Эмма сидела на диване в кабинете, подтянув к груди колени. Ей не хотелось находиться в его комнате, ей хотелось тишины. Пустоты. Она уставилась на свои пальцы. На идеально нанесённый лак.
«Я никак не могла сделать это сама и не вспомнить. Не во сне. Не так безупречно. Это невозможно».
— Ужин через час, — бросила Марго, проходя мимо двери.
— Можно тебя кое о чем спросить? — крикнула в ответ Эмма, напугав их обоих.
Марго обернулась и заглянула в кабинет.
— В чем дело? — с подозрением спросила она.
Эмма решила, что это не удивительно. Теперь они с Марго разговаривали только в случае крайней необходимости.
— Я просто… пытаюсь кое-что понять, — решила она польстить тщеславию матери. — И я подумала, может, ты сможешь мне помочь.
— Что ж, попробую, если ты не будешь грубить, — вздохнула Марго и, прошествовав в комнату, присела на краешек дивана.
— Я знаю, что со мной было трудно, и что последний месяц выдался нелегким, — начала Эмма, сглотнув подступившую к горлу желчь от необходимости задабривать мать. — Но сейчас я делаю все, что только в моих силах, чтобы все было как надо.
— Сегодня я виделась с доктором Розенштейном, и он говорит, что замечает постоянные улучшения в твоем поведении и восприятии, — ответила Марго.
Эмме удалось сдержать улыбку.
— Хорошо, я рада. Мне тут пришло в голову, вы, ребята, сказали это… э… Пол все это время был в Нью-Йорке, верно? Он уехал сразу после происшествия?
— Эмма, ты ведь не настолько глупа, чтобы снова связаться с этим парнем. Может мне…
— Нет, я знаю, — подняла руку Эмма. — Я не собираюсь его выслеживать. Я просто хочу убедиться, что он действительно там.
— А с чего ты взяла, что он не там?
— Не знаю, просто… у меня иногда возникает такое чувство.
— Ну, Джерри сказал мне, что на прошлой неделе разговаривал с ним по телефону, и Пол собирался на занятия, так что да, он на самом деле там. Он уехал через день или два после того, как ты вспорола себе ногу, — объяснила Марго.
— А. Ясно. Хорошо. И он вообще не возвращался?
— Нет. Из того, что мне известно, он не хочет возвращаться домой.
Эмма посмотрела на свои ноги.
— Мама, — выдохнула она, но тут же спохватилась. — Марго. Как тебе это удается?
— Удается что? На это уйдет весь день, Эмма? У меня есть своя жизнь, ты знаешь.
— Как ты… ты была со столькими парнями.
— Эй!
— Как ты удерживаешься от того, чтобы стать их частью? Как удерживаешься от того, чтобы в них не влюбиться? — продолжала она.
Марго так долго молчала, что Эмма наконец взглянула на нее. Мать смотрела на свои выкрашенные в пастельно-розовый цвет ногти. Потом посмотрела на пальцы ног дочери, очевидно, заметив ее педикюр.
— Это очень легко, — наконец ответила она, вставая. — Я никогда не забываю о том, что на свете есть всего один человек, которому я могу полностью доверять. Всего один человек, которому я на самом деле не безразлична, который всегда будет рядом.
На один дурацкий, неловкий, грустный момент Эмме показалось, что мать говорит о ней.
— Я. Не важно, какие слова тебе скажет какой-нибудь мужчина, сколько у него денег или насколько он хорош в постели, он все равно тебя разочарует. Все равно тебя поимеет. Поэтому я просто делаю это с ними первой и не трачу на них свои эмоции. Я знаю, что ты меня не любишь, Эмма, но тебе следует у меня поучиться — ни один мужчина не стоит твоей любви и преданности. Вспомни хотя бы свое прошлое. Ты любила своего папу, а он тебя бил. Ты любила Чёрча, а он бросил тебя, когда ты больше всего в нем нуждалась. Бесполезно. Просто беспокойся о себе, и все будет хорошо.
«Ах. Ну, конечно. Думай только о себе. Вот я дура, знала ведь, какой ответ меня ждет».
