Голос его звучал глухо. Раскосые беспокойные глаза слезливо моргали...
- Не знаю,- с тяжелым равнодушием ответил Степка.
x x x
Яков Алексеевич глянул на солнце, чихнул и позвал Максима.
- Не иначе, обломались в яру. Вечер на базу, а их нету... Приедет, проклятый,-поучим, да хорошенько... За посев поблагодарить надо... Оказал отцу помочь... Воспитал змеиного выродка...- И, багровея, рявкнул: Запрягай кобылу!.. Поедем встретим!..
Еще издали Максим увидел возле возов с сеном недвижно сидящих Степку и Прохора.
- Батя!.. Гля-ко, никак, быков нету...- шепнул он упавшим голосом.
Яков Алексеевич согнул ладонь лодочкой, долго вглядывался: разглядев, стегнул кнутом кобылу. Повозка заметалась по кочковатой целине. Максим, причмокивая, махал вожжами.
- Где быки?..- покрывая стукотню колес, загремел Яков Алексеевич.
Повозчонка стала около переднего воза. Максим на ходу спрыгнул, осушил ногя и, морщась, быстро подошел к Степке.
- Быки где?
- Пропали...
Страшный в зверином гневе, повернулся к бегущему отцу Максим, заорал исступленно:
- Пропали быки, батя!.. Твой сынок... разорили нас!.. По миру с сумкой!..
Яков Алексеевич с разбегу ударяя побелевшего Степку и повалил его наземь.
- Убью!.. Зоб вырву!.. Признавайся, проклятый: продал быков?! Тут небось купцы... ждали... Через это и охотился за сеном ехать!.. Го-во-ри!..
- Батя!.. Батя!..
В стороне Максим катал по земле Прохора. Бил сапогами в живот, грудь, голову. Прохор закрывал ладонями лицо и глухо мычал.
Выхватив из воза вилы, Максим вздернул Прохора на ноги, сказал просто и тихо:
- Признайся: продали со Степкой быков? Сговорено дело было?
- Братушка!.. Не греши...- Прохор поднимал руки, и кровь, густая, синевато-черная, ползла у него из разбитого рта на рубаху.
- Не скажешь?..- шепотом просипел Максим.
Прохор заплакал, икая и дергаясь головой... Зубья вил легко, как в копну сена, вошли ему в грудь, под левый сосок. Кровь потекла не сразу...
Степка бился под отцом, выгибаясь дугою, искал губами отцовы руки и целовал на них вспухшие рубцами жилы и рыжую щетину волос...
- Под сердце... бей...- хрипел Яков Алексеевич, распиная Степку на мокрой, росистой, земле...
x x x
Домой приехали затемно. Яков Алексеевич всю дорогу лежал вниз лицом. На ухабах голова его глухо стукалась в днище повозки. Максим, бросив вожжи, обметал со штанов невидимую пыль. Не доезжая до хутора, скороговоркой кинул:
- Приехали, мол, а они лежат побитые. Не иначе, мол, порешили их из-за быков... А быков взяли...
Яков Алексеевич промолчал. У ворот их встретила Аксинья, Максимова жена. Почесывая под домотканой юбкой большой обвислый живот (ходила она на сносях), сказала с ленивым сожалением:
- Зря вы кобылу-то гоняли... Быки, вон они, домой пришли, проклятые. Что же Степка-то, аль остался искать?
И, не дождавшись ответа, крестя рот, раззявленный зевотой, пошла в дом тяжелой, ковыляющей походкой.
1926