Цикада оказалась похожа на здоровенную муху. Даже не на кузнечика, как изначально думала Аня, а просто-напросто на какую-то цеце переростка, или, чего хуже, на одного из тех мерзких кусачих оводов, что водились у берегов знакомой ей с детства реки.
Толстое насекомое, укрытое полупрозрачными крылышками точно плащом, сидело на шероховатой поверхности стены не шевелясь. Белый фон оттенял его крупные алые глазенки навыкате и округленькое буро-зеленое тельце. Как именно она издавала звуки, Анна не очень поняла, но верещание её, надсадное и повизгивающе-стрекучее, не могло заглушить серии чужых кратких вдохов. Словно человек, стоящий напротив, всё пытался судорожно втянуть воздух носом, громко и демонстративно принюхиваясь к чему-то.
— Что, Анютыч, новые духи? — выдал Максим Сергеевич.
— Костёр называется, — буркнула девушка в ответ.
— Тебе идёт, — расплылся в усмешке он, довольный удачной шуткой.
«Дебил», — с раздражением подумалось ей. Пришлось перевести взгляд с противной цикады вниз, на зацепившуюся за ветки ткань парео. Куда угодно готова была смотреть, лишь бы не на рожу вдруг возникшего посреди тропинки начальника.
Вернувшись в свою комнату после непростого разговора с Тимуром, девушка поняла, что спать ей вообще не хочется, а собирать особо и нечего. Вещи, которые она всё это время носила на себе принадлежали кому-то другому, а телефон умещался в кармашке легких хлопковых шорт, какие были на ней ещё в момент того злополучного взрыва на одной из трасс Таиланда. Всего-то несколько дней назад, а, казалось, уже прошла целая вечность.
Аккуратно сложив пестрые футболки Тимура на невысокий комодец, Аня взяла в руки парео и в необдуманном порыве решила отнести его к вольерам, чтобы отдать Марго. По её прикидкам труппа как раз должна была заканчивать собирать свои чемоданы и укладываться спать.
То, что она встретила Максима меж тускло освещенных аллеек удивления у неё не вызвало. Скорее обреченное, привычное уже даже отвращение в купе с желанием развернуться и свалить отсюда куда подальше.
Мельком пронеслась мысль, что начальнику её вечно удаётся каким-то немыслимым образом ускользнуть от внимания Хэ Яна и его парней. И влетит же кому-то снова, хотя и не совсем справедливо. Наёмников было вполовину меньше, чем оголтелых, вечно порывавшихся куда-нибудь сунуть носы членов театральной труппы. Попробуй уследить за всеми.
— Решила вернуться вместе с нами? — проговорил начальник, со скучающим видом наблюдая за тем, как девушка возится с тонкой тканью парео в попытках отцепить её от оказавшихся неожиданно хваткими веток. — Похвально. Хотя я думал, что задержишься.
— С чего бы?
Максим Сергеевич не ответил. Лишь окинул Анину фигуру наглым оценивающим взглядом и неопределенно хмыкнул, мол, догадывайся сама. Хотя догадываться тут было особо нечего.
— У меня такое ощущение… — девушка недовольно нахмурилась. Из-за сильного рывка кусты наконец поддались, но на красивом белом узоре осталась длинная затяжка. — Зараза, — пробормотала она, всё-таки поднимая взгляд. — Максим Сергеевич, вы меня тут со всем островом перетрахать согласны?
— Анютка, я ж совсем не прочь, если ты с кем-то приятно время проведёшь.
— Спасибо, — со всей серьезностью проговорила Аня. — Я искренне благодарна вам за столь щедрое дозволение, просто с барского плеча, иначе не скажешь! Вот уж удружил, царь-батюшка! — Она низко согнулась в поклоне до земли, едва ли не касаясь рукой каменной тропинки, а после, выпрямившись, ядовито поинтересовалась: — Один только моментик, Максим Сергеевич. Ты вообще какого хрена решил, что мне нужно твоё долбанное мнение по этому вопросу? Я тебе кто? Жена, любовница, прислужка личная? Да мы уже год как не вместе, а ты всё угомониться не можешь! В жизни таких неадекватов не встречала, мать твою… — Анна зло выдохнула, делая краткую паузу. — Неужели, чтобы ты от меня отвалил, действительно придётся уволиться?! Ты этого добиваешься?
