Прихожу в себя только к обеду следующего дня. Никакого желания вообще нет куда-то идти, что-то делать… даже о своей любимой работе не могу думать, а уж представляя, что любовники там вдвоём… уединяются в кабинете… снова жар приливает к щекам…Зарываюсь в одеяло. Не хочу покидать свой тёплый и уютный кокон. Громкий стук входной двери, заставляет присесть на кровати. Что там случилось? Громкие переговоры мужских голосов… да кто это? Мой интерес удовлетворяется в полной мере буквально через секунды — в комнату почти вваливаются отец с Альбертом. Гудящая голова, не дает сосредоточиться на их непонятных словах. Скорее, они сыплют на меня какие-то обвинения. За что? Что я сделала не так? Моя жизнь рухнула, а они о работе?
— Лика, да что с тобой? Ты срываешь нам контракт. Проект не завершён, а ты тут валяешься, — возмущается Альберт. — Ну отдохнула один день. Пора приниматься за работу.
— Где ты была? Почему телефон отключен, дочка, я думал, что ты пропала.
— Считайте, что у меня отпуск, — невозмутимо говорю, накидывая халат на пижамку..
— Какой отпуск? Ты о чем? — удивляется мой почти бывший муж.
— Такой, Альберт. Я не была в отпуске уже два года. Думаю, самое время. Сами разбирайтесь, я устала тащить все на себе. Со вчерашнего дня я официально в отпуске. Ты же знаешь, что нужно для этого сделать? — обращаюсь к Альберту.
— Как? — хватает воздух он. — У нас контракты…
— Вот и работай? — спокойно говорю я и закрываю дверь ванной комнаты у него перед носом. Прислоняюсь спиной к двери и выдыхаю. Сама удивляюсь откуда во мне столько смелости. Раньше я никогда так не разговаривала с мужем. Отец, поняв, что пахнет жареным, предпочел вообще удалиться.
— Лика, — зовёт меня Альберт, за дверью.
— Нет меня, — включаю воду, чтобы принять душ.
— Ты же взрослая женщина, прекрати вести себя как маленькая, — говорит он.
— Я устала быть взрослой, — отвечаю и становлюсь под живительные струи воды. Дальше я не слышу, что он говорит, пока не заканчиваю. Надев халат и обернув волосы полотенцем, выхожу в комнату, в надежде там уже не увидеть мужа, но Альберт сидит на кровати. В его руках рамка с моей фотографией в выпускном платье, которую сделала моя мама. Он задумчиво водит большим пальцем по ней, словно вспоминая о том дне. Тогда мы впервые познакомились ближе, ведь он и был тем красавцем, который пригласил меня на танец. Самый популярный мальчик в школе, капитан футбольной команды, любимец всех девчонок. Конечно, я сразу влюбилась в него без оглядки. А он… получается, что он просто воспользовался моей наивностью. Ведь все знали, кто мой отец. Странный… неужели он что-то чувствует ещё ко мне? Зачем тогда он так со мной поступил? Предал… сделал больно, унизил… растоптал… променяв на эту…Сердце сжалось от этих мыслей.
— Лика, ты помнишь наш первый танец? — еще бы я не помнила, ведь он был так галантен и не скрывал своего интереса. Смотрел только на меня, пренебрегая всеми, а я думала, что стала самой счастливой на свете. Но это было тогда… теперь, наверное, он также смотрит на Ханну…
— К чему это, Альберт? — пытаюсь быть равнодушной. — Пытаешься вызвать во мне ностальгию? Думаешь, что я расплачусь и кинусь в твои объятия?
— Ты же любишь меня, — стоит на своём. — Мы так любили…
— Именно! Любили. Ты сам, своими руками, убил нашу любовь, разрушил то, что было между нами, — пристально смотрю в его глаза. Он их опускает на мгновение, а потом уверенно смотрит на меня снова.
— Да я совершил ошибку, но неужели я не достоин шанса всё исправить?
— Ошибку? Ну что ж вы с папой заладили «ошибку»?! — скрещиваю руки на груди. По ошибке можно набрать не тот номер, можно повернуть не на том повороте, но измена, Альберт, это твой выбор, осознанный. Ты знал, что мне будет больно, но сделал. Ты просто надеялся это скрывать, но твоя Ханна оказалась пронырливой, — возмущаюсь я, вскинув руки. — Видишь, даже она тебя не хочет делить ни с кем. А ты! Ты мне предлагал жить втроём! Я просто поражаюсь твоей беспринципности и наглости. Предложить мне, мириться с любовницей. Одной, а потом второй, или сколько их там?!
