Помогая ей спуститься, Тимур опер руку о шершавый осколок скалы. Мокрый, весь в мелких пористых дырочках от непрестанно бьющихся о поверхность капель воды, он всё же прочным монолитом возвышался над каменистой тропинкой, что вела под своды темной пещеры.
Сверху, с одного из отвесных обрывов на северной оконечности острова, небольшое отверстие в скалах было не разглядеть. Добраться сюда тоже стоило немалых усилий: приходилось осторожно ступать по рыхлым островкам редкой травы и более частым выбоинам в твёрдой породе, которая то и дело норовила выскользнуть из-под подошвы, стечь мелкой галькой вниз, увлекая неуклюжего человека в плескавшийся опасными волнами океан. Если бы не Тимур, что весь путь крепко держал её за руку, то Анна бы непременно свалилась в воду, хорошенько приложившись головой о скалы.
— Тайник точно здесь? — почему-то шёпотом спросила девушка.
— Да, вон там, — кивнул Тим в сторону угловатых, словно выдолбленных неумелой рукой выступов, кучкой громоздившихся друг на дружке.
Ане пришлось пробираться к ним чуть пригнувшись, потому как заполненный пенной водой пол в этом месте круто забирал вверх, и мелкие потолочные сталактиты так и норовили задеть макушку девушки своими острыми концами.
Тимур не отставал ни на шаг, и хотя пространства в пещере едва хватало обоим, все равно старался держаться как можно ближе к Анне. Тем более что только сейчас вспомнил о том, что ей ни в коем случае нельзя поднимать голову и всматриваться в кожистые тени, висящие под потолком.
— Мы как в сказке «Али-Баба и сорок разбойников», — шутливо хмыкнула Аня. Привстав на цыпочки и заглянув в расщелину меж камней, она обнаружила забитый сокровищами птичий тайник. Среди пучков комковатых перьев и сухих трав ворохом были свалены потускневшие от времени цепочки, кольца и браслеты. Пришлось хорошенько покопаться, чтобы сгрести их все в одну большую кучу, а заодно выколупать из мелких трещин отвалившиеся драгоценные камни.
— Замутим магазин на диване? — проговорил Тим, помогая Ане собрать в сложенные лодочкой ладони часть побрякушек.
— О, ещё бы! — воскликнула она.
— Тише-тише.
— Что?
Тимур аккуратно опустил руку на её затылок и с мягкой, но не терпящей возражений настойчивостью пригнул голову девушки к своему плечу.
До слуха её донесся глухой хлопок. За ним последовало шуршание столь характерное, что никогда не слышавшая ничего подобного Анна с удивлением поняла: так могли бы звучать огромные кожистые крылья. Расправляемые во всю длину и принимающиеся делать широкие медленные взмахи.
— Не буди сородичей, — предостерёг Тимур на раздавшийся писк.
Сверху будто бы всё стихло, но когда Аня, чуть повернув голову влево и подняв подбородок вверх, посмотрела на потолок, на неё в ответ любопытно воззрилась пара немигающих ярко-оранжевых глаз. Мордочкой своей это мохнатое чудовище больше походило на мелкую собачонку, чем на настоящую летучую мышь. Его полусогнутые бурые крылья всё продолжали лениво шевелиться вдоль вытянутого тельца, то ли в попытках вновь распрямиться, то ли укладываясь поудобнее.
— Мать моя Бэтмен, — прошептала Аня со смесью восторга и страха в голосе.
Сверху сонно зашевелилось ещё несколько недовольных зверьков, и Тим молча подтолкнул свою спутницу к выходу.
— Они безобидные, — произнес он, когда зияющая дыра пещеры осталась чуть в стороне. — Да и едят только фрукты.
— Тогда почему мы ушли?
— Размах крыльев полтора метра — это почти вся пещера. Так себе получить по морде кожистой культяпкой, не находишь?
— Не находишь, блин, — с ворчанием передразнила она. — А предупредить?
