна, ты там скоро? Что подписывать-то? — раздался нетерпеливый возглас из-за стены, и Аня поспешила вернуться в рабочую рутину.
Обычно документы директор просматривал быстро, благо столько лет работы довели это действие до автоматизма, но едва Анна успела выдохнуть, заметив, что стопка подошла к концу, как Максим Сергеевич замер с занесенной над очередным приказом рукой и уставился куда-то вбок. Там, на темной поверхности столешницы он заметил небольшую резную шкатулку, тут же схватил её и победоносно воскликнул:
— Наконец-то!
Про себя девушка тихонько заскулила.
Мало того, что срочные задачи горели в приёмной уже синим пламенем, так теперь явственно стал слышен трезвон одного из трёх служебных телефонов. И если какой-либо из пропущенных звонков окажется важным, можно даже не гадать, кто именно первым делом начнёт возмущаться по поводу хреновой работы секретаря.
— Максим Сергеевич, давайте с бумагами закончим, нам отчетность закрыть надо, крайний срок, — почти жалобно попросила Анна.
— Нет, ты только погляди! — возмущенно заявил он. — Фиолетовый!
— Максим Сергеевич, подпишите…
— Это ж цвет женской неудовлетворенности!
Девушка перевела вопрошающий взор на усеянный мелкими лампочками потолок, но никакого адекватного ответа на происходящее не получила. Пришлось заглянуть в нутро шкатулки, куда так настойчиво указывал пальцем директор.
Когда Максим притащил эту рухлядь на работу впервые, она походила на форменное безобразие, которое вывернули наизнанку и вывали в грязи, на что Анна посоветовала выкинуть её в мусорку. Но директор отнёс шкатулку в бутафорский цех, и девочки, мастерицы на все руки, и без того заваленные подготовкой к гастролям, умудрились за каких-то пару дней сотворить ему чудо. Теперь дно шкатулочки ровно устилал нежно-пурпурный атлас, а некогда отсутствующая крышка сияла тонкими вензелями и искусственной позолотой.
— Очень красиво, — улыбнулась Аня.
— Да хрень какая-то, — недовольно буркнул директор, убирая шкатулку. — Ладно, где там ещё черкануть?
— Сейчас. — В желании забрать часть уже подписанных документов, она потянулась вперёд. Тут же ощутила, как по обратной стороне коленей что-то ползёт, и, едва не вскрикивая, резко отшатнулась в сторону. Подальше от директорского стола, а заодно и от директорской руки.
Встретившись гневным взглядом своих карих глаз с его смеющимися, Анна в который раз почувствовала себя полной дурой. Раздраженным клубком в голове пронеслась мысль, что Максим вновь взялся за старое. И угрозы уйти с работы ему по боку, и собственные же клятвенные заверения никогда так больше не делать, видимо, тоже.
— У-у-у, а взгляд-то какой, — усмехнулся начальник. — Я же просто шучу, Анютыч!
— Это не смешно! И не называйте меня так!
— Да ладно, чё ты как…
— Максим Сергеевич! — донесся звонкий возглас от входной двери. — А я к вам с отличными новостями!
В кабинет впорхнула Марго — главный экономист их театра, как всегда громкая и вся в лучах жизнерадостного энтузиазма. В руках своих она несла желтую пластиковую папку, на ходу уже начиная пояснять, что в ней содержится:
— Это сметы на наши гастроли! Комитет всё согласовал!
— А платить кто будет?
— Ну Максим Сергеевич, ну тайцы, конечно, принимающая сторона!
— Ой, не знаю, Марго, — ворчливо отозвался он, небрежно отодвигая от себя наконец подписанную стопку бумаг. — Мутно это всё как-то, вилами по воде, как говорится. Да и собрать труппу за две недели — тот ещё геморрой.
— Марина Петровна у нас по творческой части, вот пусть и активизируется, — начала увещевать Марго. — Только есть одна небольшая проблемка: тайцы требуют не менее пяти человек руководящего состава. Там выставка мирового уровня, им нужна не просто театральная труппа, а делегация от страны. Кого-то попросят быть спикером.
— Да какая ж это проблема? — хохотнул Максим. — В Таиланде-то на халяву отдохнуть! Вон, Аньку с собой возьмем.
— Нет! — едва сумев скрыть испуг, выдала девушка. — Извините, но я никак! Тут работы полно, да и…
— Давайте другую кандидатуру рассмотрим, — пожала плечами Марго. Бросила любопытный взгляд в сторону Ани, которая забирала стопку документов с директорского стола на вытянутых руках, и, хмыкнув, поинтересовалась: — Может, я попозже зайду?
— Зачем? Сначала с гастролями разберёмся, — постановил директор, жестом показывая своему секретарю задержаться. И той ничего не оставалось, как замереть и начать отстраненно выслушивать чужую, совсем её не касающуюся болтовню.