Когда Марго вышла из комнаты, Эмма решила, что на этом их разговор окончен, но тут в дверном проёме снова показалась белокурая голова матери.
— И, Эмма, спрашивай, прежде чем копаться в моих вещах, а потом клади их обратно. Мне не важно, даже если это просто лак для ногтей, он все равно мой. Ты что, думала, я не узнаю эту «Тёмную фиалку» у тебя на ногах? Не добавляй воровство в список своих «милых» привычек.
Значит он воспользовался лаком Марго. Чёрч был в доме. В комнате ее матери, в своей комнате. Наверное, везде. Наверное, пока все спали. Неужели это было в первый раз? Нет, Эмма так не считала.
— Я, эээ… прости. Я его найду и положу обратно.
— Хорошо, — кивнула Марго и уперла руки в бока. — Потому что, если это повторится, мне придется поговорить об этом с доктором Касперианом.
«Держу пари, ты очень хочешь еще разок «поговорить» с Каспером, самым дружелюбным сексуальным наркоманом».
— Он не доктор.
— Что ты знаешь? Он составляет мне компанию, пока ты в кабинете Розенштейна, он дал мне свой личный номер телефона. Я звонила ему по некоторым личным вопросам.
— Ах, — вздохнула Эмма. — Повезло тебе.
— Да. Он очень меня поддерживает в эти тяжелые времена, — вздохнула Марго, приглаживая свои вьющиеся волосы.
— Даже не сомневаюсь. А старому доброму Джерри известно об этих звонках?
— На что ты намекаешь?
— Ни на что, — Эмма быстро помотала головой. — Ничего особенного, просто не хотелось бы проболтаться. Если ты не хочешь, чтобы он знал о твоих… личных вопросах, разговорах и телефонных звонках, тогда я буду держать рот на замке.
— Ещё как будешь, — отрезала Марго. — Ты здесь только из-за Джерри, это он настоял, чтобы мы о тебе позаботились. Он заставил меня стать твоим опекуном. Будь моя воля, ты давно была бы на улице. Так что заткнись и не стой у меня на пути, а если я хочу чего-то добиться, то это мое личное дело.
Когда мать удалилась, Эмма прижала подбородок к коленям и стала вспоминать все, что только что проглотила. Думай только о себе — возможно, Марго была самой дерьмовой матерью на свете и таким же образцом для подражания, но она всегда из любой ситуации выходила победителем, так что Эмма знала, что этому у нее и впрямь следует поучиться.
Она глубоко вздохнула. Так что вполне вероятно, что Чёрч не только в городе, но и бывает в этом доме. Эмма принимала снотворное — он мог привести сюда духовой оркестр и часами играть «Макарену», она бы все равно не заметила. Но это также означало, что ему не хотелось ставить ее в известность, по крайней мере, поначалу. До этого момента. Почему именно до этого момента?
Она закрыла глаза и отмахнулась от этих мыслей. К чёрту его. Он оставил ее гнить в аду под названием «Солнечное ранчо». В аду, которым являлись Каспер и доктор Розенштейн. В аду, которым была опека Марго.
«Ненавижу его. Люблю его. Какая нахрен разница».
Эмма взглянула на лежащую рядом бежевую папку. Когда она попросила Райана украсть досье Каспера, то не знала, что будет с ним делать. Ну или, по крайней мере, не облекала это в слова, даже мысленно.
Но в глубине души она знала, она всегда знала, чего хотела. Эмме хотелось взять все под контроль. Хотелось остановить монстра. Нет, враньё. Ей самой хотелось стать монстром. Хотелось своими собственными зубами и когтями ломать кости и пускать кровь. Чтобы отомстить всем своим обидчикам. Всем, кто заставил ее почувствовать себя маленькой, слабой и беспомощной.
Чёрч исчез, но, надо признать, что у нее, скорее всего, и не получилось бы никак ему навредить.
С Марго дела обстояли слишком сложно, Эмма не могла причинить ей вред напрямую, поскольку в мгновение ока вернулась бы в дурку. Или в тюрьму.