— Лика…
— Что? Сколько их было, Альберт? Ты хоть когда-то был честен со мной? Тебе нужен брак по договорённости. Вот что я поняла. Ты хочешь продолжать жить со мной, потому что тебе так удобно, потому что ты боишься потерять контроль над компанией, и трахать за моей спиной, точнее уже не скрывая, всех кого захочешь. Но я… — прикладываю руку к своей груди. — Я не хочу так. Да я старомодная. Я хочу семью, я хочу мужа. который меня любит одну, который не смотрит по сторонам, для которого я буду одной единственной, как и наши дети, потому что я знаю, что готова дать это же в ответ. Я не смогу так жить. Я теперь тебе не доверяю. Каждый раз буду искать свидетельства твоей измены, снова и снова, терзаясь мыслями, а был ли ты сегодня с ней или ещё с кем-то?
Выпалив все на одном дыхании, только сейчас понимаю, что раньше боялась даже пошевелиться, слово поперёк сказать. Переведя дыхание, гляжу в глаза Альберту. Он был так уверен в моей любви и наивности, что даже не подумал, что может всё разрушить. Думал, что я никогда не решусь, не осмелюсь расстаться, что даже его измены буду готова терпеть. Словно тогда, на выпускном, он подобрал никому ненужную, неуверенную в себе простушку, и она никуда от него не денется.
— Лика, прости, я все понял. Я…
— Хватит, Альберт. Своими поступками ты сделал всё… во мне не осталось больше любви. Уже слишком поздно. Уходи…
Не знаю, что вселилось в меня, но теперь в моей голове преобладало понимание нашего неизбежного разрыва. От этих мыслей, стало легче, словно что-то тяжелое свалилось с души. Но Альберт, считает по-другому. Он резко встаёт с кровати и стремительно приближается. Порывисто обнимает меня, так что у меня перехватывает дыхание. Я не могу даже вздохнуть, не говоря уже, чтобы издать хоть какой-то звук. Рукой он прижимает мою голову к своему плечу. Полотенце с головы падает, и он пальцами зарывается в мои мокрые волосы. Набрав в легкие побольше воздуха, я наконец набираюсь сил и пытаюсь оттолкнуть его.
— Тебе, правда, было со мной скучно в постели? — набравшись смелости, всё же решаюсь задать вопрос, мучивший меня после слов Ханны.
— Что? — тихо спрашивает муж.
— Ты сказал Ханне, что я в сексе холодная, как лёд?
— Господи, нет конечно… — эмоционально шепчет и стремительно подхватывает меня на руки Альберт.
Он прижимает свои губы к моим, не давая издать ни звука. Кладёт на кровать и заводит мои руки за голову. Не отпуская и не давая даже вдохнуть столь желанный мне кислород, Альберт напирает и судорожно ощупывает мое, еще влажное от душа, тело под полами халата. «Решил доказать мне обратное?» — понимаю я, и от этого теперь во мне бурлят страх, животная ярость и полная беспомощность. «Что, если он не остановится? Что если не послушает и просто возьмет свое?» — осознание этого захлестывает меня волной. Я сжимаю свои губы до боли, ощущаю руки уже эмоционально чужого мне человека, потому что то, что он сейчас творит не укладывается в голове. Его прикосновения больше не отзываются во мне волнами возбуждения и страсти, а лишь приносят боль, душевную и физическую.
Почти скулю в его рот, а слёзы струями текут по щекам. Пытаюсь вырваться, но он садится на мои ноги, полностью отрезая мои попытки к сопротивлению. Его язык, как скользкая змея, пробирается в мой сопротивляющийся рот. На секунду расслабляюсь и разжимаю челюсти, но лишь для того, чтобы в ту же секунду сомкнуть их, укусив его до металлического привкуса. Альберт мешкается, матерясь от боли, и ослабляет хватку. Мне удаётся вырвать одну руку и незамедлительно наградить его ударами ладонью. Бью куда придется, но все без толку, лишь злю его своим поведением. Еще пара бесцельных ударов и он со всей силы отшвыривает мою руку, та будто тряпичная с силой ударяется обо что-то, лежащее на кровати. Я понимаю, что это рамка с фотографией, которую рассматривал Альберт, до того, как попытаться принудить меня к близости. Недолго думая, хватаю ее и со всего размаха прикладываю ею озверевшего насильника. Мне страшно, и я бросаюсь снова в ванную. Успеваю закрыть замок и слышу проклятия в свой адрес. Сползаю по двери на пол и зажмуриваюсь. Не в силах поверить, хватаюсь за голову и оттягиваю с силой волосы, будто пытаюсь проснуться. Но это не сон. Это кошмар наяву.