— Да забыл я, прости, — смущенно растрепав волосы на затылке, проговорил парень.
— Забыл, что единственная на твоём острове пещера полна здоровенных летучих мышей?
— Это лисицы.
— В смысле?
— Калонг — летучая лисица, — пояснил Тимур. — И обычно их вид живёт на деревьях. Но в джунглях последнее время шумно, потому что Юстас развлекается со взрывчаткой, и они ненадолго переселились сюда.
— Боги мои… — со вздохом протянула Анна, не переставая внутренне изумляться и с интересом поглядывая в сторону каменистого пещерного входа: — Сколько их там?
— Полсотни.
— Ни хрена ж себе! Как их прокормить-то столько?
— Да никак, — усмехнулся Тим, — сами себе еду добывают на соседних островах, объедают там плантации манго, а отсыпаться прилетают ко мне.
— Почему?
— Кто знает, — пожал плечами парень, — чувствуют себя в безопасности, наверное.
— У тебя тут целый заповедник, — улыбнулась в ответ девушка.
Ладони её всё ещё полнились тяжестью награбленного птицами добра, и чтобы хоть как-то разобраться в сваленных одной кучей сокровищах, Анна выискала под ногами участок посуше и вывалила всё туда. Здесь, у входа в пещеру, грани острых скал переходили в редкую песочную гальку, светло-серую, перемежаемую с более крупными камнями. Прибой хлопьями пены то и дело набегал на них. Прокатывал взад-вперёд, наносил рваных пучков водорослей или забирал особо понравившиеся гладкие камешки с собой.
Анна присела на корточки. Опустила в очередную набежавшую волну толстый золотой браслет и принялась вымывать из его витиеватого плетения шелуху птичьего гнездовья. Когда девушка закончила и поднялась в полный рост, Тимур, всё это время наблюдавший за ней, заворожено выдал:
— Какая ты…
— Что? — Обернулась Анна на его голос.
— Красиво смотрится. — Он увёл посерьезневший взгляд в сторону, зачем-то поправил и без того хорошо сидящие на носу очки и только после решил пояснить: — Ну, твоя туника, когда разлетается.
Аня посмотрела на свою легкую, тончайшей паутинкой вытканную накидку. Утром её пришлось выпросить у Марго, чтобы прикрыть обгоревшие плечи.
— Колется немного, — сказала девушка.
— Колется?
— Синтетика же, — легко пожала плечами она, — а у меня довольно чувствительная кожа, капризная даже. Вечно шелушится, зараза, чёрт пойми от чего.
— А я и не знал.
Тим постарался сосредоточить своё внимание на побрякушках, разложенных прямо перед ним, но до чуткого слуха все равно долетел плеск воды. И как её ноги с мягким шуршанием ступают по сухой гальке, на цыпочках, чтобы не так болезненно впивались более крупные камни. И как она сама замирает, склонившись над ним, сидящим на прогретой за день земле.
— На, — улыбнулась Аня, протянув руку, — потрогай.
Ему стоило отказаться. Придумать что-нибудь дурацкое, в духе: «У меня обет воздержания, я других людей не щупаю»; или просто сказать, что верит ей и её шелушащейся коже на слово. Но Тимур, лишь на долю секунды помедлив, коснулся Аниных пальцев подушечками своих. Провёл с аккуратной нежностью от тонкой фаланги указательного вдоль каждой костяшки и вплоть до худого, в сиреневых сеточках вен запястья. И только тут понял, что всё это время непроизвольно задерживал дыхание.
— Шершавая же, скажи? — отчего-то совсем тихо произнесла Аня.
— Ничуть, — пробормотал он, умоляя ту внутреннюю, полную противоречий часть себя не идти дальше и почти насильно убирая руку в сторону. А после спокойно, словно бы не было этих замерших меж ними пылинок вечности, предложил: — А как насчёт натуральных тканей? Тоже колются?