Но вот Каспер… был холостяком. К тому же он часто переезжал, вообще-то, он работал в «Солнечном Ранчо» всего три месяца. Спал с замужними женщинами. Ради собственного удовольствия подпитывался страданиями других. Он разозлил многих людей, многих людей, которые, в принципе, могли здорово ему навредить. Он был идеальным олицетворением всех негодяев из прошлой жизни Эммы, а также идеальной мишенью.
Идеальной жертвой.
Она снова уставилась на свои ноги и прищурилась. Это ввело ее в замешательство. Неужели у нее и впрямь такие мысли? Или это всё он? Боже, порой быть сумасшедшей очень непросто.
Конечно, еще до встречи с Чёрчем Эмма часто метала о том, как жестоко отомстит своим обидчикам. Но это были всего лишь фантазии. Они никогда не перерастали ни во что большее. Но Чёрч словно что-то в ней высвободил. Заставил ее осознать, что она способна на такое, чего и представить себе не могла.
«Осознаю ли я это? Или это просто яд, которым он меня заразил? Я все еще под воздействием Чёрча, стремлюсь достичь его целей, заключающих в себе смерть и разрушения? До его появления мне никогда не хотелось ранить кого-то или убить…
…или хотелось?»
Следующие пару ночей Эмма проворочалась с боку на бок. Она перестала принимать снотворное и вместо этого прятала его вместе с остальными таблетками. Теперь, если Чёрч прокрадется, чтобы снова накрасить ей ногти, она уж точно это почувствует.
Но он так и не пришел.
В понедельник в шесть утра Эмма села и уставилась на свои ноги. Лак на большом пальце уже облупился, видимо, вчера, она ударилась обо что-то ногой, хотя толком не помнила.
Черт, может, все-таки она сама их накрасила?
Так как было еще рано, Эмма потратила дополнительное время на сборы. Секунду поколебавшись, она стёрла с ногтей лак и забралась в душ. Затем вымыла и побрила каждый сантиметр своего тела. Выйдя из душа, она даже успела высушить и уложить волосы — большая редкость. Когда Эмма, наконец, оделась и вышла в гостиную, Марго изумленно уставилась на нее.
— Боже мой, она похожа на человека, — фыркнула мать.
— Она и чувствует себя человеком, — пошутила Эмма, отбросив за плечо густую прядь волос.
— Продолжай в том же духе, и доктор Розенштейн сможет написать рекомендательное письмо в комиссию, — предупредила ее Марго.
Или умоляла. Трудно было понять.
На другом конце комнаты Джерри опустил газету.
— В самом деле?
— Ну, разве это не чудесный рождественский подарок? — вздохнула Марго. — Мы все могли бы открыть подарки, а потом ты бы отсюда съехала.
— Это так неожиданно. Эмма, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — спросил Джерри.
Когда он встал, Марго, казалось, крайне удивилась, затем быстро надела маску беспокойства.
— Дорогой, доктор Розенштейн прекрасно знает, что делает, и сам мне об этом сказал. Он считает, что Эмма полностью готова стать полноценным членом общества. Милый, мы не можем вечно водить ее за руку. Думаю, Эмме будет лучше переехать из этого дома, подальше от этих ужасных воспоминаний, так ведь? — спросила она и, схватив руку мужа, сжала ее в своей.
Джерри ни разу на нее не взглянул, только не сводил глаз с Эммы.
— Нет, дорогая, мне не кажется, что это хорошая мысль. Думаю, что это дом Эммы, и здесь ей будет лучше всего, — медленно произнес он.
«Он говорит уже не с Марго».
— Это нелепо, — вздохнула Марго, но тут же осеклась. — Эмма живет здесь совсем недолго. У нее вся жизнь впереди, мы не можем держать ее взаперти.
— И всё же я считаю, что еще слишком рано. Эмма, еще слишком рано, — подчеркнул он.
Эмма уставилась на него. Она никогда раньше не замечала, что его глаза совершенно такие же, как у Чёрча. Практически одинакового цвета. Странно, как прямо он сейчас на нее смотрел. Эмма нервно сглотнула и кивнула.