Максим выслушал всю её гневную тираду с насмешливым выражением лица, сложив руки на груди и склонив голову набок так, словно бы хотел рассмотреть стоящую перед ним девицу получше. Разозленную, со срывающимся до крика голосом. Он все равно не воспринимал эти заявления как нечто стоящее внимания. Но помощница зарывалась, а ставить её на место у него было любимым развлечением.
Мужчина вдруг резко подался вперёд, выхватывая и сжимая в пальцах тонкий Анин подбородок с такой силой, что попытавшаяся было дернуться девушка почувствовала боль.
— Отпусти…
— Довела меня? — вкрадчиво прошелестел голос Максима у самых её губ. — А я предупреждал.
— Сам ты себя довёл, — прошипела она в ответ.
— Не провоцируй, Анна.
— Больной ублюдок, — сердито выплюнула она и тут же пихнула зажатое в руке парео в его ухмыляющееся лицо.
Почувствовав, как чужая хватка ослабла, девушка шарахнулась в сторону и поспешила прочь, обратно на виллу. Но просто так уйти ей не дали. Едва она успела сделать пару шагов, как до слуха донеслись мстительно брошенные слова:
— Вперёд, увольняйся, сучка психованная! Все равно обратно приползёшь, как только дойдёт, что никому такая истеричка, как ты, не нужна!
***
«Сирота. Ручки тоненькие, ножки тоненькие. Как жалко. А я трахаю её и плачу. Ах-ах-ха, классный анекдот, да, Аньк?»
— Да, Максим Сергеевич, просто заебись, как смешно, — шепчет она, давясь слезами, выкручивая худое, до виднеющихся прожилок вен запястье. Лишь бы на боль отвлечься, лишь бы не на гулкую пустоту в словно разорванной грудной клетке… не на воспоминания эти проклятые, возвращающие её туда, где она никогда больше оказаться не хотела бы.
«М-м-м, так бы и зажал тебя в тёмном углу. Ах-ах, а что ты так смотришь? Просто в шутку, выражение такое»
— Ха-ха.
«Анька, я не знаю, что сделаю, если тебя кто-нибудь обидит. Ты мне дорога»
— А что ты сказал на утро? — Пальцы выворачивают кожу до сведенных мышц, до хруста кости.
«Слушай, я что — то расчувствовался и хрени какой-то наговорил вчера, не бери в голову. Ах-ах»
— Поздно, мать твою, — выплюнула она со всхлипом. — Чёртов трус.
«Я тебе ничего не обещал»
— А-а-а-а, сука-сука-сука! — почти с размаху Аня уткнулась лбом в собственные колени и хрипло закашлялась в безуспешных попытках угомонить свою судорожно дёргающуюся в рыданиях грудь. — Проваливай!
— Ань, Анют, остановись, — раздалось совсем рядом, но так тихо, что она и не услышала.
Пытаясь разомкнуть её пальцы, застывшие в попытке вырвать собственные волосы, Тимур крепко прижал скрюченное, трясущееся тело к своему и зашептал:
— Остановись, слышишь? Ты себе делаешь больно, не ему.
— Уйди!
— Ань, пожалуйста.
В какой-то момент ему показалось, что она задохнётся слезами, но девушка лишь свистяще вытолкнула воздух сквозь зубы и тихонько завыла, уткнувшись в его футболку. Тимур постарался как можно осторожнее опуститься вместе с ней на мягкий ворс ковра, не разрывая объятий и негромко нашёптывая что-то утешающее. Ладонь его легла на рыжеволосую макушку и принялась аккуратно поглаживать, отчего девушка начала понемногу успокаиваться.
