Прошло еще четыре дня. Парень продолжал названивать на номер девушки, безрезультатно срывая гудки.
— Миша, немного уже осталось, мы будем в городе через полтора часа, там ты сам с ней с глазу на глаз поговоришь, — пытался успокоить его Стас. Паша и Боря в последнее время к нему не подходили, видимо, чувствовали, что его не надо трогать.
Классная руководительница запретила Мише уезжать раньше, потому что среди родителей уже распространилась информация о самоволке учащихся. Ей не нужны были новые проблемы, поэтому она не спускала с него глаз и несколько раз ловила на побеге.
Эти полтора часа тянулись дольше, чем год. Казалось конца и края нет минутам, а секунды растягивались в вечность.
Парень сразу вызвал такси до дома Саши и, не заезжая, домой отправился к девушке.
Двор встретил его холодным серым цветом, скамейка была запорошена снегом, в подвале мяукала кошка, а из подъезда никто не выходил и темные окна дома смотрели недружелюбно. Он вдруг понял, что понятия не имеет, в какой квартире живет Захарова, поэтому присел на скамейку, достал сигарету и принялся ждать.
Вскоре поднялся ветер и его стало пронизывать насквозь. Его немного начало потряхивать, руки закоченели, зубы отбивали дробь. Сумерки быстро опускались на город, обволакивая темнотой каждый закоулок, но включились фонари и тьма отступила в норы, расползлась по стенам домов, до куда не доходил свет.
Домой Макаров вернулся лишь к одиннадцати, порядком перепугав родителей, которые его потеряли. Он не мог говорить, горло его сковало колющей болью, а грудь душил душераздирающий кашель.
Миша не помнил, что он им отвечал, лишь прошел в свою комнату и лег на кровать, все тело начинало нещадно гореть, у него поднимался жар. Видимо, он ненадолго отключился, потому что очнулся уже под одеялом, мама тихо напевала что-то рядом, и он понял, что это была колыбельная. Он так удивился, что боялся пошевелиться и спугнуть прекрасное мгновение, которым наслаждался лишь в детстве. На голове у него лежала мокрая тряпка. Точнее она раньше была мокрой, сейчас же она нагрелась и казалась раскаленной сковородой.
— Спи, сынок, у тебя жар и бред, ты должен спать, чтобы побыстрее поправиться, — прошептала она, меняя повязку и целуя его в лоб, когда очередной приступ кашля прервал ее пение.
— Спой… еще… — кое-как прохрипел Миша и провалился в глубокий сон.