— Я знаю, что ты так думаешь, Джерри, — тщательно подбирая слова, произнесла она. — И, правда, очень это ценю. Я понимаю. Но мне пора повзрослеть. Пора мне жить самостоятельно.
Джери неожиданно вырвал запястье из хватки Марго и направился к входной двери.
— Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает. Я буду ждать машине.
А потом он ушел, хлопнув дверью. Мать и дочь потрясенно уставились ему вслед.
— Что все это значит? — наконец, спросила Марго. — Господи, можно подумать, ты его ребенок, а не мой.
— Ну, честно говоря, он относится ко мне как к дочери гораздо больше, чем ты, — не подумав, ответила Эмма.
— Ой, ради Бога. Если бы тебя воспитывал Джерри Логан, ты бы давно умерла от скуки, — фыркнула Марго, схватив со стола сумочку. — Пока ты будешь на групповой терапии, я хочу поговорить с доктором Розенштейном.
Всю дорогу до клиники, Эмма собиралась с духом. Она не прислушивалась к другим голосам у себя в голове, к голосам Розенштейна, Марго, Джерри, Чёрча. Они все время твердили ей разные вещи. Но она их заглушила. Сейчас настало ее время, ее время. И они уж точно были ей не нужны.
Поэтому, когда примерно через час она вошла в кабинет групповой терапии, ее переполняла решимость. На сей раз Чёрч ничего не вбивал ей в голову, его голос ничего ей не нашептывал и не руководил её действиями.
Нет, Эмма пришла сюда с собственной целью. Она воплотит в жизнь свои собственные планы своими собственными способами. Теперь это было шоу Эммы, и ей не терпелось посмотреть, что из этого выйдет, и к чёрту любого, кто окажется настолько глуп, чтобы ей помешать.
— Вау, ты отлично… выглядишь, — пробормотал Райан, когда она села рядом с ним.
— А раньше я выглядела не отлично? — окинув себя взглядом, спросила Эмма.
— Эм, ты всегда отлично выглядишь, — усмехнулся Райан и, протянув руку, прикоснулся к краю ее рукава. — Даже классно. Просто сегодня ты другая. Твоя одежда, волосы, и ты что, накрасилась? У тебя свидание?
Он сказал это в шутку, но в этот момент в комнату вошел Каспер, и Эмма уставилась на него.
— Что-то вроде того, — пробормотала она и прищурилась, когда психотерапевт остановился и положил руки на плечи какой-то девушки. Он стал их массировать, что-то нашептывая ей на ухо.
— Господи, надеюсь, ты шутишь. Только не говори мне, что влюбилась в этого засранца, — простонал Райан, его пальцы потянулись к шву у нее на плече.
Эмма покачала головой.
— Нет. Нет, вовсе нет. Кроме того, у него что-то с моей мамой, — прошептала она.
— Серьезно?!
— Серьезно, — сказала она, кивнув в сторону открытой двери.
Райан проследил за ее жестом, и увидел, как Марго улыбнулась и помахала Касперу рукой. Тот улыбнулся и помахал ей в ответ.
— А он не привередлив, — проворчал Райан. — В смысле, твоя мама горячая штучка, но… все равно. Она ведь мать одного из его пациентов.
— Наверное, это его еще больше заводит, — заметила Эмма, и он снова рассмеялся.
— Так ты прочла его досье? Мы закидаем его дом яйцами, когда я отсюда выберусь? — спросил Райан, и она наконец оттолкнула его руку, которая уже начала поглаживать ее воротник.
— Хммм? О, нет, на самом деле там не было его адреса, — солгала она. Эмма уже и забыла, что умеет врать. — Только старый, с востока. Пустая трата времени.
— Эх, облом. Может, в конце года они обновят адреса сотрудников, — предположил Райан, и она кивнула.
— Возможно.
Наконец Каспер занял свое место в центре круга и начал занятие. Он вдохновенно рассказывал о жестоком обращении и страданиях и предлагал всем поделиться своими историями.
Девушка, которой он до этого массировал плечи, со слезами рассказала о том, что её домогались. Он «в утешение» погладил ей бедро. Эмма выпрямилась на стуле и с удивлением поняла, что впервые за несколько недель у нее немного прояснилась голова.