Он скрашивал своё одиночество прогулкой по пляжу, пока время не перевалило за полночь, а костёр, оставленный без присмотра, не затих сам собой. Перемолотые по несколько десятков раз мысли утомили Тимура настолько, что решение, простое и самое легкое, пришло уставшему сознанию само собой: пора ложиться спать. А завтра, на свежую голову, сказать уже, наконец, Ане всё, как есть. Потому что этой ночью он делать ничего совершенно точно не собирался. И потому что испробовал все средства, даже попытался наступить… нет, не просто наступить, он хотел собственной совести это горло разодрать. Но, оказывается, некоторые обещания важнее принципов.
А потом Кэролайн увидела Анну всю в слезах. Порой Тимур терпеть не мог вездесущий нос сестры, однако теперь был благодарен, что кому-то есть дело до его личной жизни. И больше всего боялся, что девушка с собой что-нибудь сотворит, а он не успеет остановить.
— Я не настолько дура, чтобы себе вредить, — будто прочтя его мысли, сипло пробормотала Аня.
— Ты сейчас чуть клок волос не выдрала.
— Тимур — истерика, истерика — Тимур, приятно познакомиться. Частое явление, хоть и отходчивое. Это ты ещё не видел, как я кулаком о шкаф бью.
Он промолчал. Сомкнул челюсти настолько сильно, что стало едко от онемения. И крепче сжал объятия. Анна, не видя его помрачневшего лица, растолковала этот жест по-своему и попыталась отстраниться, но руки Тимура будто бы сделались из камня.
— Посидим пару минут так, ладно? — пробормотал он.
— Ладно. — Девушка шмыгнула носом. — Только салфетки дай, пожалуйста, а то ужасно стыдно, что я вся в соплях.
Пока она громко сморкалась и извинялась за промокшую футболку, Тимур с трудом ворочал в голове мысли. Возвращал себя к первоначальному плану и, кажется, наконец, видел причины, после которых глотки не разрываются. Они стираются в порошок.
Одна идея представлялась чудовищнее другой, но каждая неизменно звучала голосом отца. Если бы тот держал в руках окровавленный мачете и смотрел тяжелым взглядом исподлобья. И был серьёзен, как в те редчайшие моменты, когда ему действительно сносило крышу от чистой ярости.
— Знаешь… кхм, — голос будто бы скрипнул, когда Анна начала говорить, и ей пришлось слегка прокашляться прежде, чем продолжить: — Я не…
— Тебе не обязательно рассказывать, если не хочешь, — мягко перебил он.
— Я хочу.
— Тогда я послушаю.
И она поведала то, что ему и так было прекрасно известно. С того момента, как устроилась на работу, впервые познакомившись со своим начальником, до первых его, насмешливых и вроде бы ничего не значащих попыток ухаживать за ней. Которые всё не прекращались, нарастали точно снежный ком, пока не стали грубее и настойчивее.
— Я ведь тогда отбрыкивалась, как могла, — проговорила Аня. — Не реагировала на комплименты и откровенные заявления, что меня хотят; отшатывалась в сторону, когда его рука вдруг хватала меня за коленку. И всё это с такой добротой и юмором им преподносилось, что я уже сама начала задавать себе вопрос: «Ну, Ань, ну ты чего? Ничего ж такого не происходит, ты ему нравишься».
— Ты не рассказывала, — тихо отозвался Тимур.
— Знала, что ты на это ответишь.
«Что он блядский мудак», — подумал парень, но вслух ей говорить правду не рискнул.
— Несмотря на всё это, Максим казался мне тогда каким — то идеалом, до которого такой, как я, никогда не допрыгнуть, — продолжила Аня. — Взрослый, солидный, знающий, чего хочет. И дело даже не в личном бизнесе, связях и крутой тачке. Я действительно верила в его принципы, я восхищалась его рыцарскими поступками. Целый год, невыносимо долгий чёртов год он всё продолжал говорить, что я обалденная, умная, очень красивая… даже как-то раз ляпнул, что я дорога ему. Боги, да кто я была в своих глазах? Кем я себя считала? Девчонка из провинции, которой повезло выбраться из жуткой задницы, вырвать кусок нормальной жизни и вдруг, надо же, — тут она едва сумела подавить горькую, обещавшую перерасти во всхлип, усмешку, — стать личным помощником такого человека! Девчонка, каких миллионы, а он обратил внимание на меня, понимаешь? Как тут было устоять…
— Я не осуждаю, Ань, — осторожно ответил Тимур, ловя её взгляд, будто просящий принять оправдания.