— Это каких? — тут же поддержала Аня взятый им тон беседы. — Что-то вроде туники из хлопка?
— Или парео из шелка.
— Из настоящего? Да ну…
— Почему?
— Он ведь тяжёлый и плотный.
— Да нет, — ответил Тим. — У Мишель есть леопардовая такая полупрозрачная накидка. Там, кажется, смесь тканей, но в основном тонкий китайский шёлк. Она за неё кучу денег отвалила.
— У меня в любом случае столько не найдётся, — хмыкнула Аня, принимаясь разбирать по разным кучкам сваленные на землю драгоценности.
— Я бы… — начал было Тим, но взгляд её внимательных карих глаз вновь напомнил, как они на самом деле могут смотреть, когда действительно ненавидят. И с очередным волевым усилием парню пришлось затолкать в себя едва ли не сорвавшееся с языка «мог подарить».
Аня бы его за такую фразу четвертовала тут же. Как однажды едва ли не оторвала метафорическую голову за полученную на один из дней рождения электронную книгу. Да, та была сделана на заказ и стоила (по словам Анны) баснословных сумм, но Тимуру подумалось, что двадцать пять — довольно значимая дата для обычного подарка. Поэтому он заморочился, долго выбирал, рассматривал варианты, пока в голову не пришёл самый простой из ответов: Аня ведь любит читать и частенько жалуется на всё растущие ценники у обычных бумажных книг, поэтому пользоваться электронной, хотя бы в тех случаях, когда тратиться на томик какого-нибудь проходного бестселлера нет никакого смысла, ей будет гораздо удобнее.
Он оказался прав, но вместе с искренней благодарностью все равно получил порядочную трепку за «такой дорогущий подарок».
Ничего в нём, в общем-то, дорогого не было. Дороже он ценил их общение. И хотел бы, правда хотел подарить ей что-то красивое, потому что сама она была очень красивой. И не только внешне.
Хотя внешне, безусловно, тоже…
Стараясь не представлять, как на Анином теле перетекал бы легчайший шёлк нежного жемчужного оттенка (при мыслях о ней в голове почему-то возникал именно такой цвет), Тимур вдруг пришёл к выводу, что беседа эта для него превратилась в подобие какого-то дичайшего испытания. Где ему ничерта нельзя, а хочется столь многого… Он сделал глубокий вдох, а затем попытался найти компромисс между своими желаниями и той хрупкой гранью, где их хоть как-то можно реализовать, не навредив чужой гордости.
— У меня есть здоровенная такая льняная рубашка, — проговорил Тим. — Она, правда, старая, но совсем не жаркая, и на теле вообще не чувствуется. Если хочешь, я могу притащить.
— Мне уже стыдно тебя раздевать, — улыбнулась Аня в ответ. Тут же поняв, что ляпнула, она со смешком прикрыла рот ладонью и пробормотала: — Пф-хах, прости, прозвучало, конечно…
— Ну, — замялся Тимур, — в твоём духе.
— И не говори.
— Так что? С рубашкой?
— Да, давай, — согласно кивнула девушка. — С удовольствием её надену.
***
На песчаной гальке у скал они просидели довольно долго, почти до чернильных сумерек и потемневшего океана у ног. Побрякушки уже давно были разобраны на тематические (как выразилась Аня) кучки, и те, что выглядели на её взгляд «дорого-богато», оказались самым бесполезным хламом, который и подарить то кому-нибудь будет стыдно. Его решили оставить птицам. Те, пёстрые и нагловатые, заглядывали в свою пещеру пару раз, но, завидев людей, тут же с громкими возмущенными криками улетали прочь.
— Тайник они перенесут, — высказал Тимур догадку, когда очередная любопытная птаха прошмыгнула мимо скалы. — Или устроят диверсию.
— А эти калонги их не гоняют? — спросила Аня.
— Днём — нет. У них вроде договоренности по дележке территории, с учётом того, что птицы заняли пещеру первыми.