«Ненавижу его. Хочу разрушить его карьеру. Хочу заставить его пожалеть о том, что вообще когда-то прикасался к женщине. Мне хочется сделать жуткие вещи, и я никогда не чувствовала себя лучше».
Когда занятие закончилось, Эмма немного задержалась в общей комнате. Она помогала Райану складывать стулья, смеялась и даже немного с ним флиртовала. Каспер вышел с девушкой, которую лапал, но остался в коридоре — оттуда доносился его приглушенный голос. Наконец в комнату ворвался звук, которого ждала Эмма.
Смех Марго.
— Мы пропустили что-то смешное? — спросила Эмма, когда они с Райаном вышли в коридор.
Марго отпрянула от стены, к которой прислонялась. Над ней, опираясь одной рукой о стену, склонился Каспер. Очень откровенный образ. Интимный. Неуместный.
— О, нет, просто глупая история, — хихикнула Марго и махнула рукой.
Каспер улыбнулся своей улыбкой прожжённого афериста и медленно выпрямился, словно ему нечего было стыдиться.
— Эмма, у тебя прекрасная мать. Знаешь, когда она впервые сюда пришла, я подумал, что это твоя сестра, — заметил он.
— Ах, ты! — голос Марго повысился на октаву.
— Господи, — простонал Райан, и Эмма шлепнула его по животу.
— Мы это уже проходили, — сказала она, заслужив удивленный взгляд Марго. — Доктор Каспериан, мы можем поговорить?
Она ни разу его так не называла. От этих слов его лицо просияло.
— Конечно, я как раз собирался в кабинет, составь мне компанию. Мисс Хартли, как всегда, было очень приятно, — сказал он, а потом набрался наглости и, приобняв Марго, поцеловал ее в щеку.
«Мисс Хартли, да? Бедный Джерри, даже не в курсе, что они уже развелись».
Когда они прошли по коридору несколько метров, Каспер положил руку Эмме на поясницу и наклонился к ней, в ожидании ее слов.
— Прости, что сегодня на занятии ничего не говорила, — вздохнула она. — Я… я хотела, но мне было не по себе. Ты читал мое дело, уверена, тебе известно о моем прошлом.
— Да, я читал, и поэтому немного огорчился, что ты ничего не сказала. Человеку с твоим прошлым групповая терапия может очень помочь, — сказал он, поглаживая ее рукой.
У нее начала зудеть кожа.
— Я знаю, знаю. Просто мне было как-то не удобно, по крайней мере пока. Может, мы могли бы начать один на один? Может, рассказав это только тебе, я смогу рассказать это всем остальным, — предложила она.
— Думаю, это отличная идея, хотя я удивлен, что ты не обсуждала это со своим психологом, — заметил он, остановив ее у запертой двери во врачебное крыло.
— Ну, ты же знаешь доктора Розенштейна. Он милый и все такое, но он… он…, — Эмма взмахнула рукой, словно подыскивая нужные слова. — Он не такой как мы.
— Не такой как мы? — переспросил Каспер, оглядев коридор.
На другом конце, скрестив руки на груди, по-прежнему сидела Марго. Райан исчез.
— Ты можешь дурачить всех остальных, но я вижу тебя насквозь, — поддразнила его она. — Ты хлебнул в жизни много дерьма. И сам натворил много дерьма. Розенштейн — типичный выпускник Лиги плюща, который, скорее всего, ни разу в жизни не совершил ни одного проступка. Как я могу поделиться с таким человеком своими самыми сокровенными тайнами? Ты же совсем другой. Что-то мне подсказывает, что ты такой же порочный, как и мы все. Этому я могу доверять. Могу доверять тебе. Если, конечно, я не ошиблась.
Говоря это, Эмма не сводила с него глаз, а ее пальцы снова играли с прядью волос. Каспер какое-то время на нее смотрел, потом кивнул.
— Знаешь, когда ты захотела со мной поговорить, я подумал, что ты начнешь отговаривать меня от встреч с твоей матерью, — усмехнулся он.