— Но я ведь знала, что это неправильно, что так нельзя, — вздохнула Анна. — У него жена, дочка почти моего возраста, да и вообще он мой начальник. Но это, как выяснилось, волновало только одну меня. Блядь, ну какой же я была дурой! — вдруг разгневалась девушка. — Секретарь и директор — какая ж пошлость! Старо как говно мамонта! Но, чёрт возьми, я была честна и с собой, и с ним! И если бы всё ещё продолжала верить в свою проклятущую богиню, я бы поклялась перед ней, что действительно влюбилась без памяти!
— И вы переспали?
— Да. Ни в чём его упрекнуть нельзя, сраную романтику он устроил по высшему разряду: прогулка, ресторан, дорогой отель, как будто бы мечта сбылась, — с горечью в голосе сказала Аня. — За исключением одного «но». Это была не моя мечта. Я от нежности и желания переливалась через край и хотела лишь того же в ответ. А он — просто трахаться. Вот тебе и конец бульварного романчика. Я полнейшая кретинская идиотка, Тимур.
— Ты на себя злишься? — Он вновь аккуратно провёл ладонью по её растрёпанным волосам. — Почему?
— Я сама виновата. Мне никто ничего не обещал, а я верила, что обойдусь без обещаний. Не обошлась. Захотела большего. О, нет, я не стала требовать развода, на кой мне чёрт брак с ним? Я вообще ничего не стала требовать. Просто в один прекрасный момент я, представь, я! Которая сама тебя убеждала, что ревность разрушает, я стала ревновать к другим. Я понимала, что не выношу, когда он на работе делает комплименты всем подряд, когда бросает свой оценивающий взгляд на каждую неприкрытую коленку. И при этом он продолжает целовать меня.
В течение нескольких месяцев я как сумасшедшая, придя с работы домой, едва оказавшись в квартире, била кулаком в шкаф, в стену, ревела ночами в подушку. Так длилось почти год. А потом ещё те чёртовы полгода, покуда мы с тобой не общались. И знаешь, вообще-то это ты помог мне понять, что всё нужно прекратить. В одно прекрасное утро я увидела твоё пожелание на день рождения, ну, то, на которое так и не ответила, и мне стало капец как стыдно. А ещё я вспомнила, что этот мудак меня вообще забыл поздравить.
— Стоит сказать ему спасибо, ты тогда мне впервые написала, — усмехнулся Тимур.
— На хер пусть идёт, спасибо ему ещё! — вновь с гневном отозвалась Аня. — Я в тот же день пришла на работу и сказала ему прямым текстом, что больше так не могу, не желаю слышать от него никаких «я тебя хочу» в свой адрес. Блядь, я умоляла его, по-человечески просила обходиться без пошлых шуточек и не распускать руки в мою сторону, я говорила, что мне очень тяжело. Требовала дать другую работу, перевести куда-нибудь. Хотела закончить эти невыносимые отношения.
— А он?
— «А между нами разве какие — то отношения?» и эта поганая его доброжелательная ухмылочка! — Она нервно вздрогнула, будто от пощёчины, и со злостью проговорила: — Нихрена, Тим, он вообще нихрена меня не услышал, и продолжает вести себя как паскуда до сих пор!
Анна ощутила, что выдохлась, и резко замолчала. Казалось, эти последние слова выпотрошили нутро сильнее, чем все события, произошедшие на острове за последние несколько дней. Прижавшись спиной к его груди, она запрокинула голову так, что лица их оказались совсем рядом. Тимур, едва дотрагиваясь, провел руками по её плечам, коснулся острых локтей и взял в ладони запястья, чтобы следом переплести тонкие пальцы со своими.
— Ты его ещё любишь?
— Ненавижу, Тим, я его ненавижу! Ну зачем… зачем я с ним спала? Никогда себя не прощу…
— Анечка, милое моё солнце. — Он позволил себе коснуться губами рыжей прядки на её бледном виске. — Ты ни в чём не виновата.