— В жизни бы не подумала, что на таком маленьком клочке земли может происходить столько событий разом, — улыбнулась она. — У тебя здесь вообще бывают спокойные деньки?
— Покой нам только снится, — смешливо отозвался Тим. — На самом деле у меня обычно очень тихо.
— Я заметила.
— Просто кое-кто вносит сумятицу.
Анна с удивлением взглянула на него. Слова были столь знакомыми, столь близкими ей самой, что хотелось узнать, откуда Тимур взял их? Где они оба могли такое слышать? Но собеседник не торопился с ответом. Смущенная, полная лукавства улыбка скользнула по его губам и тут же растворилась, когда Аня с тихим напевом заговорила:
— Входила в алые воды
вносила с собой сумятицу
какие твои годы?
и кто же за них расплатится?..
— Давненько я не слышал твоих стихов, — негромко отозвался Тимур.
— У меня есть новые.
— Прочтёшь?
Анна пожала плечами, неопределенно и как-то неловко, насколько вообще могла сделать это лёжа на спине. Когда они решили побыть здесь ещё немного, она устроилась у самой кромки воды, да так и осталась чувствовать кожей каждую набегавшую на берег просоленную волну.
Тимур всё это время сидел рядом не шевелясь. Ловил её мимолётные, брошенные снизу вверх взгляды и изредка нарушал тишину меж ними короткими фразами, что приходили на ум.
— Море и беды, — пробормотала Аня.
— Что?
— Море и беды. К славе
гордо чернеет стяг.
Древко твоей победы
сточено на костях.
Что ты застыл?
Сражайся.
Доблести стон лови,
Богу устало кайся.
Вновь зажигай огни.
— Красиво, — улыбнулся Тимур. — А что с огнями?
— Читал Кортасара «Все огни — огонь»?
— Ого… — задумчиво протянул он. — Это глубоко.
— Думаешь? А, по-моему, пошлость, — усмехнулась девушка, приподнимаясь на руках. Локти её тут же утонули в мягкой гальке, чуть покалывающей на ощупь, но всё же прочной настолько, чтобы Анна без труда смогла принять сидячее положение. Вытряхнув из своих коротких медно-рыжих прядей налипшие песчинки, она решительно произнесла:
— Матахари Хитам — твой отец?
— Откуда ты… — опешил Тимур.
— Пётр Фомич сказал, что у здешних охранников есть отличительный знак: татушка в форме глаза. И что этот Матахари его заказал.
— А он не сказал, что это байка? — донесся раздосадованный ответ. — Страшилка, которой запугивают детишек на островах Тихого океана?
— То, что твой папаня та ещё страшилка, я в курсе. Мы не первый год общаемся, Тимур. Но король пиратов, блин? — воскликнула Аня. — Хотя, знаешь, я вот вообще не удивлена! Собственный остров, бандюки, медведи… Теперь ещё этот заказ на Петра.
— Да кому он сдался? — отмахнулся Тим. — Глупость какая. Его даже в России никто всерьёз не воспринимает с тремя контузиями и тягой к патологической лжи. Не было никакого заказа, Ань, честно. Этот твой Пётр Фомич просто случайная переменная, не моя вина, что он себе там что-то надумал.
— А твой отец?
— Да что отец… — пробормотал парень, уводя взгляд в сторону. Смятения в нём, неприятного и отчаявшегося, было сполна.
Расстраивать Тимура в её планы никак не входило, и Аня, проклиная себя за неосторожность, хотела проговорить слова извинения, как-то перевести разговор в иное русло, но собеседник вдруг глубоко вздохнул и с неким обреченным смирением в голосе заговорил вновь:
— Человек, который меня воспитывал, действительно в широких кругах зовётся Матахари Хитам. Он не просто убийца и садист, о, нет… он самый настоящий психопат и, вдобавок, тот ещё наркоман. Хотя за последним мама старается следить, это, видишь ли, для их бизнеса вредно, — Тимур невесело усмехнулся. — Знаешь, они оба мне не биологические родители.