— Если хочешь, я и это могу сделать. Она замужем и слишком стара для тебя, я думаю, ты достоин гораздо большего и мог бы найти кого-то намного красивее, намного моложе и намного лучше в постели, — смело предложила она.
— Хммм, есть кто-нибудь на примете?
— Возможно.
— Вот это перемена в поведении, Эмма, — сказал Каспериан, и она подавила желание отстраниться.
Эмма знала, что решительные действия потребуют риска.
— Скорее приспособление, — поправила его она. — Ты мне всегда нравился, но доктор Розенштейн считает, что мне не пойдет на пользу, если я буду с кем-то флиртовать. С кем-то спать. А ты такой классный, что я… я держалась на расстоянии. Но послушав тебя сегодня, я поняла, что мне все равно. То, что меня к тебе влечет, не значит, что ты не можешь мне помочь, верно?
Она видела, как в голове у Каспера вращаются винтики. К счастью, они были очень взаимосвязаны с винтиками у него в пенисе и увели его далеко от ее истинных намерений.
— Вполне естественно, что тебя тянет к твоим врачам и психотерапевтам, — заверил ее Каспер и, положив руку ей на бок, сжал его в «ободряющем» жесте. — И в этом нет ничего дурного или постыдного. Конечно, я хочу тебе помочь, и я готов сделать все, что нужно.
«Доктор Розенштейн был прав, я — сильная, способная личность, которая может о себе позаботиться. Держу пари, ему и в голову не приходило, что я применю эту философию, чтобы разделаться с одним из его коллег».
— Только вот, я не знаю, как это делается. У тебя здесь есть кабинет? Хотя сомневаюсь, что доктору Розенштейну это понравится, — пробормотала она.
— Да, не понравится. Психологи, как правило, территориальны, — согласился Каспер, и Эмма чуть не рассмеялась.
Территориальны? Он подыскал неправильное слово. Нужно было сказать «этичны».
— Мы всегда можем встретиться за пределами клиники, так как ты на амбулаторном лечении.
— Типа в кофейне? — Эмма сморщила нос, все увереннее натягивая на себя маску святой простоты. — Не знаю, смогу ли я обнажить душу в Старбаксе.
— Боже, нет. Слушай, мне от этой работы полагается квартира, я живу недалеко отсюда. Знаю, для тебя это слишком большой шаг, но там никого нет, никто нас не побеспокоит. Я бы за тобой заехал, мы могли бы где-нибудь перекусить, а потом побеседовать наедине у меня дома.
— По-моему, здорово, — вздохнула она. — Но… как же Марго? Она и так-то практически не выпускает меня из дома, а если узнает, что я иду к тебе, то запрет дверь и выбросит ключ.
Он широко ей улыбнулся.
— Давай, я сам разберусь с твоей матерью. Я скажу ей, что нашел для тебя в городе замечательную группу для терапии, лично ее одобрил, и что тебе действительно очень поможет городская сеть психологической поддержки. Тогда я просто подхвачу тебя где-нибудь в городе.
«Господи, неужели кто-то и впрямь покупается на эту херню? Звучит так, будто он цитирует строки из руководства по изнасилованиям для аморальных врачей».
— Это так… мило, доктор Каспериан, — выдавила она. — Было бы просто замечательно.
— Хорошо, сегодня вечером я ей позвоню. Рад, что мы с тобой наконец-то подружились, Эмма. Ты даже не представляешь, как долго я этого ждал, — вздохнул он.
А потом он сделал то, чего Эмма больше всего боялась. Каспериан притянул ее к себе. Одной рукой он крепко ее обнял, другую так низко положил ей на бедро, что его пальцы коснулись ее ягодиц. Эмма стиснула зубы и заставила себя тоже его обнять, обвив руками его шею и прижавшись грудью к его груди.
— В воскресенье? — прошептала она ему на ухо и почувствовала пробежавшую у него по плечам дрожь.
— Воскресенье идеально, — прошептал он в ответ, и Эмма наконец-то улыбнулась по-настоящему.
«О, это будет святой день».