— Я себя на тряпку половую отжала, понимаешь? — прошептала Аня, прикрывая покрасневшие, саднящие от слёз веки руками. — Всем лишь бы попользовать да выбросить. Что родня моя гадская, что козёл этот… а по итогу никому я такая поломанная и не нужна.
— Мне нужна.
Прислушиваться к себе Анна не стала. Ничего там внутри уже не осталось. Опустошенная яростью, сухим ураганом из бессильной злобы, девушка холодно и спокойно проговорила:
— Ну так сделай это.
— Что?
— Хочу, чтобы ему было так же больно, как и мне.
— Ань, — позвал Тимур, аккуратно беря её заплаканное лицо в ладони, — ты понимаешь, о чём просишь меня?
— Я ужасна.
— Нет, мой ангел, ты очень красивая и очень честная в своих чувствах. Просто я боюсь того неподъёмного груза вины, который раздавит тебя, если я выполню твою просьбу, слышишь? Ты готова на это?
— А ты?
— А что я? — Его губы окрасила жесткая усмешка. — Мне наплевать. У меня нет ощущения, что я обязан хоть кому-то в этой жизни. Я сделаю это, потому что хочу уменьшить твою боль. И просто потому что могу. И я буду очень рад, Ань, если тебе хоть немного, хотя бы чуть-чуть станет легче.
Лихорадочный блеск в её больших карих глазах Тимуру не понравился, но прежде чем он успел воззвать к своему здравому смыслу, Аня легко коснулась его губ своими, горькими от слёз, и прошептала:
— Сделай.
***
Он принес её сюда полусонную, убаюканную его тихими обещаниями, с головой, полной затуманенных мыслей. Соврал, что всё будет хорошо, а после осторожно уложил на свою утопленную в пол, жесткую кровать. Аня весила то всего ничего, но терпеть не могла, когда её поднимали на руки. Тимур вновь разрешил себе эту вольность, как тогда, у перевернутого автобуса, когда отключившуюся девушку нужно было как-то доставить к лодке, и так же, как и в тот раз, лишил Аню возможности вспомнить об этом при пробуждении.
Кэр заглянула к нему попозже, любопытно сунув нос за высокую плетеную оградку из плюща и проверив, так, на всякий случай, всё ли с Аней в порядке.
— Крепко спит, — проговорила она, возвращаясь к брату. Тот крутанулся на своём кресле и замер, наблюдая за тем, как Кэролайн привычно присаживается на стеклянную поверхность стола. — Это травы или твой гипноз?
— Я в этой истории, — ровным голосом начал Тимур, — с самого начала ещё тот подонок. Так что не вижу причин не быть им до конца. — Он в едва заметном, полном безразличия жесте пожал левым плечом. — Да, это мой гипноз.
— Анна знает? — хмуро спросила сестра.
— Я рассказывал, но не уверен, что она поверила мне тогда.
Кэролайн насупилась ещё сильнее. Недовольно прищурилась и взглянула на брата так, что не будь у него многолетней выдержки, он бы поежился от холодка, пробежавшего по позвоночнику. В их небольшой семье в наследство доставалась не только сила внушения, а ещё и умение спросить одним выражением лица столько, сколько не напишешь и за десять лет трудов над толстовским «Война и мир».
— Да, — спокойно ответил Тимур.
— Ты серьезно? — опешила Кэролайн. — И про родителей?
— Да.
— Про контрабанду оружия? Оборот наркоты?
— Да, и про это тоже.
— Дурак, — без намёка на шутку выговорила она. — Сумасшедший, по уши влюблённый дурак. И эгоист! Зачем ты так подставляешь ни в чём не повинную девушку? А если твоя мать узнает? Тёмные небеса! Ладно, она, а если…
— Если ты не растреплешь, Кэр, никто ничего не узнает.
— Если ты не растреплешь, Кэр, — передразнила она писклявым голосом, но увидев выражение его лица, притихла.