— Я знаю. И про то, что ты рос на островах, полных диких зверей, древних храмов и чокнутых контрабандистов — тоже, — даже не спрашивая, скорее вспоминая всё ей известное, произнесла девушка.
— Но я не говорил тебе, что оба моих родителя двинуты на всю голову. Нет, я серьёзно, — убеждённо заявил он, видя сомнение на чужом лице. — У отца сильное расстройство психики и полное отсутствие рамок дозволенного. Чтобы ты понимала, я всё детство был свидетелем тому, как он рассказывает пойманным туристам про безумие. По джунглям гоняет до изнеможения, зная, что в любой момент может их выловить. А ещё заставляет вытворять довольно дикие вещи, странные и страшные, доводящие до помутнения рассудка и выворачивающие личность наизнанку.
— Ты прости, конечно, но это полная жесть.
— Жесть, Ань, это когда маленький ребёнок впитывает подобное, как губка. Он ни разу меня и пальцем не тронул. Ни к чему не принуждал. Только позволял наблюдать и учил, если я сам просил об этом.
— То есть ты…
— Нет, я не такой же! — горячо возразил Тимур. — Я просто знаю, как таким стать. Я вижу свою черту каждый раз, когда закрываю глаза, и прекрасно осознаю, чего мне будет стоить её пересечь!
Выражение, с каким он снова отвёл взгляд, заставило Аню податься к нему чуть ближе и в неуклюжем, но искреннем порыве перехватить его безвольно раскинутые ладони. Она крепко сжала их своими, всё ещё чуть мокрыми от просоленных вод прибоя, и негромко позвала:
— Тима.
— Прости, — тут же повинился он.
— За что? Всё ведь в порядке, — подбодрила Аня. — И я очень хотела бы тебя поддержать. Ты ведь поэтому ходишь к психологу? Из-за отца? Тебе это помогает, я же вижу.
— Правда?
— Ну, агрессивных выходок точно поубавилось. Раньше, помню, даже на меня срывался.
— Я и сейчас иногда срываюсь. Просто делаю это там, где не пострадают дорогие мне люди.
Аня улыбнулась, чувствуя, как маленькие разряды пробегают под кожей, когда он бездумно начал поглаживать своими пальцами её ладони.
— Я бы столько хотел тебе рассказать. — Тимур внимательно взглянул на неё из-под упавшей на глаза чёлки. — Но, боюсь, ты будешь в ужасе.
— После медведя-то и отца-пирата? — сквозь негромкий смех спросила она. — Тим, слушай, я просто…
— Что?
— Блин, не знаю, как сказать… короче, я и подумать не могла, что с тобой будет так легко общаться вживую. Я будто тебя лет сто знаю… нет, погоди, не перебивай. Мы действительно давно знакомы, но, понимаешь, как бывает, встретишь человека в действительности, и какая-то напряженность сразу появляется между вами. А с тобой такого нет.
— Да-да, Тимур, ты мне тоже очень дорог, — плохо подражая её голосу, поддразнил он. — Но я понял тебя. Спасибо.
Говорить Анна ничего не стала, лишь расцепила их сплетенные пальцы и тут же крепко обняла парня в ответ. Тимур на столь близкий жест отреагировал странно: замер и едва ли не выставил руки перед собой, чтобы с мягким напором отодвинуть девушку подальше.
— Это слишком, да? — пробормотала она, поспешно отстраняясь.
— Нет, я… Просто лучше так не делай.
— Поняла-поняла, никаких дружеских обнимашек. — Стараясь скрыть возникшую неловкость, Аня поднялась на ноги и принялась с усердием отряхивать свои оголенные ноги от налипших на кожу мелких песчинок.
— Извини.