***
Едва услышав про гастроли, Аня уже была не в восторге, потому что прекрасно понимала, кому придётся заниматься сбором загранпаспортов и покупкой билетов. Ко всему прочему летний квартал закрытия отчётности дышал ей в спину. Как обычно ни продажники, ни бухгалтерия ничего не знали и ничего не успевали, а желающие пожаловаться театралы задавали уйму вопросов, разрывая городской телефон, да и самого секретаря на части. И ещё был директор, который доставал неимоверно из одного лишь желания развеять собственную скуку. Каждый раз проходя мимо её стола, он пытался как-либо обратить на себя внимание: то громко хлопнуть в ладоши, то ни с того ни с сего спросить в шесть вечера обедала ли она, не особо вслушиваясь в чужой ответ.
Часам к девяти, когда Аня запоздало поняла, что пора бы высунуть голову из-за горы поручений, из кабинета директора шумной толпой вышла вся верхушка администрации. Марина Петровна и Марго весело щебетали, обмениваясь любезностями по поводу и без, а Максим Сергеевич молча плёлся следом за своим безопасником.
Должности такой в театре не предполагалось, поэтому круглобокий лысеющий Пётр Фомич был ещё одним заместителем по каким-то там вселенским задачам и нерешенным вопросам, но по части безопасности знал многое. И пытался сие сакральное до всех постоянно донести.
— Перед уходом не забудь включить камеру, — напомнил он Анне, как делал тысячу раз до этого.
— Кабинет сама закроешь, — тут же присоединился к нему Максим Сергеевич.
Аня подождала, когда женская половина их группки с объятиями и целованиями в обе щеки, наконец, покинет приёмную, а затем, потирая гудящие от боли виски, ответила на все поручения разом:
— Да, хорошо.
— Что, голова болит? — поинтересовался начальник. — Нужно записаться на томографию.
— Или к мануальщику, — предложил Пётр Фомич. — Это у тебя защемление, он быстро вправит.
— Нет, спасибо, это я заработалась, — с вымученной улыбкой выдавила она, желая только одного: поскорее бы остаться в тишине.
— Да, Анют, отдыхать нужно больше, — задумчиво протянул директор. — А химчистка завтра?
— Да, завтра.
— Не забудь костюм мой забрать.
— Конечно.
— Макс, так давай её с собой в Таиланд возьмём! — словно осенённый, воскликнул Пётр. — Там и отдохнёт!
— Точно, режиссёр же отказался, — кивнул Максим Сергеевич. — Придётся, Анютыч, тебе нас выручить.
— Но я не могу… — начала лепетать девушка, но слушать её, конечно же, никто не стал.
— Бронируй место и на себя! — приказным тоном заявил директор, и, подхватив Петра под руку, потащил того прочь из приёмной под неторопливое обсуждение дел насущных. Последним, что донеслось до раздосадованной Анны, была полная энтузиазма фраза Максима Сергеевича:
— Говорю тебе, Петь, это будут лучшие гастроли нашего русского народного!
***
— Народ, все собрались? Не теряемся, за нами скоро приедет автобус! — перекрикивая людской гул, Эдик, администратор труппы, встал на свой чемодан, и замахал алой папкой, призывая коллектив подойти к нему.
Теперь он, конечно, расхаживал с важным видом и сверялся со списками, которые собрала Аня буквально за ночь до отлёта, потому что Эдуард сделал всё не так и всё неправильно. О чём ей в одиннадцать вечера гневно сообщила Марина Петровна, кляня администратора на чём свет стоит и умоляя переделать.
Невыспавшаяся, уставшая до предела за всю двухнедельную подготовку к этим гастролям Анна, тем не менее, уже успела сбегать за кофе для начальства и вместо Эдика уточнить, к какому всё-таки терминалу им выходить, чтобы не пропустить автобус.
Всемирная выставка культуры и искусств проходила не в столице Таиланда, а где-то на побережье, в бизнес-центре крупного города, название которого всё никак не задерживалось в голове. Туда ещё предстояло доехать и не потерять их русско-народный коллектив по дороге, вместе с постоянно слоняющимся по залу ожидания директором, бегающим по туалетам членам вокального ансамбля и неугомонной Марго, которая так и норовила выйти из здания тайского аэропорта и скрыться в неизвестном направлении.
— Хочу красивые фотки, Ань, — ответила она, когда девушка отыскала её и попросила пройти к автобусу.
Снаружи был удивительно густой воздух и какое-то бескрайнее в своей величине светло-голубое небо. Чуть поодаль едва качались под легким ветерком невысокие пальмы. Вдохнув полной грудью, Анна почувствовала, как плечи тянет усталость и тяжело опустилась на свой чемодан. Подумала, что делающую селфи Марго она все равно насильно никуда не потащит.
В кармане звякнул телефон, видимо, каким-то чудом подключившись к вай-фаю аэропорта, и Аня прочла сообщение от Тимура:
«Как добралась?»
«Отвратительно», — напечатала девушка и вставила несколько блюющих смайликов. Морская болезнь не давала ей покоя весь долгий перелёт до Таиланда. Друг об этом знал, поэтому тут же прислал слова сочувствия в ответ.
«Не хотел говорить раньше времени, но…»
«Что?»