Кэролайн прекрасно помнила, что значит эта напряженная поза, в которой застыл её брат: локти, упертые в подлокотники истертого компьютерного кресла, скрещенные пальцы рук у самого носа. И левый угол рта, чуть вздёрнутый то ли в усмешке, то ли с горечью.
— Что, думаешь, отец бы мной гордился?
— О, «Пиздец как!» — сказал бы он. Но не мне тебя судить, Сеймур.
В комнате его, просторной и вытянутой вширь, было до отчаяния тихо. Не гудели извечно шумные системы охлаждения позади черных мониторов; не играла музыка из чьего-нибудь плейлиста, подписку на который Тимур раздавал направо и налево, сам не особо нуждаясь в ней; не шумели даже заводные пластмассовые мышата, коих он пускал по полу каждый раз, когда нужно было решить особо забористую головоломку в уме. Лишь на дальней стене мерно тарахтел один единственный кондиционер. Он включился автоматически, решив своими электронными мозгами, что ближе к ночи пространство прогрелось достаточно, чтобы нагнать немного морозного воздуха. Тимуру это было только на руку: остужало разгоряченный яростью мозг. Однако Кэролайн, поёжившись, вернулась за высокую стену плюща, торопливо прошла мимо кровати с неслышно посапывающей Аней и в одно касание заставила автоматические стенные панели разойтись в стороны.
Гардероб у её брата был разнообразный, если не сказать вычурный. Чего только стоили толстовки, отделанные ярко-синими боа, и парочка бананового цвета килтов. Они висели здесь не забавы ради, Сеймур правда напяливал что-нибудь этакое раз в пару месяцев, по настроению, но были у него и вполне себе стандартные наборы вещей. Поэтому Кэр, в надежде отыскать какой-нибудь кардиганчик потеплее, мельком осмотрелась и нырнула в шкаф с головой.
— Ты не могла бы приглядеть за Анной? — донеслось позади неё. — У меня есть одно незаконченное дело.
— Только недолго, — приглушенно отозвалась Кэр, выбрасывая из гардероба по-коровьи пятнистые кожаные штаны. — К обеду я должна быть в Канберре.
— Думаешь успеть к отлету Шарлотты?
— Хотелось бы.
— Она будет с Мароаном?
— Да, папа тоже с ней, — ответила Кэролайн. — У греков неспокойно.
— А её как всегда несет на новые раскопки, — протянул Тим, явно задумавшись над чем-то другим.
— Чего у мамы не отнять, так это страсти бывать там, где больше всего горит.
— Так оставалась бы дома.
— Не смешно, Сеймур, — буркнула она, оборачиваясь.
— А я смеюсь? — всё ещё без единой эмоции в голосе спросил он. — Впрочем, ладно. Прости за это. Дерьмовая ирония.
— Проехали.
— Передашь кое-что отцу?
— Кроме заверений, что ты в скором времени порадуешь наш бандитский архипелаг своим королевским присутствием? — с усмешкой вернула ему шпильку Кэролайн.
— Не дождетесь, — легко отмахнулся Тим. — Мне нужно переправить в Грецию вот эту вещицу. — Он достал из кармана своих штанов небольшой серебристый контейнер, как две капли похожий на тот, который они с Анной забирали на Северном причале несколько дней назад. Единственным отличием было лишь то, что на крышке протянутого Кэролайн экземпляра красовалась порядочная вмятина.
— Что там? — спросила она, беря его в руки и осторожно осматривая со всех сторон.
— Просто поврежденный процессор.
— И мне попросить папу, чтобы он передал это кому-то в Греции?
— Да, — кивнул Тимур, — Мароан знает, кому именно.
— Окей.
— Буду должен.
— Ещё бы, — пробормотала Кэролайн, с удивлением наблюдая, как брат, тоже приблизившись к гардеробу, принимается стаскивать с себя футболку. — Ты чего?
— Неоконченное дело, помнишь? — он потянулся и пошарил рукой на самой дальней, забитой старым тряпьем полке.
— Уверен?
— Кто мы без семьи, блядь, такие, — с отвращением произнёс Тимур, надевая алую майку.