— Ничего, — как можно безразличнее проговорила она. — Знаешь, я тоже хочу с тобой кое-чем поделиться. И раз ты рассказал нечто столь важное, то вот тебе откровенность за откровенность: год назад я просто по уши, как самая настоящая одержимая влюбилась в своего начальника. И переспала с ним. Так себе повод перестать писать тебе, да? — Девушка натянуто улыбнулась и, показывая, что не намерена обсуждать только что сказанное, ушла гулять вдоль узкой прибрежной линии в полном одиночестве.
***
Когда впервые приехал к Сеймуру ещё пару лет назад, нет, даже не работать, так, погостить и залить очередные свои неудавшиеся отношения ромом, то сразу облюбовал эту комнату. Она была полузаброшенной гостиной, особо не предназначенной для сна или отдыха, но Яну то никогда и не требовалось больше, чем четыре стены и относительно крепкая крыша над головой. Впрочем, можно и без неё. За много лет недосыпа под аккомпанемент разрывающихся гранат приучаешься отрубаться при любых условиях.
Располагалась его комната удобно: на первом этаже, поближе к кухне и максимально подальше от предпочитавшего работать по ночам Сеймура. При всей любви Яна к собственному брату, выходки того были под стать характеру. А когда в три часа ночи на твою постель падает чьё-то пьяное тело с криками: «Я сделал!», спрашивать в ответ: «Что именно?» нет никакого желания. Хочется тоже делать. Дырки. От пуль. В чужой чумной башке.
— Ну и что случилось на этот раз? — спросил Ян, иронично изогнув уголки губ в усмешке.
Вернувшись в свою комнату ближе к полуночи, он обнаружил нетрезвого Сеймура в ванной. Тот сидел на корточках посреди душевой кабины и методично поливал голову ледяными струями воды.
— Ничего, — буркнул Тим, вытягивая руку вверх и проворачивая вентиль крана, чтобы заглушить поток.
— Не то чтобы меня это сильно интересовало, но у тебя что, секса давно не было?
— У меня давно не было человека, который искренне считал бы мои глаза красивыми.
— Насколько мне помнится, это случилось позавчера. Что за страйк она выбила сегодня?
— Обняла.
Яну пришлось почти насильно отобрать у пошатывающегося брата лейку и помочь тому выбраться из душа. С легким недовольством во взгляде он проследил за тем, как Сеймур стаскивает его любимое полотенце с сушилки и набрасывает себе на голову. А после, усевшись задом на мраморный борт душевого днища, принимается остервенело тереть махровой тканью свои взмокшие волосы.
— И тебя из-за каких-то обнимашек так вынесло? — удивленно спросил Ян.
— Каких-то… — проворчал Тим. — Она безумно тактильная. Постоянно меня то за руку хватает, то пальцем в щёку тыкает, когда я в своих мыслях куда-нибудь уплываю. И это ещё полбеды, а вот если мы сидим рядом, я вообще не знаю, куда себя деть, потому что чувствую, как…
— Как?
— Ну… её бедро…
— Так, стоп, — предостерёг Ян, выставив поднятую ладонь перед собой, — не продолжай. Слишком высокий рейтинг для моей нежной психики.
— Да как скажешь.
— Сеймур, ты идиот. Признайся ей уже, она же явно к тебе тянется!
— Ты её просто не знаешь! — возразил Тим, отбрасывая полотенце в сторону. — Аня, она…
— Да-да, тактильная, я слышал, — вновь нетерпеливо перебил его брат. — Ты такое, кстати, обожаешь. Так что не вижу причин, почему бы тебе наконец не выложить всё как есть. Она тебе нравится, ты ей явно тоже…
— Да с чего ты взял?!
— Это все уже заметили, кроме тебя.
— Ничерта вы не понимаете! — Разозленный, Тимур вдруг подскочил на ноги и принялся мерить шагами небольшую, выложенную темным кафелем ванную, да по привычке своей, обильно жестикулируя и сдаваясь во власть эмоций, громко высказывать накипевшие мысли вслух: — Вообще ничерта! Никто! Я сам ничерта уже не понимаю! И я не возбужден!