«Мои парни подготовили сюрприз. Тебе понравится»
Аня засмеялась, уткнувшись носом в экран телефона. Тимур, несмотря на замечательную привычку поддерживать её в трудные моменты, порою вёл себя довольно странно. Они познакомились много лет назад в сети, на каком-то кинофоруме, где сошлись во мнении, что вышедший в российском прокате фильм — полное дно. И уже тогда, рассказывая о себе в личной переписке, Тим создал образ компьютерного гения, этакого хакера криминального мира, который зарабатывает на жизнь тем, что торгует информацией. А критика кино — так, хобби.
Поначалу она вела себя настороженно, ожидая, что он начнёт просить внести деньги на какой-нибудь счёт или окажется извращенцем, и в чат посыплются непристойные фотки члена. Однако ничего страннее хакера мирового уровня за Тимуром не наблюдалось, поэтому Аня предпочитала не вдаваться в подробности (у самой за плечами было немало скелетов в шкафу) и продолжала общение.
Отсмеявшись, девушка хотела напечатать, что у друга её дурацкие шутки, но вдруг заметила, как позади Марго выплывает до боли знакомая фигура.
Эдик пока их не видел, лишь воровато озирался по сторонам в поисках удобного места для курения. Остановился у дальней стены, вытащил тонкую сигаретку из мятой пачки, да так и застыл, подняв глаза. Аня с улыбкой помахала ему рукой.
— Девушки, ну что за хрень?! — тут же заорал Эдик, как можно незаметнее пытаясь засунуть курево обратно в карман. — Я вас минут десять ищу уже! Идите в автобус, пора отправляться!
Марго, от взгляда которой также не укрылась выходка их администратора, всем известного проповедника здорового образа жизни, лишь обменялась с Анной понимающими смешками. И со вздохом проговорила:
— Ну, поехали?
***
Резкий визг тормозов. Болезненный удар. И небо, рассекаемое автоматной очередью. Это всё смешалось для Ани в одну жуткую какофонию криков, неприятных ощущений и размытых картинок. Она не могла понять, когда всё пошло не так? В какой момент её сознание отключилось, чтобы через мгновение вновь вернуться и увидеть с десяток людей в пёстром камуфляже с оружием наперевес.
И почему Максим Сергеевич оттаскивает своего окровавленного безопасника Петра куда-то за автобус, а вокалисты кто как положены с заломленными руками на землю?
— Анечка, — тихо всхлипнула Марго и потянула за рукав, — ты в порядке?
Но Аня не услышала. Сильный удар о стекло оглушил её, и головная боль набатом разнеслась внутри черепной коробки, от чего звуки стали доходить как-то притуплено, замедленно.
Ещё этот алый туман повсюду, то ли дымовые шашки, то ли со зрением тоже приключилась беда. Девушка осторожно коснулась раны на своей голове, затем опустила руку и с трудом поняла, что кровь на пальцах — её.
Кто-то заговорил на классическом английском, так чётко и размеренно, что даже слабо соображающая Анна уловила смысл едва долетающих до сознания фраз.
— Юстас.
— Йа? — донёсся нервный ответ сквозь дым.
— Дорогой мой Юстас. Ты меня слышишь?
— Йа.
— Я хочу, чтобы ты внимательно меня послушал, Юстас. Гут? Славно. Так вот, Юстас. Моё сугубо субъективное мнение, конечно же, ни в коем разе не отражает полноту картины этой реальности. И я вполне могу проецировать свои чувства и эмоции на других людей, на события, происходящие вокруг. Пока улавливаешь?
— Й-йа?
— Я вот что хочу отметить. Мои проекции, они же… — говорящий на миг умолк, будто хотел подобрать наиболее точные слова. — Вот смотри, Юстас. Могу ли я переносить свой личный опыт на других людей? Могу, конечно. Но это не значит, о, нет… — в чужом голосе послышался вздох сожаления, — ни в коем случае не значит, что человек думает точно так же, как я, чувствует так, как я. Правильно, парни?
— Да, босс.
— Ага.
— Йа.
Анна, всё ещё силящаяся понять, что здесь происходит, попыталась привстать. Но трясущиеся ноги отказывались держать её, поэтому девушка с тихим болезненным стоном, опираясь на крышу перевернутого автобуса, вновь осела на асфальт. Перед едва сфокусировавшимся зрением расступились клубы тумана. Из них сначала показались джоггеры цвета хаки и чьё-то туловище в иссиня-черной толстовке с изображением алого черепа посередине.
— Проекции, да, Юстас? — Человек присел перед Анной на корточки и протянул руку к её подрагивающему подбородку.
— Йа!
— Хуй-на! — ругнулся он, переходя на чистый русский. Чужие черты лица показались девушке смутно знакомыми. — Я, блядь, явственно могу отличить «пустышку» от взрыва полноценной гранаты, Юстас, тупое ты мудло!
— Тимур? — удивленно прошептала Аня, с трудом вспоминая единственную присланную другом фотографию. Оттуда смотрели такие же бесцветные глаза за стёклами круглых очков, которые едва прикрывала челка с выкрашенными в черно-белую полоску прядями волос.
— Прости, Ань, — проговорил он. — Никогда не умел в сюрпризы.