— Черт, Лика! Твою мать! Ненормальная! — слышу разгневанные проклятья за дверью, и в доказательство к этому, он с силой ударяет в дверь кулаком.
Я содрогаюсь от ужаса и сильнее обхватываю голову руками, стараясь не трястись. Молчу. Боюсь, что истерика победит, и я сорвусь на громкие рыдания.
— Я не хотел, Лика… — звук бьющегося стекла, наверное, ваза на столе.
— Уходи, Альберт! Все кончено! — зажмурившись, кричу до хрипоты. — Оставь меня в покое!
— Нет, Лика! Ты моя жена! Это всё из-за этого мужика?! Ты трахалась с ним?! — в гневе кричит он, и мне становится ещё страшнее. Никогда не слышала, чтобы он так орал, чтобы был таким… агрессивным. Кажется, я узнаю настоящего Альберта… Неужели все эти годы он притворялся?
— Пожалуйста, Альберт… уходи… — я больше не могу кричать и впадая в истерику, сквозь слёзы шепчу последние слова.
Слышу голос отца:
— Что здесь… Ох, ты ж…
— Все в порядке, Дитрих. Я уже ухожу.
— Ангелика? Лика, где ты? — слышу волнение в голосе папы, искреннее желание помочь.
— С ней все в порядке. Она закрылась в ванной.
— Что тут у вас произошло? Лика, детка, ты в порядке? Как все это понимать?
— Никак, это наше дело, — наглость этого человека просто поражает. Какое дело? Теперь у нас нет никаких больше дел.
— Альберт, ты забываешься… Я всегда был на твоей стороне, но теперь вынужден просить тебя уйти. Ты перешёл все границы.
— Уже… — и я слышу громко хлопнувшую дверь. Какой же ублюдок…
— Дочка, что он сделал? — слышу обеспокоенный голос отца, прямо за дверью, но я не могу ответить, тело сковала дрожь от пережитого, горло сдавил ком, не могу вымолвить ни слова. Не понимаю, как открылась дверь, хотя и знала, что у папы есть запасные ключи от всех замков в доме. Меня накрывают одеялом заботливые руки и поднимают с пола. Я рыдаю навзрыд около получаса, постепенно успокаиваясь на папином плече. Он молчит и гладит меня по голове, как в детстве. Неужели должно было случиться что-то ужасное, чтобы папа поверил мне? Неужели, поступок Альберта доказал ему, что я права и помог осознать свою ошибку? Постепенно в руках папы я прихожу в себя. Давно уже не помню от него такого проявления заботы. Отец тихо шепчет успокаивающие слова, спрашивает нужна ли полиция и сделал ли мне что-то Альберт. Кажется, он не на шутку испугался за меня. В его голосе и интонациях слышны сильное переживание и участие. Я только отрицательно качаю головой.
— Никогда… никогда я не вернусь к нему, пап, — сбивчиво говорю я.
— Конечно, родная, — поглаживая по плечу соглашается папа.
— Он раньше никогда таким агрессивным не был. Он меня сильно напугал.
— Всё хорошо. Он ушёл.
— Я хочу уехать. Мне нужен покой.
— Ты уверена? Одна?
— Да, так будет лучше.
Папа целует меня в висок и соглашается. Я прошу его помочь с фирмой пока не разберусь в себе и не вернусь. Быстро собираю чемодан и ухожу из отчего дома. Папа не останавливает меня, лишь просит звонить. Не задаёт вопросов: куда ты пойдешь? что будет дальше? Он понимает, что тоже виноват во многом. Поверь он мне, прими мою сторону сразу, ничего бы не было. До всего этого не дошло бы. Но… написанного — не сотрешь, а сделанного — не исправишь…Теперь у меня нет места, где я чувствую себя хорошо и спокойно. Нет дома. Наш с Альбертом совместный дом испачкан изменой, а может и не одной. А здесь, я каждый раз буду вспоминать его отвратительный поступок. Знаю, это было от безысходности и нехватки аргументов с его стороны. Понимаю, что возможно, я слишком испугалась, а его план был абсолютно другим. Он надеялся освежить чувства, возбудить, воззвать к моей страсти, но добился противоположного эффекта. Насильно невозможно чего-то добиться. Он ничего не сделал, но теперь я всегда буду задаваться вопросом: «А довел бы он до конца начатое?»