— Оно и видно, — не сдержал смешка Ян, давно уже не обращавший на импульсивность брата никакого внимания.
— Не так, как хотелось бы! — донесся возмущенный ответ. — Я, блядь, в ярости, и не знаю, куда это всё деть! Ума не приложу, что делать, как мне себя с ней вести, чтобы не перегибать палку! Чтобы она меня потом не возненавидела…
— За что она вообще должна тебя возне…
— Я думал, что справлюсь, — продолжил Тимур, пропуская чужие слова мимо ушей. — Да и когда меня, чёрт возьми, волновало чьё-то ко мне отношение? Ну, когда-то, когда ж это было… я уже не такой кретин. Не тот глупый, по уши влюбленный дурак, что позволял собой помыкать! Но знаешь, в чём самая задница, Ян?
«О, — подумалось Яну, — так это всё-таки диалог».
— И в чём же?
— Ей я всё на свете готов позволить.
Очки свои он оставил внизу, в небольшом погребке под кухней, где в пыльных бутылках хранилось дорогое, урожая какого-то там бородатого года вино и стояли ящики с ромом. Поэтому сейчас Тимур, подслеповато щурясь, нашарил руками квадратную, выделанную из цельного камня раковину и, уперев об неё ладони, втемяшился лбом в висящее прямо напротив зеркало. Напор оно выдержало, даже трещин не осталось. Лишь с характерно-гулким отзвуком по стене прошла рябь вибрации, затихая где-то позади сливного бачка унитаза.
— Сеймур, — напряженно позвал Ян.
— Я в порядке.
— Силу поумерь.
— Сам такой.
Ответ прозвучал совсем уж невнятно. Ян едва сумел понять этот полупьяный малайский, на который брат переходил каждый раз, когда градус выпитого превышал допустимую лично для него норму.
— Обычно, ты жалуешься, что всё из рук вон плохо и тебя уже достало такое положение вещей. А после идёшь всё исправлять, — осторожно начал Ян в попытке подбодрить его.
— Не в этот раз.
— Даже притом что ты, как сам выразился, кругом перед ней виноват?
— О, спасибо что сказал, — саркастично протянул Тим, отстраняясь от зеркала и с трудом различая своё помятое отражение в нём. — Как раз остужает голову, а заодно напоминает мне, на кой черт всё вообще затевалось.
— И на кой же, Сеймур?
— Потому что я действительно виноват.
— И это всё?
— Это всё. Большего всяким ворчливым псам знать не положено.
— Ты договоришься, — с раздражением осадил его Ян. Выслушивать нетрезвые бредни было одно, но позволять кое-чьей надменной заднице вести себя настолько по-хамски он не собирался. И без того, устал как собака, а тут ещё это чудовище. Мечется словно бешеный медоед, пытаясь сожрать добычу явно не по размеру пасти, так ещё и никому не позволяет расчленить эту тушу хотя бы надвое. Тут впору было послать брата куда-нибудь в сторону глубокой задницы, но Сеймур перевел на него вмиг ставший сосредоточенным взгляд и тихим извиняющимся тоном проговорил:
— Это правда личное, Ян.
— То самое личное, которым делятся с близкими людьми? — неприязненно отозвался он. — И я, по-моему, всё ещё один из них. Или уже нет?
— Да, всё ещё — да, — в смиренном спокойствии согласился Тимур. — Именно поэтому я не стану выливать на тебя это месиво из вины и гнева. Просто выполняй свои обязанности в рамках контракта да последи, чтобы Аня больше ни во что не встряла. Остальное дерьмо разгребу сам.
— Всё ещё не доверяешь никому из нас?
— Я все ещё не хочу втягивать никого из вас в свои проблемы больше, чем нужно.
— Как всегда, Сеймур.
— Да. Как всегда.