Такси ожидает меня у входа. В салоне играет приятная музыка, а сиденье прогрето после полуденным солнцем, которое заглядывает в тонированные окна и сильно припекает летним днем. Я называю адрес офиса Маркуса. Просто говорю на автомате, а потом понимаю, что действительно очень хочу сейчас оказаться рядом с ним. Только он может мне помочь, только его я хочу сейчас видеть. Удивительно, но этот мужчина за короткое знакомство завоевал моё доверие, почему-то рядом с ним мне становилось очень спокойно и хорошо.
Пробки на автостраде еще не образовались, так как время только подходит к концу рабочего дня. Открываю окно, впуская теплый ветерок. Подставляю лицо приятному потоку, надеясь стереть с себя грязь произошедшего. Мерзко — это единственное слово, что крутится в голове. Ненавижу — на помощь ему приходит еще одно, а за ним множество других, складывающихся в фразы, а после и в целые предложения, направленные на бывшего мужа и всю эту ситуацию. Формулировка «бывший» сама собой уже возникает, когда я думаю об Альберте. Сомнений, что я приняла правильное решение уже никаких нет. Сейчас мне только нужно найти себя, прийти в равновесие, справится с пережитым, излечиться, научиться любить себя и жить для себя. Кажется, я совсем не умею… не знаю, как это делать. Со мной всегда кто-то был рядом: мама, папа, потом Альберт…. Я никогда не жила одна. Не делала, что нравиться мне. Всегда кому-то старалась угодить, ущемляя свои интересы, и думала, что так правильно. Хотела быть хорошей для всех. Теперь пришло время заняться собой, но главное залечить душевную рану и забыть о предательстве самого дорогого до недавнего времени человека — мужчины, который был центром моего мира, которого я сильно любила.
Такси останавливается, не доехав до центральной улицы, где располагается офис Маркуса. Все перекрыто, наверное, ради очередного мероприятия, и в центр города невозможно добраться. А чтобы объехать, с другой стороны, нужно еще как минимум пятнадцать или двадцать минут просидеть в этом такси. Я принимаю решение в пользу того, чтобы пройтись пять минут пешком. Бреду по тротуару, волоча за собой чемодан, в который наспех, не глядя, что-то запихнула. Никто даже не обращает на меня внимание, ведь здесь ряд высокоранговых, дорогостоящих гостиниц, расположенных практически одна за другой по улице, уходящей в горизонт, которой не видно ни конца, ни края. Её наполняют большие автобусы и желтые такси, привозящие все новых и новых туристов, поэтому на женщину, бредущую по улице с чемоданом, никто не обращает внимание. Люди спешат, несутся стремглав, не замечая никого вокруг, и я первый раз не в их числе.
Дохожу до офиса Маркуса, ощущая всю правильность своего решения, и смело звоню в домофон. Мне отвечает знакомый и приятный тембр, заставляя улыбнуться и всхлипнуть одновременно. Лифт доставляет меня на заветный этаж, и дверь распахивается. На пороге меня встречает сам Маркус, удивленно смотря из-под густых ресниц. В его глазах читается обеспокоенность, и он спешит спросить:
— Ангелика, что произошло?
Ответом ему служат мои непослушные, сорвавшиеся с тормозов, слезы, как будто я только и ждала отмашки. Бросаю чемодан и впечатываюсь в Маркуса, ведомая порывом ощутить его участие и защиту. Он не отстраняется, лишь обнимает за плечи.
— Ирэна, отмените на сегодня все дальнейшие встречи, и вы тоже свободны. Спасибо, — распоряжается он, обращаясь к кому-то, кого мне не видно. — Пойдемте, Ангелика.
Он перехватывает меня одной рукой, так чтобы я оставалась в его крепких руках, и ведет в свой кабинет. Затуманенные мысли отказываются собираться и думать, как все это выглядит со стороны. Мне все равно!